"Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18

— Что ж, Олежек, — насмешливо спросил Откаленко, — знакомых не признаёшь?

— Не-а, — с такой же точно насмешкой покрутил головой Ткачук.

— Та-ак, — протянул Откаленко, без приглашения садясь на какой-то стул прямо на середине комнаты и вытаскивая сигареты. — Значит, как пить, так знакомый, а как дела делать, так всё, ваших нет?

— Допустим. Дальше что? — всё с той же нахальной усмешкой ответил Ткачук.

Игорь не спеша встал, приблизился к насторожившемуся Ткачуку и вдруг, нагнувшись, неуловимым движением рванул ножку кресла, в котором сидел Ткачук. И тот кубарем вывалился на пол, а кресло, с наполовину оторванной ножкой, покатилось в другую сторону. Игорь мгновенно прижал Ткачука коленом к полу и вывернул ему за спину руку. Тот взвыл от боли.

— Отпусти, гад! Убью! Гришка!

Но Гришка, оцепенев от неожиданности, словно прилип к стене, испуганно хлопая глазами, и только всё время спрашивал срывающимся тенорком:

— Ты чего делаешь? Ты чего делаешь?

— Ладно уж, вставай, — сказал Откаленко брезгливо и махнул рукой.

Он снова уселся на свой стул посреди комнаты. Сигарета, оставленная им там, ещё дымилась, и он с удовольствием её раскурил.

Ткачук с трудом поднялся на дрожащие ноги и, волоча их, отыскал себе какой-то другой стул.

— Будет разговор? — усмехаясь, спросил Игорь.

— Но-но! Хрусты есть?

— И хрусты есть, и кое-чего ещё найдётся, — кивнул Откаленко. — А у тебя что в обмен на хрусты водится?

Разговор приобретал вполне мирный характер, словно и не было этой короткой злобной стычки. Но Игорь прекрасно понимал, что именно благодаря ей и начался этот мирный разговор. За семь лет работы в розыске он успел уже изучить эту поганую породу людишек. Он не имел никакого желания копаться в их искалеченной, гнилой психике и выискивать всякие причины, как это склонен был всё время делать его друг Лосев. Игорь использовал свои знания лишь для дела, конкретного дела, которым в данный момент занимался. «А всех жалеть у меня нервов не хватает, — говорил он. — Я только тех жалею, кого эти гады обидели, а их самих пусть вон Лосев жалеет, я их душить буду, пусть лучше не попадаются». А уж как надо «душить», это Откаленко знал.

— Что у меня в обмен водится? — переспросил Ткачук, осторожно шевеля больной рукой, которую Откаленко только что ему чуть не вывернул. — Найдётся чего. А хрустов у тебя хватит?

— Не хватит, так догоним и ещё добавим. Сперва показывай, — скомандовал Откаленко.

— Ну, гляди, раз так.

Ткачук не очень бодро встал, прошёл в угол комнаты к стоявшему там старенькому, потрескавшемуся комоду, с усилием выдвинул один из разваливающихся его ящиков и, порывшись, вытащил какой-то пухлый газетный свёрток. Стоя спиной к Игорю и стараясь загородить от него этот свёрток, он с шумом развернул газеты и, снова всё сунув в ящик, проделал там какие-то манипуляции, после чего повернулся к Игорю, держа в руке тёмную деревянную коробочку.

Откаленко исподтишка внимательно наблюдал за ним и уловил желание Ткачука скрыть что-то ещё в том газетном свёртке.

— Гляди, — с показной небрежностью сказал Ткачук, протягивая Игорю коробочку.

Игорь с таким же скучающим видом взял её. В коробочке лежали часы, большие старинные карманные часы в золотом или позолоченном корпусе, последнее Игорь даже не успел определить. Первое, что бросилось ему в глаза, было название фирмы на желтоватом циферблате с золочёными римскими цифрами и изящными, ажурными стрелками. Название состояло из четырёх латинских букв: «СУМА». Вот тебе и «Павел Буре»! Игоря охватила досада.

— Но ты пойми, голова, это, так и так, не старина. А есть, допустим, часики, за которые мои клиенты сколько хошь дадут. Старинных фирм часики, усёк?

— Чего ж тут не усечь! — вздохнул Ткачук. — Эх, знать бы…

Секунду подумав, он посмотрел на смирно сидевшего в стороне, у стены, Гришку, время от времени лишь угодливо скалившего свои мелкие зубы на розовых дёснах. В глазах Гришки светилось нестерпимое любопытство и жадная насторожённость. Как раз последнее Ткачук, видимо, заметил, и это ему не понравилось. Хмурясь, он сказал:

— Давай, Поп, глянь, не нюхает там кто внизу.

— Марс там сразу загавкает, не боись.

— Я чего сказал! — прикрикнул Ткачук.

Он проводил его взглядом и, когда за Гришкой закрылась дверь, презрительно усмехнулся и сказал:

— Были, понимаешь, у меня часики, — не отвечая на вопрос, снова вздохнул Ткачук. — Толкнул два дня назад всего. Ох, часики! Ну точно, как ты говоришь. Старинной фирмы, желтяки, с тремя крышками. Фирма «Павел»…

— «Буре»?

— Во-во! Точно. Эх, продешевил я с ними, кажись.

— Вернуть можешь?

— А сколько ты, к примеру, за них дашь?

— Мои клиенты сколько хошь за них дадут. Но посмотреть надо.

И тут у Игоря мелькнула вдруг новая, сразу зажёгшая его мысль. Когда человек весь «заряжен» на дело, которое делает, такие мысли приходят внезапно и как бы сами собой.

— А деятель тот солидный, кому ты их толкнул? — спросил Игорь небрежно.

— Ого! Ему ещё и не то толкают, что я. Это мелочь, если хочешь знать.

— Камушки? — С такой удивительной естественностью и нетерпеливой жадностью спросил Игорь, что на секунду даже сам поразился силе своих придуманных чувств, даже голос дрогнул от волнения, чего уж и вовсе, кажется, ждать было невозможно. Видно, сказалось в этот миг, прорвалось подлинное волнение, которым Игорь был охвачен, совсем, конечно, по другой причине.

И нетерпеливая эта жадность в его голосе не скрылась от Ткачука, жадность эта окончательно его к Игорю расположила и вызвала доверие, так это было похоже на него самого, на его чувства.

— Не камушки, а старина, — пояснил он. — Ценности огромной, видать. Деятель тот аж опупел, как увидел. На одни очки другие надел. Потеха, ей-богу.

— А чего он увидел-то?

— Эту самую… Как её?.. Ну, ящичек такой…

— Шкатулка?

— Во-во! Красоты-ы… В жизни такой не видел. Ну, и цена, я тебе скажу, опупеешь.

— Тоже взглянуть бы не мешало, — заметил Игорь. — Может, и тут ты прогадал.

— Тут не я, — махнул рукой Ткачук. — Директора вещь.

Это была явная кличка, и кличка непростая. Она вела куда-то, и чутьё сразу подсказало Игорю, что ему ещё придётся до этого докапываться.

— А вот часики… — вздохнул снова Ткачук. — Как бы тебе их показать…

Откаленко чувствовал, что не всё ещё потеряно, раз часы «Буре» существуют. А кроме того, появилась какая-то редкая шкатулка. И у Потехина была украдена шкатулка. Нет-нет, не всё потеряно, и этот Ткачук для Игоря сущая находка. Чутьё оперативника подсказывало ему, что надо тянуть ниточку дальше и рано ещё возвращаться в Москву, тянуть дальше и не порвать малейшим каким-нибудь неловким движением, потому что ниточка становится всё тоньше. Сейчас впереди замаячила фигура куда крупнее и опаснее, чем этот Ткачук. Интересная, кажется, фигура, приёмщик краденого, особо доверенное лицо. И подобраться к этому человеку непросто, совсем непросто, сложнее, чем даже думает Ткачук.

— Кличка-то у него есть? — поинтересовался Откаленко.

— Не-а. Терентий Прокофьевич, только так, — со значением ответил Ткачук. — Тут вся закавыка. И наш, и не наш. И чёрт его знает чей.

— Ну, Директор-то знает.

— Надо думать. Доверие там вроде полное.

— Может, ты меня как покупателя приведёшь?

— Не-а. Прогонит, — убеждённо возразил Ткачук.

— А может, как кореша и продавца?

— Тоже прогонит. И ещё Директору на меня капнет. Водит, мол, всяких. Ну а тот… Помоги и помилуй.