Военное искусство в Средние века
Шрифт:
Система, рекомендуемая Львом VI для противодействия «туркам» («тюркам» – под этим названием у него идут и мадьяры (венгры), и племена, обитающие к северу от Понта Эвксинского (Черного моря), во всех отношениях отличается от наставлений, направленных против западных стран. Тюркские армии состояли из бесчисленных отрядов легких конников, вооруженных метательными копьями и ятаганами (никаких ятаганов (известны с XVI в.) и даже настоящих сабель еще не было. Примерно в V в. у тюрок в Северном Причерноморье появились прямые однолезвийные мечи, а сабли здесь же в VIII в. – Ред.), но победы ради полагавшихся на стрелы. Их тактика, по существу, повторяла тактику Аттилы и предвосхитила тактику Алп-Арслана и Батыя. Тюрки «страшно любили устраивать засады и идти на всякого рода хитрости» и отличались тщательной расстановкой часовых, так что на них редко, а то и вообще невозможно было напасть неожиданно. Однако в открытом поле византийская тяжелая конница легко их одолевала, поэтому конникам рекомендовалось сразу идти на сближение и не обмениваться с тюрками стрельбой из луков на расстоянии. Плотное построение пехоты тюрки прорвать не могли и, по существу, не были склонны
Из этих указаний сразу видно, насколько боеспособность византийской пехоты отличалась от легионов древних времен. Римские воины I века до н. э., вооруженные лишь мечом и копьем, уничтожались издали парфянскими конными лучниками (тяжелая пехота; предварительно парфяне нейтрализовали римскую легкую пехоту и конницу. – Ред.). Теперь же принятие пехотой на вооружение лука изменило положение, и в перестрелке в невыгодном положении оказывался конный лучник. Не мог он надеяться изменить исход сражения и прямой атакой, поскольку «скутати» (копьеносцы с большими щитами), образовывавшие передний ряд византийской «тагмы», могли не подпустить к себе конников, вооруженных не тяжелыми копьями западного образца, а всего лишь мечами и короткими копьями. Поэтому тюрки избегали столкновений с имперской пехотой и пользовались своим превосходством в мобильности, чтобы избегать с нею прямых столкновений. Достать тюркских всадников могла, как правило, только конница.
Тактика, рассчитанная на успех против славян, заслуживает мало внимания. У сербов и словенцев конницы почти не было, и они главным образом были страшны имперским войскам в горах, где их лучники и копьеносцы, расположившись на недоступных позициях, могли издалека беспокоить захватчика, или же копьеносцы могли внезапно нападать на фланги передвигающихся колонн. Такие нападения могли быть сорваны при соблюдении надлежащей бдительности, если же славян заставали врасплох во время их грабительских вылазок в долины, имперская конница могла затоптать их или зарубить. (Автор ничего не сообщает о войнах империи со славянами, описанных, например, Феофилактом Симокаттом. Конные и пешие славянские воины, применение ими не только стрел и копий, но и осадных орудий – все это подробно описано византийскими авторами, а Иоанн Эфесский даже написал, что «славяне научились вести войну лучше, чем римляне». Сила натиска славян ослабла только после появления на территориях севернее Дуная аваров (с 557 г., выходцы из Северного Китая (жужани) – после гуннов нового страшного врага славян. – Ред.)
С другой стороны, в отношении сарацин (арабов) требовалась величайшая осторожность и сноровка. «Из всех варварских народов, – пишет Лев VI, – они были лучше всех информированными и самыми предусмотрительными в своих военных операциях». Если надо отбросить и обратить в беспорядочное бегство по ущельям Тавра «дикого богохульствующего сарацина», командующему, которому предстоит иметь дело с ним, требуется все его тактическое и стратегическое умение, войска должны быть высокодисциплинированны и уверены в себе.
Арабы, которых в VII веке вели на завоевание Сирии и Египта, своими победами не были обязаны ни превосходству своего вооружения, ни совершенству боевых порядков. Фанатичная смелость фаталиста позволяла без страха противостоять лучше вооруженным и дисциплинированным войскам. (Арабский боевой порядок был по-своему совершенен. Бой начинала первая линия, «Утро псового лая». Наращивала силу удара вторая линия, «День помощи». Была также третья линия, «Вечер потрясения», дополнительная конница, на флангах («Аль-Ансари» и «Аль-Мугаджери») и последний резерв, «Знамя пророка». – Ред.) Правда, обосновавшись на новых местах, когда первый взрыв энергии иссяк, арабы не пренебрегли возможностью поучиться у покоренных народов. Византийская армия также послужила образцом для вооруженных сил халифов. «Они скопировали у римлян большую часть военных дел, – пишет Лев VI, – как вооружение, так и стратегию. Подобно имперским командующим, они полагались на облаченных в доспехи копейщиков; но и сарацин, и его боевой конь изначально уступали противнику. При количественном равенстве конского и людского состава византийцы были тяжелее, мощнее и, когда дело доходило до конечного удара, брали верх над выходцами с Востока».
Только две вещи делали сарацин (арабов) самыми опасными противниками: их многочисленность и их необычайная способность передвижения. Когда намечалось вторжение в Малую Азию, объединились силы алчности и фанатизма, собрав воедино все силы от Хорасана до Египта. От врат Тарса и Аданы, опустошая плодородные нагорья Анатолийских провинций, хлынули несметные орды диких всадников Востока.
«Это были не регулярные войска, а множество перемешавшихся между собою добровольцев: богач на службе из гордости за свой род, бедняк в надежде пограбить. Многие из них идут, потому что считают, что Господь души не чает в войне и сулит им победу. Те, кто остается дома, и мужчины и женщины, помогают вооружать своих более бедных, думая, что делают доброе дело. Так что в их армиях нет однородности, поскольку опытные воины и не имеющие военной подготовки грабители шагают бок о бок» (Лев VI, «Тактика»).
Вырвавшись из ущелий Тавра на просторы Малой Азии, громадные орды сарацинских конников разъезжали вдоль и поперек Фригии и Каппадокии, штурмуя и сжигая города, опустошая сельскую местность и нагружая вьючных животных награбленным в регионе, самом богатом в то время
в мире.Теперь наступало время проявить себя византийским военачальникам: сначала настичь противника, а потом сразиться с ним. Первая задача была не из легких, так как в первые дни вторжения легкая конница противника могла покрывать немыслимые расстояния. Обычно арабов настигали, когда они связывали себя по рукам и ногам, нагрузившись награбленным.
Когда известие о налете доходило до военачальников анатолийских или армянских провинций, они должны были сразу собрать всех боеспособных конников провинции и напасть на противника. Необученных воинов и слабых коней оставляли на месте. Все наличные пешие силы должны были занять горные проходы Тавра, где, если даже конница не настигнет налетчиков, отступление арабов могло быть задержано или остановлено в ущельях, где у них не будет преимущества.
Однако византийские военачальники все надежды возлагали на конницу. Делалось все возможное, чтобы установить расположение противника. «Никогда не прогоняй ни свободного, ни раба, ни днем ни ночью, независимо от того, спишь ли ты, или ешь, или купаешься, – пишет Никифор Фока, – если он говорит, что у него есть для тебя новости. Как только след сарацина обнаружен, его следует безостановочно преследовать, а силы и намерения устанавливать. Если вся Сирия и Месопотамия вышла в поход, и враг не ограничивается одиночными набегами, военачальник вынужден будет перейти к обороне, лишь угрожая флангам противника, отрезая его отставшие части и препятствуя грабежам отдельных отрядов. Не предпринимать никаких сражений до тех пор, пока не встанут под ружье все провинции Византийской империи». Другими словами, в распоряжении главнокомандующего должно оказаться около 25 – 30 тысяч человек [27] тяжелой конницы, но это вызывало потерю драгоценного времени. Крупные вторжения арабов случались сравнительно нечасто; редко когда все византийские вооруженные силы выводились на крупное сражение с противником. Обычно набеги совершались обитателями Киликии и Северной Сирии при поддержке отрядов авантюристов из внутренних мусульманских земель.
27
Во времена Льва VI восточные провинции не подразделялись на части (фемы), что впоследствии было сделано его сыном Константином. Тогда это были восемь провинций Малой Азии, каждая из которых содержала одноименное воинское формирование и могла иметь приблизительно 4 тысячи человек тяжелой конницы. Этими провинциями были «Армениак, Анатолик, Опсикий, Фракисия, Кивирриот, Буккелларии и Пафлагония». Девятая провинция, Оптиматы, примыкавшая к Босфору, как пишет Константин в своем трактате об империи, не имела военных структур. Профессор Оман поддерживал это толкование Лео в последнем издании своего труда (I, 211 – 212). Но Лот (Lot. Op. cit. I, 66 – 68) считает, что имеется достаточно оснований сомневаться в том, что Восточная Римская империя могла в IX в. выставить 30 тысяч тяжеловооруженных конников. (Империя, когда надо и если было время, собирала огромные силы – в X в. против Игоря в 941 г., против Святослава в 970 – 971 гг. – Ред.)
Для противодействия им византийский военачальник, возможно, располагал не более чем 4 тысячами тяжелых всадников своей провинции, силой, относительно использования которой Лев VI в своей «Тактике» давал детальные указания. Если военачальник настигал налетчиков, они разворачивались и принимали вызов, и бой был серьезным. Хотя отдельные мусульманские воины по силе уступали византийским, они обычно превосходили их в численности и всегда вступали в бой с уверенностью. «Поначалу они держатся очень смело, рассчитывая на победу, но и спину показывают не сразу, даже если в результате нашего удара ломается их строй... Когда они предполагают, что силы противника иссякают, то все сразу отчаянно атакуют... Если, однако, атака не удается, обычно следует беспорядочное бегство, ибо они думают, что все неудачи ниспосылаются Богом, и поэтому, если их бьют, они воспринимают поражение как знамение Божьего гнева и больше не пытаются защищаться» (Лев VI, «Тактика»). Поэтому, если мусульманская армия обращалась в бегство, ее можно было преследовать до конца, и старый военный принцип «Vince sed ne nimis vincas» («Побеждай, но не слишком усердствуй») был предупреждением, которым византийский командир мог пренебречь.
Секрет успеха в бою с сарацинами лежал в тактике конницы, которая совершенствовалась на протяжении трех столетий. К X веку она достигла совершенства, в чем ручается такой опытный воин, как Никифор Фока. Ее отличительной чертой являлось то, что войска всегда размещались в два развернутых строя и резерв, с отрядами конницы на флангах, дабы предупредить обход. Противник наступал одним очень глубоким строем и никогда не мог выдержать следовавших один за другим ударов, по мере того как первая линия, вторая линия и резерв друг за другом вступали с ним в бой. (Такие удары выдерживала так называемая «стена» Святослава в сражении под Доростолом 22 июля 971 г. – Ред.) Византийцы уже открыли важное правило, что в конном сражении сторона, которая втайне от противника придерживает резерв, должна взять верх. Точную дислокацию войск, практиковавшуюся в подобных обстоятельствах и обстоятельно описанную в авторитетных источниках и заслуживающую подробного рассмотрения, читатель найдет в разделе, относящемся к организации византийской армии.
Существовало и несколько других способов разделаться с сарацинскими захватчиками. Порой бывало благоразумным, если набег совершался крупными силами, висеть на хвосте отходящих грабителей и нападать на них только тогда, когда им приходится преодолевать горные проходы Тавра. Если к тому же на месте уже окажется византийская пехота, чтобы помочь преследующей врага коннице, успех почти обеспечен – сарацины с караванами животных, навьюченных добычей, в ущельях окажутся в ловушке. Теперь их можно расстреливать из луков, и сарацины не могли пережить того, как их коней, «которых они ценят выше всего», поражают стрелами издалека; «сами сарацины, если не участвуют в рукопашной схватке, готовы на все, чтобы уберечь коня».