Во всем виновата осень
Шрифт:
За этот год они с Биллом, с горем пополам, все же закончили запись нового альбома, и группа выпустила его в свет. Но в тур они не поехали, только провели несколько промо-акций в разных странах в поддержку альбома и на этом все. Билл наотрез отказался оставлять Яну без собственного присмотра на такой длительный промежуток времени.
Том приблизился к окну. Его взгляд остановился на фотографии Билла и Яны. Низкое осеннее солнце, проникая сквозь большие окна больничной палаты, оставляло блики на покрывавшем ее стекле. Он сделал тот кадр около года назад на прогулке в парке в тот момент, когда Билл чмокнул Яну в щеку,
Том посмотрел на себя в идеально начищенном стекле. Он все никак не мог привыкнуть к своему новому отражению: его лицо теперь было гладко выбрито, а волосы коротко пострижены. С высоты пятого этажа Том выглянул на тихий сквер во дворе клиники. Деревья стояли темными силуэтами на фоне насыщенного голубого неба, украшенного пушистыми белыми облаками. Остатки листьев уже опали с деревьев. Теперь они лежали на земле, покрывая ее толстым ярко-желтым одеялом, изрезанным геометрическими узорами темных прогулочных дорожек.
За спиной он услышал звуки. Том обернулся. Билл, широко распахнув дверь, зашел в палату. Его лицо было осунувшимся, покрытым трехдневной щетиной. Он был еще более худым, чем раньше, а волосы его давно отросли и приняли свой естественный темно-русый, почти черный оттенок.
– О! Привет! Наконец-то! - воскликнул Том, с улыбкой.
Брат ему не ответил и вместо этого звонко сказал:
– Привет, любимая!
– Он подошел к кровати и чмокнул Яну в щеку. Только вот Яна ничего не сказала и не двинулась с места.
Билл, наконец, посмотрел на него:
– Привет, - тихо сказал он. Его вид был изнеможенным.
– Мама передавала вам с Яной привет. Просила вас поцеловать и обнять.
– Том подошел к брату и по-мужски крепко обнял его.
Билл подошел к окну и, глянув на вазу с цветами, которая простояла на подоконнике по соседству с фотографиями уже дня три, поправил композицию и недовольно сморщил переносицу.
– Как хорошо, что ты догадался цветы принести свежие! Я что-то замотался, а смотрю сегодня, эти уже начинают увядать. Надо выбросить, - сказал он.
Том пригляделся к стоящему на подоконнике букету:
– Да и эти очень даже хорошо смотрятся. Давай вторую вазу принесем, и этот букет тоже поставим, - предложил он.
– Нет! Тот уже старый. Нужно его выбросить!
– недовольно отрезал Билл. - Давай я вазу помою и поставлю свежий букет в нее.
– Он решительно выдернул цветы из рук Тома и, положив их на подоконник, взял вазу со старым букетом и пошел в санузел, чтобы налить свежей воды.
Том лишь вздохнул и, пока брат не видел, покачал головой. Спустя минуту Билл появился из туалетной комнаты.
– Ну, что говорят врачи?
– Говорят, что пока изменений к лучшему нет, но и ухудшений тоже нет. С организмом анатомически и физиологически у нее все в порядке. Она у меня видишь, какая сильная. - Билл глянул в сторону Яны и улыбнулся. - Но вот мозг пока не хочет работать правильно, - почти шепотом рассказывал
он пока стоял у подоконника и выбирал наиболее выгодный ракурс для букета. - Как мама, как ребята?– Да все у них хорошо. Конечно, они переживают за тебя и за Яну, - сказал Том и, немного помолчав, добавил, - И я за тебя переживаю.
Билл закончил теребить цветы и с озабоченным видом сел на свое привычное место в кресло рядом у оконной стены. Он поправил на правом запястье бирюзовый браслет.
– Билл, я, конечно, понимаю, что ты ее любил... любишь, - поправил себя Том, - Но прошел уже год и - никаких изменений. А если она еще десять лет так пролежит? Ты будешь еще десять лет здесь жить в этой палате, в этой больнице?
– Том, не начинай снова! Я уже устал от этого разговора с тобой, - раздраженно ответил Билл. - Ты прекрасно знаешь, почему я здесь. Я ее люблю и... только я виноват в том, что с ней случилось.
– Это неправда! Не ты несся по трассе сломя голову. Не ты въехал в ее машину.
– Но ведь из-за меня так произошло!
– Билл нервно положил ногу на ногу.
– Билл, ты это уже не можешь изменить. Ты не можешь изменить прошлое. Но ты можешь изменить настоящее и повлиять на будущее. Ребята за тебя переживают, мать места не находит, да и группа без тебя развалится. А ведь это дело не только всей твоей жизни, но и каждого из нас четверых, и ты это знаешь. Я не хочу на тебя давить. Я понимаю, что тебе тяжело, но у тебя ведь тоже есть обязательства и перед теми, кто еще живет. В том числе и перед самим собой.
– Не надо мне говорить про тех, кто жив, а кто нет! Яна тоже жива, знаешь, а то бы она здесь не лежала! Видишь, ее даже от искусственной вентиляции легких отключили полгода назад. Значит, она сама дышит. Значит, она живет!
– глаза Билла заблестели, и он опустил взгляд в пол.
Том отошел от брата и сел на пустую кровать у другой стены палаты. Он опустил руки между колен, сплетя пальцы, и грустно посмотрел на Билла. Это уже был не первый раз, что Том заводил с Биллом беседу на эту тему. Так или иначе, уже на протяжении нескольких месяцев каждый раз, как он приезжал в Москву, он пытался убедить брата не тратить свою жизнь зря. Но все было безрезультатно. Каждый раз Билл только раздражался.
– А знаешь, о чем я сегодня подумал, когда пришел сюда и посмотрел в окно на эту золотую осень?
– неожиданно спокойным и ровным голосом спросил Билл.
– О чем?
– он сам слышал в своем тоне безразличие, но ничего не мог с этим поделать.
Билл снова поднял глаза на брата:
– Я подумал, что если бы всего этого не произошло - не было бы той аварии, я бы Яне в прошлое Рождество сделал предложение.
Том удивленно поднял брови. Это было что-то на редкость новое. Этой истории за весь год он еще от брата не слышал.
– И мы бы этой осенью поженились, - продолжил Билл. Его взгляд был погружен глубоко в себя. - И сейчас были бы не здесь, а где-то на тропическом острове в медовом месяце.
– Он грустно улыбнулся. Внезапно улыбка сошла с его лица. Том заметил, как отрешенный взгляд брата наполнился невообразимой смесью грусти, боли и злости.
– Как же я ненавижу эту осень!
– выдохнул он.
Том тихо подошел к брату и обнадеживающим жестом накрыл сжатый кулак Билла, лежащий на подлокотнике кресла, своей ладонью.