"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22

Надо было видеть восторг небольшой группы сумрачных и смуглых каракалпаков, когда Алимбей обратился и к ним на их родном наречии. Вверх полетели огромные шапки, защелкали выстрелы. Так же было и с текинцами.

Джангильдинов говорил о том, конечно, куда и зачем идет отряд.

— Путь наш долгий, и, как вы сами видите, лошади и верблюды выбились из сил. Они еле идут, а нам надо спешить, — сказал в заключение Алимбей, обращаясь к всадникам. — Мы везем винтовки и патроны Красной Армии, чтобы освободить ваши аулы, ваши земли от алашординских разбойников и белогвардейских палачей, чтобы установить всюду в степях власть народа. Я обращаюсь к вам, друзья! Нам надо сменить уставших лошадей и верблюдов.

Сразу же после выступления Джангильдинова всадники, наскоро попрощавшись, умчались в разные концы степи, по своим аулам.

А через день к месту стоянки отряда пастухи стали пригонять табуны коней и стада верблюдов.

5

Короткий отдых преобразил людей. Красноармейцы передохнули, помылись в соленом озере, выстирали одежду, соскоблили щетину со щек. Несколько бойцов, умевших владеть ножницами и бритвой, превратились в цирюльников и лихо стригли чубы, наводя красоту.

— За два дня отряд помолодел на десять лет, — весело говорил Колотубин, глядя на бравых красноармейцев. — Завтра выступаем!

И снова в путь.

Глинистая степь. Безоблачное небо, и на нем, словно подвешенное на крючок, палящее солнце.

Колодцы стали встречаться реже, а вода в них залегала глубже, и была она слегка солоноватая и отдавала каким-то неприятным запахом. Однако и такой воды не хватало, ее снова выдавали строго по порциям.

А потом начались пески.

Они лежали пологими буграми, как холмы.

Нежный песочек, как яичный желток, и мелкий-мелкий, словно его просеяли сквозь сито. На песчаных буграх кое-где пробивалась полузасохшая трава.

Красноармейцы с удивлением и тревогой глядели на бескрайнее песчаное море. Оно обступало со всех сторон, поднималось песчаными холмами и равнодушно смотрело на пришельцев.

Тягучая тишина вечности окутывала со всех сторон. Звуки глохли и растворялись, пропал привычный шум двигающейся большой массы людей, животных, повозок. Копыта коней по щиколотку уходили в жаркий песок, и колеса, обычно постукивающие железными ободами по плотной глине и мелким камням, здесь мягко месили песок…

День незаметно угасал, и покрасневший, словно от чрезмерного старания, огненный шар скользил к горизонту. Лучи его постепенно меняли окраску, из золотистых становились розово-красными, потом темно-красными, бордовыми. И такие же огненно-бордовые блики заиграли на макушках песчаных бугров, лишенных даже малейшей растительности. Лишь над головой прежним оставалось чистое, прозрачно-голубое небо, слегка порозовевшее на западе.

Отряд все дальше и дальше углублялся в пустыню.

Песок, песок, песок…

И нигде, ни с какой стороны не видать ничего живого!..

Глава двадцать четвертая

1

Пунцовый шар солнца мягко светил над красно-бурой песчаной равниной, испещренной длинными тенями, ставшей полосатой, словно гигантская тигровая шкура. Колотубин так и подумал, оглядывая пустое, безжизненное пространство песчаных барханов, и вслух произнес:

— Чисто тигриная шкура.

Джангильдинов, ехавший рядом на коне, переспросил:

— Что?

— Тигриная шкура, говорю. — Степан показал плеткой в сторону заката на пестрые, ставшие полосатыми от длинных теней, барханы. — Днем ничего не видать, кажется, все вокруг ровное, как стол, бугры эти самые, песчаные, не различишь. А под вечер, как солнце сядет на горизонте, каждый этот самый бархан свои очертания получает. Пестрота сплошная.

Джангильдинов утвердительно кивнул головой. Он знал пустыню, видел не только внешние краски, но и ее сущность.

— Да, пески злые, хуже тигра бывают.

Командир с комиссаром, как обычно они делали перед ночевкой, объезжали стоянку каравана, проверяя ближние посты. После боя в горах оба стали более требовательно относиться к соблюдению мер предосторожности, охраны.

Уставшие кони, увязая по щиколотку в песке, неторопливо взобрались на очередной бархан. Его вершина, словно морская волна, имела нависающий гребень. Колотубин в который раз удивлялся здешней природе, любуясь гребнем, мысленно называя его «языком». Ведь его из одного песка, да притом сухого, без капли воды, сотворил ветер.

Не успели они подняться на бархан, как вдруг там выросла темная фигура бойца, четко очерченная на фоне пунцового заката. Звонко щелкнул затвор.

— Стой! Кто идет?

Колотубин переглянулся с командиром. По нерусскому выговору, но долговязой фигуре они уже узнали мадьяра Яноша Сабо из интернациональной роты.

Сразу же, словно вынырнули из песка, выросли еще два бойца и застыли перед начальством.

— Пост номер пять несет боевое дежурство, — доложил Янош Сабо, отдавая честь.

— Пообедали?

— Хорошо, командир.

— Махры-то совсем маловато, — вставил низкорослый боец. — Всю ночь дымить не хватит.

Колотубин протянул рыжеусому кисет:

— Отсыпь половину.

Тот осторожно, боясь просыпать хоть щепотку, переложил часть самодельной махорки из комиссарского кисета в свой.

— Большое спасибо!

Махорка, как и вода, ценилась дорого. Колотубин часто свою норму раздавал бойцам, несущим ночную охрану. Ночью курить особенно хочется. Махра отгоняет сон.

Проверив посты, Джангильдинов с Колотубиным повернули коней к походному лагерю.

Тускло-пунцовый солнечный круг утонул за дальними песками, окрасив край неба в оранжево-алые отблески. Извилистые цепи барханов убегали к пустынному горизонту и там сливались, теряясь в оранжевой мгле. Небо быстро темнело, и фиолетовый сумрак сгущался в лощинах между барханами. Он размывал тени, сглаживал резкие очертания барханов. В эти вечерние часы Колотубин явственно чувствовал запах пустыни. Барханы пахли жженым кирпичом и чуть-чуть горьковатой полынью.