"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22

— Исраилов должен выйти на Шамиля сам. Ему радист сейчас позарез нужен. В идеале, они должны скрутить Ушахова и волоком тащить к Исраилову, как девку к плешивому старику! Тогда цены ему у Исраилова не будет, и, главное, с проверками проще обойдется! — дожимал свое Аврамов.

— А ты о другом подумал? Исраилов у немцев радиста запросил тремя связниками. Мы взяли только одного, двое все же к немцам, видимо, просочились. И если абвер зашлет в горы связника, тогда на кой хрен Хасану твоя убегающая курица?

Надолго повисло молчание. Аврамов, зараженный гневной тревогой генерала, обдумывал сказанное. Наконец упрямо повел головой:

— Ждать надо, Иван Александрович, зубы искрошить в терпении, а ждать. Есть надежный факт: Шамиль обнаружил за собой слежку. А это значит — зуд у Исраилова на радиста нестерпимый, и отказ Шамиля только подстегнет эту проститутку: чем меньше женщину мы любим…

Сморщился, тяжело вздохнул Серов:

— Красиво говоришь. Только на поймут наверху этой красоты.

— Значит, надо так объяснить…

— Кому объяснить, кому?! — взъярился генерал на провинциальную бестолковость замнаркома.

— А если… Самому?

— Самому про нашу мышиную возню с Ушаховым?

— Не только. Про ситуацию в республике. Разрешите свои соображения? — жестко подобрался и посуровел Аврамов.

— Ну?

— Дальше так нельзя, Иван Александрович. Есть предел всему. Мы сами готовим тут «пятую колонну».

— Ты о чем?

— Нарком Гачиев после побега Ушахова в горы сделал начальником отдела его зама Колесникова. Этот щенок отрабатывает назначение: сжег с оперативниками Кобулова восемь хуторов. А до этого арестовал сто двадцать бандпособников, стариков и женщин в том числе. Столько же ушли в горы на нелегальное положение. Понимаете, что происходит? Гачиев с подхлеста Кобулова руками русских душит, сжигает чеченцев, тех, кто не сумел от него откупиться. Мину закладывает под наши отношения. А под ними, между прочим, еще ермоловские, воронцовские мины не обезврежены. Не дай бог, фронт подойдет к Кавказу! Вы обязаны доложить все это Сталину, или… разрешите это сделать мне.

— Да что ты говоришь? — ядовито изумился генерал. — Грудью на амбразуру вместо труса генерала? Силен, бродяга.

— Мне не до шуток, — угрюмо зыкнул Аврамов.

— Мне тоже. Не лезь поперек батьки в пекло. Читай. Уйдет в Москву сегодня же, после встречи с Ивановым и Моллаевым.

Аврамов взял листок, стал вчитываться в ровные, каллиграфически выписанные строки.

Народному комиссару внутренних дел

генеральному комиссару госбезопасности

тов. Берия

Ознакомившись с обстановкой в Чечено-Ингушетии, считаю необходимым доложить, что напряженность в горных районах нарастает. Наличие большого количества участников банд из числа местных жителей объясняется тем, что до войны и в течение последних месяцев органы управления Чечено-Ингушской республики обманывали и притесняли горцев, среднее звено разваливало колхозы, не завозило в районы товаров широкого потребления (керосин, спички, мыло, соль, ситец), что в немалой степени восстановило местное население против органов Советской власти.

Выезжающие на места представители ОК и СНК республики ниже райцентров не спускались, обстановку не знали, политразъяснительную работу вели от случая к случаю, неэффективно.

Кроме того, необоснованные репрессии наркома Гачиева к местным жителям с полной поддержки Кобулова все более обостряют обстановку.

Мной поставлен вопрос перед первым секретарем обкома Ивановым и председателем СНК Моллаевым о разработке совместных мероприятий по завозу в горы товаров широкого потребления. По нашим предложениям готовится материал в ЦК ВКП(б) по налоговым вопросам — снижение или отмена их.

Серов

Осознал все Аврамов. Ошеломленно глянул на москвича. Тот сидел, прикрыв глаза.

— Это самоубийство, Иван Александрович. Дубину шлете в руки наркому. Генерал, посланный на Кавказ истреблять бандитов, вместо этого просит для них товары ширпотреба и снижение налогов.

— Верно мыслишь, Аврамов, — как-то диковато и весело согласился Серов.

— И все же пошлете?

— Пошлю.

— Там… одной подписи не хватает, Иван Александрович.

— Чьей?

— Моей.

Оценил Серов. Однако не время и не место было телячьим нежностям.

— Устал я, Аврамов… Знал бы ты, как устал. И не от службы… — осекся москвич, подождав, набрал номер телефона: — Зайдите в кабинет Аврамова, возьмите шифровку для Москвы. — Пояснил Аврамову: — Не пойду я к Иванову с Моллаевым.

Оба окончательно осознали, что шлют в Москву и в какое время.

* * *

Аврамов не разрешил, категорически запретил Шамилю сделать дом Митцинского, где жила Фаина, явкой.

Выбравшись из грота в слепящее утро, Шамиль зажмурился, потянулся. Подставил лицо под солнечный луч. Под веками полыхнуло оранжевое пламя, кожа на лице блаженно распустилась под теплым компрессом.

Близилась полночь, раскатисто громыхало над головой. Промозглая тьма, обступившая грот, разбухла от дождевого шелеста. В каменную расщелину вкрадчиво тек терпкий запах парной земли, распускавшихся ландышей.

Однажды показалось, что за гротом следят. Выследили исраиловцы? Рано, не по плану, если так. Он долго проверял, высматривал, но ничего не обнаружил. Тревога не ушла — в гроте оставалась рация для связи в Аврамовым, про этот грот знать исраиловцам совсем не полагалось. На всякий случай радировал Шамиль Аврамову о слежке.

После ночного ливня разбухшую почву окропило светом и бор озвучился хором ранних птах. Над опушенными зеленью хребтами в бездонной синеве ветер гнал облачную вату. Здесь, у их подножия, шастали развеселые парные сквозняки, взъерошивая молодой травяной подросток.

Трава пробилась сквозь листвяную прелую шубу за две последние ночи, окропила зеленью лесные проплешины, и Шамиль, приглядев один из росяных островков, молочно опрыснутых ландышами, разделся и рухнул на него голяком, плашмя. Обожгло кожу, терпкий цветочный аромат защекотал ноздри, и Шамиль раскатисто, с наслаждением, чихнул. Грудь, живот, ноги полыхали в жгучей ванне.

Встал. Растерся полотенцем, оделся. И вдруг решился: вечером он пойдет к Фаине. Тяга к этой женщине, бесприютная тоска глодали в последние ночи все сильнее. К тому же, черт его знает, сколько осталось свет коптить?

Нахлынули опасения: он — подлец и преступник, может завалить дело. Но от решения все же не отступил. И оттого тревожный, изнуряющий напряг последних дней стал отпускать. Наскочила было взъерошенная мыслишка: как вести себя у Фаины в новом качестве шпиона? Но шуганул ее Шамиль подалее: день впереди, успеет мозги засорить.

К вечеру засобирался он к Верхнему аулу, к своему временному схорону под корнями чинары, взять еду, оставить за нее деньги и обзавестись «хвостом». Должны исраиловцы прицепить к нему наблюдение у схорона, на том весь расчет строился. Негде больше банде Косого к Шамилю пристроиться, потому как шастал он в лесных дебрях свирепым и осторожным шатуном, крайне неудобным для плотного наблюдения.

С десяток крутых лесистых верст отмахал он почти на рысях и нырнул в пещерку под корни чинары, когда на лес уже наползала синеватая вечерняя дымка. В полутемной дыре лежал плотно набитый хурджин. Шамиль развязал лямку, всмотрелся, внюхался, пуская голодную слюну: мясо вяленое, овечий сыр, кукурузный чурек, орехи. Нащупал в кармане, бросил на пол три сотенные бумажки.

Подцепив хурджин за лямки, вылез на свет. Взвалил его на плечи, хмыкнул — увесист, около пуда. Утвердившись на ногах, зорко осмотрелся, ничего не приметил. Никого? Может, так хорошо работают наблюдатели?

Пошел от схорона под уклон. Оглядывался. Никого. Стала терзать все более тревога: на кой дьявол тогда вся суета, что состряпали с Абрамовым? Выходит, профукал он встречу с Исраиловым, когда отказался от приглашения к Джавотхану?

За невидимым уже хребтом накалялась луна, подсвечивала лимонным серебром густую надхребетную синь. Пронзительно-резко стонал козодой, зловеще ухнул неподалеку филин. Летучая мышь мазнула воздух черной бархоткой рядом с лицом.