Водоворот желаний

Массажистом, точнее массажисткой оказалась мощная тетка с задатками садистки. Однако после массажа мне, и правда, стало лучше, и я согласилась посидеть в китайском ресторанчике, что находился в пяти минутах ходьбы от клуба.

И мы с Ивановым двинулись по улице, освещенной закатным июльским солнцем.

Во время этого короткого путешествия я будто смотрела на себя со стороны. Вот я иду, в узкой юбке и шифоновой блузке, на шпильках. Рядом Евгений – сильный, поджарый, высокий, в джинсах и майке.

Против воли я принялась сравнивать Иванова с Бирюковым.

Бесспорно, у Аркадия было много достоинств, и главное – я с ним вполне мирно уживалась. Но одно дело – уживаться, и совсем другое – восхищаться. Ивановым я восхищалась. Я стремительно влюблялась во все, что делал Евгений, в его мимику, жесты, речь. В его манеру одеваться – слегка небрежную. Бирюков был требователен к одежде, а Женька – нет.

Именно здесь, на этой узкой улочке между клубом и заведением мне пришла в голову дурацкая мысль: мне бы такого мужчину…

За эти несколько минут не было сказано ни слова, мы шли и молча улыбались друг другу, летнему вечеру, прохожим…

Даже стало жаль, когда короткое путешествие завершилось, и мы оказались у цели.

Продолжая обмениваться улыбками, мы расположились на террасе ресторанчика. Полистав меню, я заказала белую рыбу, приготовленную на пару, Евгений – тефтели в коричневом соусе.

– Вот тебе мой подарок в качестве компенсации. – Иванов протянул мне клубную карту – это была карта vip-клиента.

– Нет, только не это, – простонала я.

– Пройдет, не бойся, – рассмеялся Женька. Как и все остальное, смех его очаровал меня.

Пока мы ждали заказ, я отлучилась попудрить носик – массаж гнал из меня лишнюю жидкость. Лучше бы он изгонял лишние мысли!

Сделав свои дела, вышла в коридор и наткнулась на гардеробщика – сухонького, щуплого старика-китайца. Я вежливо улыбнулась и уже прошла мимо, но услышала странную фразу, заставившую меня замереть:

– Пелестань славнивать, пелестань пугать себя, не стлой иллюзий, не додумывай за длугих, плеклати диалоги в собственной голове…

Я медленно обернулась и потрясенно уставилась на китайского оракула.

Лицо его было изборождено морщинами, рот запал, но взгляд раскосых глаз будто видел меня насквозь. Я с трудом обрела голос:

– Это вы мне?

Голова гардеробщика закачалась, я услышала его мягкий и тихий, похожий на шелест тростника голос:

– Больше всего рюди устают от самих себя.

Старик улыбнулся мне детской беззубой улыбкой и спрятался за дверью гардеробной.

Сраженная, я подалась назад в зал, где меня заждался Иванов.

– Что-то случилось? – встретил он меня вопросом. – На тебе лица нет.

– Нн-ет, – отозвалась я, пребывая все еще под впечатлением от странного старика и еще более странных слов. – Все в порядке.

За едой мне удалось стряхнуть наваждение и завести разговор – хотелось узнать о Евгении как можно больше.

– Жень, а ты раньше чем занимался?

– Я в ментовке служил.

– Да? Почему ушел?

– Ты же знаешь, какие там оклады.

– Догадываюсь. Но всем известно: мало кто там живет на оклад.

– Знаешь, всегда считал: оборотень в погонах в сто раз хуже бандита. С бандитом понятно все. Он никем не прикидывается, какой есть, такой есть. А продажный мент в любой момент может предать своих же.

Закуска была съедена, чай выпит, жизненные приоритеты расставлены.

Иванов подозвал официантку, я вытащила кошелек, но Евгений так глянул на меня, что я без звука сунула кошелек обратно в сумку.

Солнце уже село, когда мы тем же путем вернулись к клубу.

Иванов довел меня до машины, я открыла дверцу, забросила на пассажирское сиденье сумку, приготовилась сесть за руль и даже занесла ногу.

И тут Иванов тихо и серьезно произнес:

– С момента нашего знакомства ты не выходишь из моей головы. Даже покурить, – добавил он. Наверное, серьезный тон смутил его самого.

Обо мне и говорить нечего – я чуть не рухнула.

– Пройдет, – проблеяла я.

– Думаешь?

– Уверена.

– Скорее бы.

Как в замедленной съемке Евгений наклонился и прижался щекой к моей щеке. Он не обнял меня, не поцеловал, не приставал и даже не сказал ничего – просто его немного колючая щека касалась моей, он дышал мне в ухо – и все. Но с меня и этого хватило!

Улица, парковка, светящиеся витрины – все в ту же секунду померкло, и я провалилась в воздушную яму. Или в космическую дыру. Возможно, это была кратковременная потеря сознания – не знаю, потому что никогда за свою сознательную жизнь ничего подобного не испытывала. Разве только в далеком детстве на качелях, когда дух захватывало от страха и восторга.

Я отпрянула от Иванова, трусливо нырнула в машину и прижала руки к груди – сердце билось под ребрами так, будто я на спине у Панночки совершила полет над городом…

Женька секунду смотрел на меня с высоты своего роста, лицо у него было опрокинутое.

– А ты говоришь, пройдет, – с кривой ухмылкой проронил он.

Я еще пыталась отмахнуться от предчувствия, но на уровне солнечного сплетения во мне зарождалась паника: кажется, Иванов похитил мое сердце.

* * *

… Энергия, которую я привыкла тратить на работу, стала распыляться и утекать, как песок сквозь пальцы.

Голова была забита Ивановым, и если бы над человечеством нависла новая угроза заражения или (тьфу, тьфу, тьфу) разразилась третья мировая, я бы не заметила. Прямо барышня тургеневская, а не business women.

Одно движение, одно прикосновение, – и налицо биполярное расстройство.

Во мне обнаружились две сущности: строгий судья и романтическая дурочка, кисейная барышня, склонная к истерике.

Обсыпанная сахарной пудрой, ванилью и маком дурочка романтизировала, идеализировала Иванова и подстрекала меня на глупости! Это она подсадила мне идиотскую мысль развязаться с Бирюковым.

Строгий судья предостерегал: Иванова ты почти не знаешь, а Бирюкова немного уже изучила и даже чуть-чуть привыкла к нему. И ты обязана ему!