Военное искусство Александра Великого

Цель Платона была жесткой – сделать всех людей благими, в том смысле, в каком он понимал благо. Цель оправдывала средства; цель была главной; государство существовало лишь для того, чтобы превратить город в идеальный муравейник.

Лишь когда Платон рассуждает о варварах, он признает существование сообщества: «Я утверждаю, что все эллины близкие друг другу люди и состоят между собою в родстве, а для варваров они – иноземцы и чужаки. Значит, если эллины сражаются с варварами, а варвары с эллинами, мы скажем, что они воюют, что они по самой своей природе враги, и эту их вражду надо называть войной. Когда же нечто подобное происходит между эллинами, надо сказать, что по природе своей они друзья, но Эллада в этом случае больна и в ней царит междоусобица, и такую войну следует именовать раздором» [15] (пер. А.Н. Егунова).

15

Государство. V. Это противоречит Сократову возражению в отношении определения справедливости Симонидом: «Поступать хорошо по отношению к друзьям и плохо – по отношению к врагам» (там же. II).

Аристотель высказывается более умеренно. Он твердо верит в то, что жизнь греков должна происходить в полисах, но выступает как сторонник реформ, а не революционных перемен. Он отвергает коммунизм Платона как неприемлемый, однако вместе с тем утверждает, что «ни один гражданин не должен заниматься ремеслом или торговлей, поскольку эти занятия неблагородны и разрушительны по отношению к доблести; также не должен он быть и землепашцем, поскольку у него должно быть время, чтобы исполнять свое служение государству, а земледельцами должны быть рабы» (Аристотель. Политика. VII). Как и Платон, он полагает, что варвары – по самой природе рабы и грекам надлежит управлять варварами, поскольку варвар и раб это одно и то же; «поэтому и военное искусство можно рассматривать до известной степени как естественное средство для приобретения собственности, ведь искусство охоты есть часть военного искусства: охотиться должно как на диких животных, так и на тех людей, которые, будучи от природы предназначенными к подчинению, не желают подчиняться; такая война по природе своей справедлива» (1256б. Пер. С.А. Жебелева).

Ни Платон, ни Аристотель не мыслили категориями космополитическими, зато афинскому памфлетисту Исократу (436–338 гг. до н. э.) выпало на долю указать путь к политическому устройству лучшему, чем город-государство. В 380 г. до н. э., через несколько лет после написания Платоном «Государства», Исократ, желавший согласованности в политике, но не общих законов и институтов, провозгласил в своем «Панегирике», что грекам следует объединяться, руководствуясь скорее не принципом единокровия, а принципом единомыслия. Он призвал Афины и Спарту оставить распри и объединиться против Персии.

«Я здесь для того, чтобы дать вам совет относительно войны против варваров и согласия между нами… Воевать с персидским царем за его царство благородней, чем воевать друг с другом за первенство в Элладе. Мы не сможем радоваться стабильному миру, если не выступим сообща войной против варваров, и Эллада не может достичь единомыслия, пока мы сообща не объединимся против общего врага и не встретим его лицом к лицу» (И с ок р а т. Панегирик. III).

Призыв Исократа пропал втуне, поскольку он полагал, что лидерство в войне против Персии должны принять на себя Афины, с чем совершенно не согласна была Спарта.

Филипп II Македонский

После того как царский мир освободил Спарту от затруднений в Азии, она вернулась к прежней своей гегемонистской политике в Греции. В 378 г. до н. э. это привело к войне с Фивами, в которой Спарту поддержали Афины; военные столкновения продолжались до 371 г. до н. э., когда все участники согласились обсудить мирный договор. Однако, поскольку Спарта возражала против того, чтобы Фивы представляли всю Беотию, фиванцы в одностороннем порядке решили продолжать войну, и, если бы не их полководец Эпаминод, они, без сомнения, проиграли бы.

Он был тактическим гением и первый из греческих полководцев понял, насколько важно сконцентрировать ударную силу на одном избранном участке вражеского фронта. Он понимал, что спартанцы слишком консервативны, чтобы изменять традиционной тактике, успех которой зависел от параллельного наступления, – все копья спартанской фаланги одновременно и внезапно ударяли по линии противника, – поэтому он продумал иную тактическую систему, которая нарушила бы привычный ход сражения и привела вражескую фалангу в замешательство. Идея была проста; вместо того чтобы выстроить свое войско параллельно фаланге спартанцев, он построил его по косой: левый фланг был впереди, а правый – отставал. На левом фланге он разместил могучую колонну, которая могла не только выдержать удар, но и ответить более мощным ударом, сохранив достаточно сил, чтобы обойти правый фланг врага и оттеснить его к центру. В июле 371 г. до н. э. он применил эту тактику в битве со спартанцами, одержал над ними решительную победу и убил их предводителя, спартанского царя Клеомброта; сражение происходило при Левктрах на юге Беотии. Это поражение нанесло удар по военному престижу спартанцев и покончило с их недолговременной гегемонией.

До 362 г. до н. э. Фивы могли преуспеть в том, что не удалось Спарте и Афинам: объединить греческие полисы в федерацию. Они построили флот и ослабили мощь Афин на море, а затем при Эпаминоде и Пелопиде стали лидерами в Греции. Однако их превосходство держалось лишь на одном человеке – Эпаминоде. Летом 362 г. до н. э. при Мантинее в Аркадии он вновь одержал победу над спартанцами, применив ту же тактику, которую использовал при Левктрах. Однако победа фиванцев стала началом конца их превосходства, поскольку в конце сражения Эпаминод был убит; угас светильник, который направлял фиванцев, их могущество на суше и на море истаяло. Таким образом три великих города-государства Греции: Афины, Спарта и Фивы – не сумели создать эллинскую федерацию и Эллада была готова отдаться в руки завоевателя. Его звали Филипп Македонский.

Македония занимала прибрежную равнину вдоль Теплого залива (Фессалоникского залива) между реками Галиакмон и Аксий. Согласно Геродоту (1), дорийское племя, известное под именем македоняне, оккупировало эту территорию, которую прежде занимали иллирийские и фракийские племена, смешалось с ними и тем самым варваризировалось, так что греки не считали его эллинским. У македонян существовали аристократы – землевладельцы и свободные крестьяне, их строй представлял собой примитивную наследственную патриархальную монархию. Хотя некоторые полисные институты были им известны, их установления походили на те, что существовали в Греции еще в героический период. Они были воинственным неспокойным народом, и их цари редко умирали естественной смертью в своих постелях.

В 364 г. до н. э. на македонский трон взошел Пердикка III, а в 359 г. он потерпел поражение от иллирийцев и был убит в одной из частых здесь пограничных войн. Поскольку сын Пердикки Аминта был еще мал, регентом назначили брата Пердикки Филиппа, родившегося в 382 г. до н. э. Смерть Пердикки породила смуту во всей Македонии; было пять возможных претендентов на престол, и варвары пеонийцы и иллирийцы сразу объявились у границ. Филипп настолько успешно справился с этой непростой ситуацией, что македонское войско вскоре после вступления его в регентство отстранило малолетнего Аминту и провозгласило Филиппа царем.

В пятнадцатилетнем возрасте Филиппа послали в Фивы в качестве заложника, и, как сообщает Диодор [16] , он научился ценить эллинскую культуру пор руководством наставника-пифагорейца в доме Эпаминода. Что еще важнее, за эти три года в Фивах благодаря знакомству с Эпаминодом и Пелопидом он постигал фиванское искусство ведения войны.

Филипп был неординарным человеком; практичным, дальновидным и не слишком щепетильным. Он был мастером дипломатии и хитрым политиком, который считал, что успех оправдывает все. При всей его неустрашимости [17] он, однако, в отличие от многих храбрых полководцев, не спешил применять силу, полагая, что подкуп [18] , или либерализм, или притворная дружба скорее приведут его к цели. Он с большой долей вероятности мог просчитать, что задумал его враг, а когда терпел поражение, учился на своих ошибках и готовился к будущей победе. Всю свою жизнь он держал в голове главную свою цель – подчинить себе всю Грецию. Хогарт [19] так характеризовал его принципы: «перед тем как подчинить, притворись, но в конце концов подчини». После его смерти его главный оппонент Демосфен сказал о нем:

16

Диодор Сицилийский. XVI. Плутарх (Пелопиды. XXVI) говорит, что он жил в Фивах с Памменном.

17

После его смерти Демосфен сказал о нем: «Когда же я видел, что у самого Филиппа, с которым у нас шла война, в борьбе за власть и господство выбит глаз, сломана ключица, рука, повреждена голень, что он готов пожертвовать любой частью тела, какую только захочет отнять у него судьба, лишь бы только с уцелевшими частями жить в почете и славе» (О венке. 67. Пер. С.И. Радцига).

18

Диодор (XVI) пишет: «Он заявлял, что свое государство он увеличил скорее с помощью золота, чем с помощью войска».

19

Филипп и Александр Македонский. 1897. С. 64.

«Во-первых, он распоряжался своими подчиненными сам полновластно, а это в делах войны – самое важное из всего. Затем, его люди никогда не выпускали из рук оружия. Далее, денежные средства у него были в избытке, и делал он то, что сам находил нужным, причем не объявлял об этом наперед в псефисмах и не обсуждал открыто на совещаниях, не привлекался к суду сикофантами, не судился по обвинению в противозаконии, никому не должен был давать отчета, – словом, был сам над всем господином, вождем и хозяином. Ну а я, поставленный один на один против него (справедливо разобрать и это), над чем имел власть? Ни над чем!» (О венке. 235. Пер. С.И. Радцига).