"Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18

Убийство шофера такси Анатолия Гусева как раз и пришлось на один из этих вечеров.

Ну, а в последний вечер все-таки удалось друзьям посидеть. Тогда Николай, посмеиваясь, и вспомнил ту давнюю историю в снайперской школе, когда вдруг пропали деньги у одного из курсантов. Все, конечно, возмущались, искали, но в конце концов решили, что тот деньги свои сам потерял. Один Вальков не успокоился и, к всеобщему удивлению, нашел вора, заставил его признаться и деньги вернуть. Сашка Жуков оказался, из их же деревни парень. Ребята тогда смеялись: быть тебе, Алешка, сыщиком.

— А потом что было, помнишь? — спросил Вальков, задумчиво помешивая ложечкой чай в стакане.

— Разве все упомнишь?

— А я вот помню. Убежал тогда Сашка из части. Всей ротой его в лесу искали. К вечеру нашли. Сидел на пеньке и плакал.

— Неужто плакал? — усомнился Николай, удивленно посмотрев поверх очков на Валькова. — Ей-богу, не помню.

— Солдат — и расплакался, — засмеялась Нина.

Вальков покосился на дочь:

— А это, между прочим, самое важное во всей той истории было.

Он вздохнул.

В тот последний вечер друзья просидели чуть не до утра. Давно уже уснули и жена Поля, и Нина. Угомонились, утихли повздорившие было соседи за стеной. А друзья пили крепчайший чай, курили и не могли наговориться.

Бывает так. Не видятся люди много лет, мечтают о встрече, с нежностью вспоминают друг друга, и кажется им, что нет на свете человека ближе, понятнее и дороже. А встретятся — и неожиданно обнаруживают, что стали далекими и, по существу, чужими, а иной раз и враждебными. Сложная наша жизнь, все больше, все отчетливей поляризует взгляды, вкусы, характеры. О чем в таких случаях говорить бывшим друзьям, и, главное, как говорить, непонятно. И кроме отчуждения и неловкости, а порой и горечи, ничего не испытывает человек. И сам собой угасает вспыхнувший было разговор.

Но бывает и по-другому. Бывший друг оказывается таким же близким и понятным, таким же во всем «своим», каким был. И тогда тебе не просто легко и приятно говорить с ним, тебе это оказывается необходимым, ты словно со стороны другими глазами смотришь на свои дела, планы, мысли, поступки, словно заново советуешься с самим собой, вглядываешься и открываешь что-то.

— Я тебе скажу так, — говорил Николай Иванович, умеряя свой раскатистый бас и опасливо поглядывал на дверь в соседнюю комнату, где спали жена и дочь Валькова. — Жизнь у всех трудная и сложная, дерганая жизнь. Вот на что уж у меня на заводе работка, не дай бог. Но все-таки, я скажу, с твоей не сравнить. Это же надо так мотаться. И не мальчик уже. Что ж ты за двадцать пять лет не заслужил работу поспокойнее?

— Хочешь сказать, поответственней? — усмехнулся Вальков. — Хочешь сказать, почему в начальники не вышел, так, что ли?

— А хотя бы и так. Образование у тебя есть?

— Ну есть.

— Какое, если не секрет?

— Высшее. Заочное, правда.

— Юрфак небось?

— Нет. Своя высшая школа у нас.

— Так. Значит, высшее образование, — удовлетворенно констатировал Николай Иванович, отхлебывая черный остывший чай. — Опыта тоже не занимать. Так?

— Так.

— Ну-с. Взыскания, поощрения, тут как?

— Всякое бывало. Вот последнее — орденом наградили. Трудового Красного Знамени.

— Ага! Вот видишь? Выходит, и с начальством отношения налажены. Оно небось представляло. Почему же, спрашивается, тебя не продвигают? Сколько можно, по-нашему, в подмастерьях ходить? А почему не начальником цеха, не еще повыше?

— Был, — вздохнул Вальков. — И повыше был.

— Сняли, значит?

— Сам рапорт подал. Не для меня пост.

— Это ты брось. Не боги горшки обжигают.

— Во-во. Так мы и выдвигаем. По такому принципу. Отличился на своей работе, набрался опыта, получил диплом — выше тебя. «Поможем, подскажем» или вот, как ты, «не боги горшки обжигают». А что получается? Вот хоть в нашем деле. Я, к примеру, в уголовном розыске работаю. Это дело люблю, знаю. И получается, прямо тебе скажу, неплохо. Много сложных дел раскрыл. Ты только не подумай, я перед тобой не хвастаюсь.

— Да знаю я тебя, знаю, слава богу, — нетерпеливо махнул рукой Николай Иванович.

— Ну вот. Поощряли меня, поощряли, а потом и выдвинули. Расти, мол, дальше. Стал я начальником. Вроде бы по заслугам стал. А получилось что? А получилось, что я свою специальность ну как бы на другую сменял. И начали меня помаленьку греть. Одно упущу, другое не предусмотрю, этого не туда поставлю, там не так выступлю. А я уже замечаю, что вроде во вкус вхожу, других-то посылать легче, чем самому бегать. Вот тут я, знаешь, и испугался. Почувствовал, не в том направлении меня расти пустили.

— Глупости, — досадливо возразил Николай Иванович. — Не учили тебя, вот и все. А надо бы на особые, скажем, курсы тебя послать, методы руководства изучить, психологию…

Вальков махнул рукой:

— Не в этом дело. Тут прежде всего другие способности нужны, другое призвание, если хочешь. Руководство, на мой взгляд, — это особая специальность, И обучать ей надо тех, у кого склонность к этому есть. Ты вот агрономом, допустим, не стал? Почему же я руководителем стать должен? Нет у меня такого таланта, и интереса к этому тоже нет. Вот я рапорт и подал. Пошлите, мол, меня назад, пока я ту, старую свою специальность, не забыл. Ну и послали.

Николай Иванович молча снял очки, подышал на стекла и принялся тщательно и неторопливо протирать их носовым платком.

— Тут ты, пожалуй, прав, — задумчиво произнес он. — У нас действительно полагают, что на инженера, скажем, учить надо, а в руководители сам вырастет. Вероятность ошибки тут возрастает в огромной степени. Отсюда всякие, конечно, трагедии. Это мы каждый день хлебаем. Но с другой стороны. Ведь у тебя тоже перспектива должна быть. Говоришь, не туда тебя растить начали. А куда, спрашивается, тебя растить? И потом зарплата, тоже не последнее дело. Ведь у человека семья появляется, дети, расходы прибавляются, да и квартира уже побольше требуется, — Николай Иванович невольно бросил взгляд вокруг себя. — В этом смысле тоже перспектива нужна. Другие ради этого за посты и цепляются, и охотятся; хотя, с другой стороны, — перебил он сам себя, — вот у нас на заводе, допустим, лекальщик шестого разряда, высшего, — это же фигура! Это и уважение, это и зарплата. Инженер того не получает, что он.

— Выходит, не только ради зарплаты некоторые за посты цепляются? — усмехнулся Вальков.

— Выходит, — Ответно улыбнулся Николай Иванович. — Но как же все-таки с твоей-то перспективой? Ты же в самом деле вроде как лекальщик шестого разряда.

— Вот-вот, — оживился Вальков. — И у нас сейчас об этом задумались. Был я, допустим, инспектором уголовного розыска в райотделе, так меня в горотдел перевели, в республиканское управление, а там, глядишь, и по важнейшим делам сделают. Это, брат ты мой, тоже перспектива, не думай.

— По важнейшим делам, это звучит, — уважительно подтвердил Николай Иванович. — Это перспектива стоящая, если, конечно, зарплатой подкрепить. — И, усмехнувшись, добавил: — Были бы важнейшие дела. Вальков устало махнул рукой.

— На наш век хватит, к сожалению. А потом, что считать важнейшим. Каждая спасенная человеческая судьба — это тоже важнейшее дело. Преступная жизнь начинается с малого.

Николай Иванович нахмурился:

— Не преступника надо спасать, а людей от него. Я смотрю, добренький ты очень.