"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
— Я все понял. Немедля сделаю выводы, — действительно опомнился и осознал ситуацию нарком.
— Больше ничего не хочешь сказать?
— Я и так слишком много болтаю. А главное дело, которое ты поручил, не сделано до сих пор. Меня давно пора гнать в шею.
— Так почему ты не согласен с Серовым?
— Когда какой-то политический недоносок, вонючая падаль Исраилов называет отца всех народов, моего вождя лжецом и интриганом, а мой заместитель пускает розовые сопли, жалеет аборигенов, которые укрывают этого Исраилова, я не могу реагировать спокойно. Письмо Исраилова к тебе жжет мою совесть, гложет мое сердце.
Сталин размеренно похлопал в ладоши:
— Надо попросить, чтобы пристроили тебя в МХАТ, в фронтовую бригаду.
Еще по Грузии он знал цену этому набору из «совести» и «сердца». Гораздо лучше ему импонировала клетка. Он представил в ней Исраилова, каким его изобразил нарком. Стало легче. Почти хорошо. Собеседник обладал незаменимым качеством: облекал в слова непотребные желания и площадные мысли вождя — те, которые не полагалось высказывать вслух.
— Что я должен ответить Серову? — между тем ждал решения нарком.
— Пусть занимается своим делом, — через паузу ответил Сталин. — Мы рассмотрим его предложения о льготах горцам на Политбюро.
— А… Кобулов?
Сталин долго раскуривал трубку. Наконец ответил:
— Пусть тоже занимается своим делом. Нехорошо, неправильно, когда бандита Исраилова кормят и укрывают бандпособники. Неважно, какого они пола и возраста.
Грозное, непостижимое время. Можно было принимать одновременно два решения, взаимно истребляющих друг друга. Можно было поднять на дыбы отечественную промышленность, мудро, по-государственному готовясь к неизбежной войне, и… расстрелять лучших полководцев. Можно было создать лучшую в мире разведку и не верить ее донесениям, сажать мать-кормилицу в тюрьму за килограмм подобранных в поле колосков и отправлять тысячи вагонов хлеба злейшему врагу России, залить страну черным горем вырываемого с корнями крестьянства и заставить их славить жизнь.
— Разрешите действовать? — спросил нарком, сыгравший баш на баш с самим вождем.
— Не разрешаю — приказываю, — уточнил вождь.
Заместителю наркома внудел Кобулову
Совершенно секретно
30.5.42. Приказываю истреблять без жалости и сомнений бандитскую сволочь и тех, кто ей помогает, независимо от пола и возраста. Обеспечить в горах мертвую зону для Исраилова любой ценой.
Заместителю наркома внудел Серову
30.5.42. Занимайтесь своим делом. Ваши предложения рассмотрим.
И вновь крики детей, стариков и женщин наложились на треск автоматов и сполохи пожарищ. «Бандитская сволочь» истреблялась вместе с гнездовьем. Обезумев в слепой и горькой ярости, горцы мстили как могли, как подсказывал кипящий в ненависти мозг: вырезали целые отряды и гарнизоны.
Не зарубцевавшуюся со времен Ермолова и Воронцова национальную обиду расковыривали снова, на новом витке истории. Вайнах
укреплялся в тотальной ненависти к русскому, к тому, кто столетиями подставлял свою плоть под смертный напор тевтонских, татаро-монгольских и вот теперь фашистских орд, защищая малые нации генетическим рефлексом наседки.Сами же славяне, вскормив и взвалив на плечи двуглавого цербера, расплачивались за безоглядную доверчивость свою миллионами собственных жизней — затравленных, усохших в дурмане разрушительства «старого» мира. Цербер, лютуя на Кавказе именем русского народа, воспалял в них слепую ненависть, которую не загасили десятилетия.
И долго еще предстоит нам предъявлять взаимные счета и обиды, слезами и кровью гасить взаимное горючее недоверие, постигать нетленную истину: нет плохих или виноватых народов. Есть преступные главари.
Глава 20
Звонок поднял Аврамова в пять утра. Приглушенный голос дежурного радиста сообщил о шифровке от Восточного — Ушахова.
Жена Софья, приподнявшись на локте, встревоженно, заспанно спросила:
— Что… что там, Гриша?
Аврамов положил трубку, несколько секунд сидел неподвижно на краю кровати. Весть принесла облегчение: отозвался! Что там у него? Расшифровать немедленно, сейчас. Стал торопливо одеваться. Затянув ремень, обернулся к Софье:
— Ты, Соня, досыпай за меня.
Расшифровав радиограмму, снедаемый тревогой, он позвонил Серову. «Был на грани провала… Это же надо додуматься — разрыть могилы! Сколько лет этот оборотень нас учит, за нос водит, а все никак цены настоящей ему не дадим. Зарыть пустые гробы, идиоты!»
Серов ходил по кабинету, с хрустом разминая пальцы за спиной:
— Ну ладно, тебе по штату положено дальше носа не видеть. Но я-то, стреляный воробей, как мог эту вашу мякину с пустыми гробами прошляпить, не подстраховать? Как?!
— Штат — не фиговый листок, вы им мой срам не прикрывайте, — насупился Аврамов. — Готов нести ответственность…
— Ты еще слезу покаянную пусти, пожалею! — раздраженно зыркнул Серов. — Ему не слезы твои, прикрытие нужно. Что с подтверждением из-за кордона делать будем? Две недели…
— Шамиль гениальный ход сделал, сказал, что все связники у нас в руках. Значит, выход за кордон у Хасана только через него, — стал напряженно прикидывать Аврамов.
— Не один, два хода гениальных. Правильно отказался от предложения Джавотхана встретиться.
— А я что говорил? — не удержался, ехидно вспомнил Серову его генеральский взбрык Аврамов.
— Ну! О тебе вся Москва в лапоть звонит, — не остался в долгу генерал. — Самолет с оружием и связником отсюда не осилим, кишка тонка.
— Зачем нам осиливать? Москва осилит, — удивился Аврамов. — Звоните в Москву.
— Такие дела звонками не решаются. Закажи у Иванова самолет. Хуже татарина туда явлюсь, в самоволку.
— Без вызова? Когда здесь все на волоске зависло?! — похолодел Аврамов.
— Ладно, не пугай. Бог не выдаст… — сцепил зубы Серов. Отошел к окну, застыл там — крепенький, фактуристый.
— Чего вы добьетесь? Пришлют другого вместо вас, начнут они с Кобуловым землю под собой рыть, войска задействуют, облавы — и конец всему, — изнывал в недобром предчувствии Аврамов. — Нельзя на Исраилова с облавами. Его о всех наших действиях загодя предупреждают.