Воды слонам!

Когда мы загружаем животных обратно, я забираюсь в вагон и заглядываю в нашу комнатушку.

Кинко сидит на раскладушке, положив ногу на ногу. Дамка обнюхивает постель, которую мне принесли вместо заплесневелой попоны. Скатанная в рулон постель увенчана аккуратно сложенным красным пледом и подушкой в мягкой белой наволочке. На подушке лежит квадратная картинка. Когда я за ней наклоняюсь, Дамка отпрыгивает, словно ошпаренная.

«Мистер и миссис Розенблют имеют честь пригласить вас тотчас же в купе номер 3, вагон 48, на коктейль, за которым последует ужин.»

Я удивленно поднимаю глаза. Кинко смотрит на меня в упор.

– Что, подлиза, не тратил времени даром?

ГЛАВА 7

Номера на вагонах расставлены в полнейшем беспорядке, так что найти вагон номер 48 мне удается далеко не сразу. Он выкрашен темно-бордовой краской, и во всю длину вагона золотыми буквами в фут вышиной значится: «БРАТЬЯ БЕНЗИНИ: САМЫЙ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ЦИРК НА ЗЕМЛЕ». А под ними сквозь свежую краску едва заметно проступает другое название: «Цирк братьев Кристи».

– Якоб! – доносится из окна голос Марлены, и миг спустя она уже появляется в конце вагона и свешивается через перила так резко, что юбка закручивается вокруг ног. – Якоб! Как я рада, что ты пришел. Заходи скорее!

– Спасибо, – говорю я, оглядываясь. Взобравшись на подножку, я прохожу вслед за ней по длинному коридору до еще одной двери.

Купе номер 3 просто грандиозно, а вот номер на нем явно неправильный: оно занимает половину вагона, а внутри есть еще как минимум одна комнатка, отгороженная плотной бархатной шторой. Само купе отделано ореховым деревом и обставлено мягкой мебелью.

Еще в нем есть обеденный уголок и встроенная в нишу кухня.

– Чувствуй себя как дома, – говорит Марлена, указывая мне на один из стульев. – Август подойдет через минуту-другую.

– Спасибо, – отвечаю я и сажусь.

Марлена усаживается напротив.

– Ох, – восклицает она и снова вскакивает, – и никудышная же из меня хозяйка! Хочешь пива?

– Спасибо, – говорю я. – Это было бы просто шикарно.

Она проносится мимо меня к рефрижератору.

– Миссис Розенблют, можно вас спросить?

– Пожалуйста, зови меня просто Марленой, – просит она, открывая бутылку. Достав высокий бокал, она медленно наливает пиво по стеночке, чтобы не было пены. – И спрашивай, конечно же. – Протянув мне бокал, она возвращается еще за одним.

– Откуда у всех в этом поезде столько спиртного?

– Обычно мы начинаем сезон с Канады, – отвечает она и снова присаживается. – А у канадцев куда как более цивилизованные законы. Твое здоровье, – добавляет она, поднимая бокал.

Мы сдвигаем бокалы, и я делаю глоток. Какое чудесное прохладное светлое пиво.

– А что, пограничники не проверяют?

– А мы прячем выпивку у верблюдов.

– Простите, не понял, – признаюсь я.

– Верблюды плюются.

У меня чуть пиво через нос не выливается. Она тоже прыскает и, смутившись, прикрывает рот ладонью, а потом вздыхает и отставляет бокал в сторону.

– Якоб!

– Да?

– Август рассказал мне, что случилось сегодня утром.

Я смотрю на свою пораненную руку.

– Он так расстроился. Ты ему нравишься. Честное слово. Это всего лишь… ну, не так просто объяснить, – она опускает глаза и краснеет.

– Да ладно, – отвечаю я. – И думать забудьте.

– Якоб! – раздается из-за моей спины голос Августа. – Дружище, дорогой! Как славно, что ты смог выбраться к нам на ужин. Я погляжу, Марлена уже налила тебе выпить. А в костюмерную водила?

– В костюмерную?

– Марлена, – говорит он, печально качая головой и укоризненно грозя ей пальцем. – Ай-яй-яй, как нехорошо, дорогая.

– Ой, – подскакивает она, – совсем забыла!

Август подходит к бархатной шторе и отдергивает ее.

– Алле-оп!

На кровати разложены бок о бок три наряда. Два фрака, причем к каждому полагается пара туфель, и чудесное платье из розового шелка с обшитыми стеклярусом горловиной и подолом.

Марлена вскрикивает, хлопая от радости в ладоши. Схватив с кровати платье, она прикладывает его к себе и принимается кружиться по купе.

Я поворачиваюсь к Августу:

– Но ведь это же не от веревочника, так?…

– Фрак – на веревке? Не смеши меня, Якоб. В работе главного управляющего зверинца и конного цирка есть свои плюсы. Можешь переодеться там, – говорит он, указывая на полированную деревянную дверь. – А мы с Марленой – прямо тут. Такого у нас еще не было, да, дорогая?

Она хватает розовую туфельку и ласково тычет ею Августа.

Последнее, что я вижу, закрывая за собой дверь в ванную, – переплетенные ноги, опрокидывающиеся на постель.

Когда я возвращаюсь, Марлена и Август являют собой саму благопристойность, а за спиной у них, вокруг столика на колесах, уставленного блюдами с серебряными крышками, суетятся три официанта в белых перчатках.

Платье Марлены едва прикрывает плечи, из-под него торчат ключицы и тоненькая лямка лифчика. Перехватив мой взгляд, она поправляет лямку и снова краснеет.

Ужин просто великолепен. Сперва нам подают суп-пюре из устриц, потом – говядину, вареную картошку и спаржу в сливочном соусе, за которой следует салат из омаров. Когда приносят десерт – английский сливовый пудинг под коньячным соусом, мне кажется, что в меня не влезет больше ни кусочка. Однако не проходит и минуты, как я уже выскребаю тарелку ложкой.

– А ведь Якоб-то у нас не наелся, – нарочито медленно произносит Август.

Я замираю с ложкой в руке.

Тогда они с Марленой начинают хихикать, и я в ужасе опускаю ложку.

– Ну, что ты, мальчик мой, я же пошутил – неужели непонятно? – фыркает Август и похлопывает меня по руке. – Ешь, если нравится. Вот, возьми еще.

– Да нет, я больше не могу.

– Ну, тогда выпей еще вина, – говорит он и, не дождавшись ответа, вновь наполняет мой бокал.

Август до того любезен, обаятелен и шаловлив, а наши вечерние наряды так прекрасны, что мне начинает казаться, будто бы происшествие с Рексом было не более чем неудачной шуткой. Когда он принимается рассказывать мне, как ухаживал за Марленой, лицо его лоснится от вина и сентиментальности. Он вспоминает, как сразу распознал ее талант дрессировщицы, едва она вошла в зверинец три года тому назад. Почувствовал, как ее приняли лошади. И, к вящему неудовольствию Дядюшки Эла, отказался сниматься с места до тех пор, пока не покорил ее и не взял в жены.