Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946

Я напомнил о позиции невмешательства, которую выдерживали Соединенные Штаты, когда Третий рейх предпринял попытку подчинить Европу; о нейтралитете, которым они отгородились, когда Франция просила помощи и была разгромлена в 1940; об официальном отказе Франклина Рузвельта в ответ на призыв французского правительства, тогда как было бы достаточно простого обещания помощи, неофициального и неопределенного, чтобы подтолкнуть нашу государственную власть продолжать войну; о поддержке, длительное время [98] оказываемой Вашингтоном французским руководителям, подписавшим капитуляцию, и грубых отказах тем, кто продолжал бороться. «Правда, — добавил я, — вы были вынуждены вступить в войну, потому что в Перл-Харборе японцы, верные союзники немцев, отправили на дно ваши корабли. Колоссальные усилия, которые вы предпринимаете с тех пор, сейчас обеспечивают победу. Будьте уверены, что Франция высоко это ценит. Она никогда не забудет, что без вас ее освобождение было бы невозможно. Тем не менее, пока Франция еще не достигла своего былого могущества, она не может не видеть, что Америка считает ее союзником «второго сорта». Доказательством этого служит тот факт, что Вашингтон поставляет вооружение французской армии в ограниченных количествах. Другим доказательством этого служит то, что Вы сами только что мне сказали».

«Вы разъяснили, — заметил г-н Гарри Хопкинс, — проблемы прошлого резко, но точно. Теперь Америка и Франция стоят перед лицом будущего. Еще раз поговорим о том, как быть, чтобы отныне они действовали вместе и при полном взаимном доверии?» — «Если таковы, — ответил я, — намерения Соединенных Штатов, то я не могу понять, как они берутся вершить судьбу Европы без Франции. Я тем более не могу это понять, что, постаравшись не допустить ее к предстоящим переговорам «большой тройки», они должны будут повернуться к Парижу, чтобы получить его согласие на принятое решение».

Гг. Хопкинс и Кеффри согласились с этим. Они заявили, что их правительство придает очень большое значение участию Франции в Европейской комиссии в Лондоне на равных условиях с США, СССР и Великобританией. Они даже добавили, что в вопросе о Рейнской области Соединенные Штаты были более расположены, чем оба других союзника, урегулировать проблему, как этого хотели мы. По данному пункту я заметил, что вопрос о Рейне не будет решаться США, СССР или Великобританией. Решение, если таковое имелось, могло быть найдено только Францией и Германией. Обе страны долго искали его в борьбе, завтра они, возможно, найдут его в результате мирных переговоров.

В заключение беседы я сказал обоим посланникам: «Вы пришли от имени президента Соединенных Штатов с тем, чтобы прояснить со мной суть наших отношений. Я думаю, что мы это сделали. У французов сложилось впечатление, что [99] вы больше не рассматриваете величие Франции как необходимое для всего мира и для вас. Отсюда та холодность, что вы чувствуете в отношениях с нами и даже в этом кабинете. Если вы желаете, чтобы отношения Америки и Франции строились на другой основе, то от вас зависит, как сделать все необходимое для этого. В ожидании вашего выбора я передаю президенту Рузвельту мои дружеские приветствия накануне конференции, на которую он едет в Европу».

В то время как «большая тройка» собиралась в Ялте, я счел необходимым публично напомнить им о Франции на тот случай, если они о ней забыли. 5 февраля, выступая по радио, я высказал такое предупреждение: «Что касается определения условий будущего мира, мы дали понять нашим союзникам, что Франция, несомненно, не возьмет на себя абсолютно никаких обязательств по тем вопросам, в обсуждении которых она непосредственно не участвовала и не принимала решений на правах, равных с другими союзниками... Я уточняю, что присутствие французских вооруженных сил вдоль всего Рейна, отделение территории на левом берегу реки и Рурского бассейна от будущего немецкого государства, независимость польского, чехословацкого, австрийского и балканских народов являются условиями, которые Франция считает важнейшими... Мы не обеспокоены тем, как мы сможем их обеспечить, потому что нас 100 миллионов человек, объединившихся под французским флагом, в непосредственной близости от интересующих нас целей».

12 февраля «большая тройка», закончив совещание, опубликовала коммюнике, обнародовавшее принципы будущего послевоенного мира, относительно которых они договорились. В нем было заявлено, что война должна продолжаться до полной и безоговорочной капитуляции Рейха, что три великие державы оккупируют его территорию и при этом каждая займет определенную зону, что управление и контроль над Германией будут осуществляться военной комиссией, сформированной из главнокомандующих союзных стран и располагающейся в Берлине. Но, согласно коммюнике, Франция приглашалась присоединиться к Америке, Великобритании и России и оккупировать зону на немецкой территории, а также стать четвертым членом военного правительства Германии. С другой стороны, коммюнике подтверждало намерение «большой тройки» распустить все немецкие вооруженные [100] силы, уничтожить навсегда как таковой штаб немецкой армии, покарать военных преступников и, наконец, заставить Германию заплатить, насколько это возможно, репарации в счет причиненного ею ущерба.

Для поддержания на планете мира и безопасности должна быть создана «общая международная организация». С этой целью предполагалось созвать 25 апреля в Сан-Франциско конференцию всех подписавших Атлантическую Хартию государств, на которой в основу будущей «организации» будут положены принципы, определенные на конференции в Думбартон-Оксе. Хотя Франция не принимала участия в этой конференции, в коммюнике было оговорено, что с ней вскоре проведут консультации три «великие державы», чтобы вместе выработать окончательный вариант принципов будущей организации, это означало, что Франция будет вместе с ними заседать в Совете Безопасности.

В коммюнике также содержалась «Декларация об освобожденной Европе». Речь шла, на самом деле, о Венгрии, Румынии и Болгарии, которые были заодно с Германией, а теперь их оккупировала Советская Армия. Декларация провозглашала право этих народов на самоопределение, восстановление демократии, свободные политические выборы, на основе которых начнут работу правительства, но не уточняла практических мер, необходимых для осуществления этих принципов, что фактически означало предоставление возможности советским оккупационным властям осуществлять управление по своему усмотрению. Три великие державы выражали свою надежду на то, что «правительство Французской Республики захочет присоединиться к ним для осуществления предложенной программы».

«Большая тройка» сообщала, наконец, что они «договорились» по «польскому вопросу». Они решили, что границей Польши на востоке будет «линия Керзона», на севере и на западе «ее территория будет значительно расширена». Правительство «национального единства», как его назвали, должно быть сформировано «на основе Временного правительства, уже действующего в стране», то есть Польского комитета национального освобождения, называемого также Люблинским комитетом. Конечно, указывалось, что он будет расширен «за счет включения в его состав демократических руководителей, проживающих в Польше и за рубежом». Но, поскольку о правительстве [101] в Лондоне речи не шло, состав будущего правительства Польши, принципы государственной власти совершенно не уточнялись и не предусматривался никакой контроль со стороны Запада, можно было не сомневаться, какого рода правительство получит Польша. То же сообщалось и касательно власти, устанавливаемой в Югославии. Хотя по поводу этой страны коммюнике «большой тройки» говорило о ратификации уже избранного правительства некоей будущей Национальной ассамблеей, в действительности безусловно признавалась диктатура Тито. Таким образом Сталин получил все, что требовал по Восточной Европе, поэтому и только поэтому Франция не была — и не без основания — приглашена для выработки этих решений.

В течение того же дня, когда руководители американского, британского и советского правительств опубликовали свое коммюнике, посол Джефферсон Кеффри передал мне по их поручению два сообщения. Первое было адресованным Франции официальным приглашением присоединиться к трем союзникам для обсуждения вопросов по Германии. Во втором, приписывающем «обстоятельствам» неучастие Франции в обсуждении условий «Декларации об освобожденной Европе», выражалась надежда, что французское правительство, тем не менее, согласится взять на себя вместе с тремя другими союзниками обязательства, вытекающие из данной декларации. Одновременно г-н Кеффри вручил меморандум, адресованный мне президентом Соединенных Штатов от имени «большой тройки». Президент просил Францию вместе с США, Великобританией, СССР и Китаем на предстоящей конференции Объединенных Наций принять участие в консультациях между правительствами этих стран по окончательному определению принципов, сформулированных в Думбартон-Оксе, на которых будет строиться новая международная организация.

В целом, если на наш взгляд факт проведения тремя союзниками Крымской конференции без нас оставался недопустимым, то, напротив, шаги, предпринимаемые ими сегодня, нельзя было считать неуважительными. Конечно, многие из их решений могли показаться нам пагубными, а предложения, которые они доводили до нашего сведения, необходимо было тщательно изучить до того, как мы могли бы дать им ход. Но по основным пунктам данные извещения нас вполне удовлетворяли. [102] Такое мнение сложилось у меня 12 февраля, когда я знакомился с документами, переданными г-ном Кеффри.