Воды дивных островов

Засим, едва ушел мастер Якоб, Заряночка усадила гостью на скамью подле себя, и заговорила с нею мило и ласково; но женщина все больше отмалчивалась да слушала, помимо того что отвечала кратко на расспросы хозяйки. Заряночка полюбопытствовала, откуда вышивальщица родом, и отозвалась та:"Из города Аттерхей". Тогда молвила Заряночка:"За последние несколько дней раза два-три поминали при мне этот город, а прежде, сдается мне, я о нем и вовсе не слыхивала; однако же, слетев с твоих уст, название это словно бы пробудило во мне воспоминания давно забытые: как если бы побывала я там некогда, и хотела бы снова туда вернуться. Уж нет ли там чего примечательного, о чем люд толковал бы из края в край, так что могла я услышать о городе от кого-нибудь, и не придать в ту пору значения?" "Нет, госпожа, - отвечала женщина, - разве что выстроен он на краю густого, зловещего леса; во всем прочем то был некогда веселый город; народ съезжался туда со всего края".

Поглядела на гостью Заряночка, и увидела, что на глаза у нее навернулись слезы, и текут по щекам, пока говорит она. Засим молвила девушка:"Не могу ли я что-нибудь сделать, дабы утишить твое горе?" Отвечала почтенная женщина:"Так добра ты ко мне, и столь ласков и нежен твой голос, что не могу я сдержать рыданий. Сдается мне, оттого я плачу, что любовь к тебе вошла в мое сердце, и слилась там с воспоминанием о былом несчастии. Спрашиваешь ты, нельзя ли чего сделать, чтобы утишить мое горе; дорогая леди, теперь я уже не горюю; это все в прошлом; нет, теперь я не то что не горюю, теперь я счастлива, потому что ты рядом. Но раз уж ты так ко мне любезна, я попрошу тебя кое-что для меня сделать; а именно, рассказать мне о своем прошлом. Я имею в виду твое детство, о милая девушка, то время, когда была ты совсем крошкой".

Тут Заряночка поцеловала гостью и молвила:"До глубины души растрогана я тем, что ты меня любишь; ибо едва я тебя увидела, сердце мое к тебе потянулось; и теперь, сдается мне, станем мы добрыми друзьями; и во благо мне будет обзавестить подругой, годами гораздо меня старше, так что ничто промеж нас не встанет, ни любовь мужчин, ни прочие горести!" "О да, отвечала почтенная женщина, улыбаясь не без грусти, - теперь вижу я, что и твои глаза наполнились слезами, и голос твой дрогнул. Может ли такое быть, о добрая и прелестная дева, что любовь мужчин причинила тебе горе? Кто же одержит верх в любви, коли не ты?" Тут принялась она поглаживать руку девушки; но молвила Заряночка:"История всей моей жизни черезчур длинна, матушка, хотя лет мне немного; но теперь исполню я твою волю и расскажу тебе о моем детстве".

Тут принялась она рассказывать гостье о своей жизни в Обители у Леса, и о ведьме с ее злобным и склочным характером, и о любви своей к диким тварям, и о том, как росла она там. Долго говорила Заряночка, ибо воспоминания былых дней уводили ее в прошлое, и она словно бы заново переживала все происшедшее встарь; а почтенная женщина сидела подле рассказчицы, глядя на нее с любовью; и, наконец умолкла Заряночка и молвила:"Ну вот, поведала я тебе гораздо больше, чем заслуживают того подобный пустяк и жизнь, во всем схожая с жизнью лесного зверя. Теперь ты, матушка, расскажи мне о себе, и о том, что за беда случилась с тобою в городе Аттерхей; и сама увидишь, что, выговорившись, утешишься ты и повеселеешь". "Ах, так считают молодые, отвечала женщина печально, - ибо у юности много дней впереди, и есть место надежде. Но хотя рассказ о моем горе разбередит мою рану, отказать тебе я не в силах. Горюю я об утрате своего дитяти; а ведь малютки прекраснее и ласковее на свет не рождалось".

Тут принялась гостья рассказывать Заряночке про появление ведьмы в городе Аттерхей, и про бедную женщину, - словом, обо всем, о чем узнали вы в начале этой книги; и дошла до того самого момента, как ушла она из дома закупить снеди для ведьмы; ибо она сама и была той бедной женщиной. И вот поведала гостья о том, как возвратилась домой, и обнаружила, что гостья исчезла, а вместе с нею и дитя; и хотя расплакалась бедняжка давеча от любви к Заряночке, повествуя о несчастии своем, она не плакала, но рассказывала отрешенно, словно речь шла о чужих для нее людях. И закончила женщина вот как:"Когда вдоволь набегалась я туда-сюда, словно одержимая, и порасспросила всех соседей, задыхаясь и мешая слова, кто отнял у меня дитя; и когда побывала я у леса, и даже немного в него углубилась, и еще побродила взад-вперед, и сгустилась ночь, - тогда снова возвратилась я в свою жалкую хижину, истомленная горем, с трудом осознавая, что со мною произошло. Там, на столе, стояло принесенное мною угощение и питье; там же лежали деньги, врученные мне ведьмой; и, несмотря на горе, при виде снеди взыграл во мне голод, и я жадно набросилась на еду, и поела, и попила, и так пришла в себя, и снова осознала свое горе. На следующий день я опять металась туда и сюда, надоедая людям расспросами и зрелищем своего несчастья; но все было напрасно. Дитя исчезло, осталась я одна. Мало что можно к тому прибавить, ласковая госпожа. Чтобы выжить, пришлось мне принять позорную плату за мою малютку, то есть ведьминские деньги; дабы прокормиться, надо было сноситься с людьми; засим накупила я себе тканей и шелка, имея теперь к тому средства, и принялась за вышивание, ибо уже тогда почиталась я знатной рукодельницей. Засим Господь и святые угодники явили мне свою милость, и расположили ко мне добрых и сострадательных людей, и не было у меня нужды ни в работе, ни в средствах на жизнь. Но спустя некоторое время опротивел мне Аттерхей, где дорогое мое дитя резвилось бы у моих ног, кабы не напасть. К тому времени скопила я немного денег, и, будучи весьма искусной в своем ремесле, перебралась сюда, и, хвала святой Урсуле, жизнь моя тут легка; и хвала всем святителям, что повстречала я тебя, такую ласковую да пригожую; и с виду тебе ровно столько лет, сколько исполнилось бы моей дочурке, кабы жила она еще на этом свете; или сколько же тебе лет на самом деле, милая госпожа?"

Заряночка схватилась рукою за грудь, и побледнела, и тихо проговорила:"Думаю, что мне двадцать лет".

Тут обе замолчали; и вот, уняв наконец биение своего сердца, молвила Заряночка:"Теперь кажется мне, будто пробуждаются во мне воспоминания еще более ранние, нежели те, о коих я тебе давеча поведала. Некая женщина достала меня из корзинки и посадила на ослика; осмотрелась я - а вокруг расстилается поросшая травою лесная поляна; глядь - а прямо передо мною вверх по дереву шмыгнула белка, и обежала вокруг ствола, и спряталась; я потянулась к белке и позвала ее; тут подошла ко мне женщина, и подала в горсти лесной земляники".

Тут перебила рассказчицу гостья, дрожа и бледнея:"Скажи мне, дитя, не помнишь ли, как выглядела женщина, что посадила тебя на осла и угостила земляникой?" Заряночка пристально вгляделась в лицо собеседницы, и покачала головой, и признала:"Нет, матушка, это была не ты". "Конечно, конечно, не я, - воскликнула гостья, - но подумай-ка снова". Проговорила Заряночка медленно:"Не моя ли госпожа то была? Высокая и статная, казалась она несколько худой и костлявой; с огненно-рыжими волосами, с ослепительно-белой кожей и тонкими губами". Отвечала бедная женщина:"Нет, нет; бесполезно; не такова была она". Тогда Заряночка подняла взгляд и с надеждой проговорила:"Да, но порою являлась она и в ином обличии: высокая, темноволосая, с изогнутым носом, с глазами ястреба, на вид около тридцати зим; словом, могучая женщина. Не видала ли ты таковую?
– не помнишь ли ее?"

Вскрикнув, гостья вскочила на ноги, и едва не упала, но Заряночка тоже поднялась, и заключила ее в объятия, и принялась утешать, и снова усадила ее на скамью, и опустилась перед нею на колени; вскорости бедная женщина пришла в себя и молвила:"Дитя мое, спрашиваешь, помню ли я ее? как смогу я позабыть ее?
– ведь это воровка, похитившая мое дитя".

С этими словами почтенная женщина соскользнула со скамьи, и опустилась подле Заряночки на колени, и склонилась к самому полу, словно не статная девушка была перед нею, а малолетняя крошка, и принялась целовать и ласкать Заряночку, и лицо ее, и руки; и приговаривала, всхлипывая и улыбаясь:"Потерпи малость, дитя мое, родное мое, прекрасное дитя! Ибо я и в самом деле твоя мать, и так давно тебя не видела; но как только приду я в себя, я стану умолять тебя вот о чем: не покидать меня более, и любить меня, как люблю тебя я".

Заряночка обняла ее, и поцеловала, и молвила:"Я люблю тебя всем сердцем и никогда, никогда тебя не покину".

Затем поднялись они на ноги, и мать взяла Заряночку за плечи, и слегка ее отстранила, любуясь на девушку; и, ни в силах наглядеться, приговаривала:"О да, выросла ты высокой и статной; выше, пожалуй, не вырастешь; а похорошела-то как, моя милая; это ты-то, что родилась в лачуге бедняка!
– не удивительно, что нашлись желающие тебя похитить! Дивлюсь я: неужели сама я могла некогда похвалиться подобною красотой? По чести говоря, было время, когда многие называли меня красавицей; было да минуло, а теперь посмотри на меня! Нет, дитя мое ненаглядное, ты не печалься и не грусти; ибо отныне не знать мне более ни страха, ни горя, и настанут для нас двоих счастливые дни; глядишь, от такой радости и я похорошею да выровняюсь!" С этими словами она заключила дочь в объятия; и казалось, что сколько бы не обнимала она ее и не целовала, все будет ей мало; и любовалась она на руки Заряночки, и ноги, и плечи, и поглаживала их, и ласкала, и дивилась красоте ее тела, словно молодая мать, одержимая любовью к своему первенцу. А что до Заряночки, та весьма радовалась матери; и все-таки в глубине души раздумывала: кабы случилось так, чтобы кто-нибудь из братства забрел часом в эту сторону и разделит с нею радость от встречи со вновь обретенным дорогим другом. И говорила она:"Да окажется это Виридис!" - но в сердце своем, хотя сама себе в этом и не признавалась, мечтала девушка, чтобы отыскал ее наконец Черный Оруженосец.

Глава 4. О том, как Якоб и сыновья Джерарда полюбили Заряночку.

И вот зажила Заряночка в мире и покое; и вступила в гильдию вместе с матерью; и взяли они себе учениц, сколько положено; и принялись богатеть, ибо мало кто в Пяти Ремеслах занимался изящным рукоделием, а уж их работа воистину равных себе не имела, как по красоте рисунка, так и по мастерству исполнения. Девушка объявила народу, что бедная женщина (каковая звалась Одри) приходится ей родной матушкой, у которой саму ее в раннем детстве похитили; но никому не рассказала о похищении в подробностях. И стали жить-поживать эти двое в любви и согласии, и что до Одри, то, как она и предсказывала, теперь, когда дни ее наполнились счастьем, и текли в довольстве да в роскоши, красота давно минувшей юности возвратилась к мастерице, и стала Одри одной из самых пригожих женщин для своих-то лет; и невооруженным глазом видно было, что эти двое - и впрямь мать и дочь, настолько походили они друг на друга.

Джерарда и его сыновей Заряночка оставила у себя в услужении; и приносили они ей немалую пользу, не только исполняя поручения и состоя на посылках; по чести говоря, красота девушки настолько бросалась в глаза, что порою, выходя на улицу или на многолюдный рынок, почитала она необходимым иметь при себе крепкого молодца с оружием; многие домогались ее любви, в том числе и знатные люди; кто - честь по чести, а кто и иначе.

Что до поклонников, по правде говоря, только двое порядком ее беспокоили; а более всего тревожило девушку вот что: не могла не заметить Заряночка, что любовь к ней проснулась в сердцах Роберта и Джайлса, сыновей Джерарда. Засим порою раздумывала девушка, что следует отослать их от себя прочь. Но когда доходило до дела, никак не могла она собраться с духом; хотя другого средства не предвиделось, столь сильно ранила души юношей страсть к Заряночке. Не то чтобы они заговаривали о том с госпожой своей или намеренно досаждали ей знаками любви; однако никак не удавалось им скрыть свои чувства от зорких глаз Заряночки. Тем не менее, девушка все терпела во имя дружбы, и еще потому, что признательна была сыновьям Джерарда за верную службу; и по доброте душевной делала все, что могла, дабы утишить их горе. Воистину, человеком столь достойным и честным почитала она отца, а юношей находила столь пригожими и милыми, что говорила себе: кабы не образ другого, навечно запечатленный в ее сердце, один из этих двоих уж непременно стал бы возлюбленным ее и любезным собеседником.