"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
— Кто такие? — спросил Валетти, когда охранник просмотрел и вернул ему паспорт.
— Здешние, — сказал человек с тесаком, — рабочие с лесопилки. Сложились и наняли грузовичок, чтобы ехать в Линц.
— Послушать фюрера?
— Точно… — Стражник недобро усмехнулся. — Торопились, канальи!
Валетти недоуменно глядел на него. Стражник сходил к обочине, что-то поднял с земли и вернулся. В руках у него была брезентовая сумка. Откинув крышку, он поднес сумку к окну автомобиля. Ударила вонь. В сумке была гнилая картошка и десяток тухлых яиц,
— Вот оно что! — пробормотал Валетти.
Давно
Травлю австрийских коммунистов вел Дольфус и продолжал Шушниг. Поступив так, тот и другой устранили последнее препятствие на пути нацизма и сами стали его жертвами. Дольфус заплатил жизнью за недальновидность. Смещенный Шушниг, по слухам, арестован. Теперь сгниет в каком-нибудь концлагере, если его довезут до лагеря…
Кузьмич вернулся мыслями к Саше. Еще десяток километров — и он у цели. Уже намечен план, как расстаться с итальянцами. Дело нехитрое… Он скосил глаза на Валетти. Тот спал, запрокинув голову и по-рыбьи шевеля открытым ртом. Второй итальянец привалился к боковому окну и дремал.
Вскоре показался шпиль кирхи и труба цементного завода. До города оставалось километра два. Пришло время будить хозяев автомобиля. Выбрав порядочную рытвину на обочине, Кузьмич въехал в нее передним колесом, резко сработал рулем. Скорость была порядочная, автомобиль тряхнуло и занесло. Валетти разразился бранью. В зеркальце Кузьмич видел, как он растирал висок ладонью, — вероятно, ударился головой о боковую стойку.
— Извините, синьор, — сказал Кузьмич. — Угодил в западню. Яма была скрыта под слоем мусора.
— Ложь!
— Право же, синьор…
— Молчать! — рявкнул Валетти, едва сдерживаясь, чтобы не проучить кулаком легкомысленного водителя. — Ты задремал за рулем, вот что. Задремал, каналья, и машина съехала в сторону. Тут-то она и угодила в яму — на обочине, а не посреди дороги, лгун паршивый!
— Даю обещание, синьор! — Кузьмич обернулся к хозяину автомобиля, молитвенно сложил ладони.
— Хватай руль! — завопил итальянец. — Тормози!
Кузьмич повиновался и вскоре остановил машину. При этом он еще раз попал колесом в рытвину.
Еще через минуту он стоял на шоссе и глядел вслед «фиату», который быстро удалялся.
Когда машина скрылась, он неторопливо двинулся к видневшимся неподалеку домам. Впереди не было ни шлагбаума, ни прочих заграждений.
Теперь он не сомневался, что уже вечером встретится с Сашей и Энрико.
Но он увидел ее еще раньше.
Предместье городка было застроено небольшими коттеджами, вытянувшимися вдоль мощенной брусчаткой улицы. Они стояли тесно, домик к домику, каждый с крохотным аккуратным садиком, обнесенным невысокой изгородью, с католическим крестом или фигуркой святого в нише над входной дверью, с замысловатым флюгером на ребре островерхой крыши.
Кузьмич шел неторопливой походкой фланера. Улица называлась Меркурштрассе и, как он знал, рассекала город надвое. На этой улице, ближе к центру, располагалась кондитерская «Двенадцать месяцев».
Позади остались два квартала. Улица была пустынна. Лишь изредка проезжала машина да появлялись две-три фигурки — горожане спешили по своим делам. Город выглядел буднично, мирно. Но вот из переулка выкатился дизельный «бюссинг»,
обдал Кузьмича дымом, пахнущим керосином, устремился по магистрали. Кузов грузовика был набит людьми с винтовками. Где-то впереди «бюссинг» въехал на тротуар и остановился. Люди попрыгали на землю, устремились в подъезд здания. Послышались крики, со звоном лопнуло стекло.Кузьмич продолжал путь. Он шел по противоположной стороне улицы. Когда поравнялся с грузовиком, налет уже подходил к концу: люди с повязками со свастикой втаскивали в кузов трех мужчин и женщину, по виду — мастеровых. Грузовик взревел мотором и задымил по Меркурштрассе. Двери дома, от которого он только что отъехал, были распахнуты, окно выбито. Как свидетельствовала вывеска, здесь помещалась типография и переплетная,
Еще квартал позади. Отсюда начиналась автомобильная дорога на запад. Кузьмич уже собирался перейти шоссе, как вдруг из-за поворота показался легковой «опель-капитан». Он шел от центра и, видимо, выбирался за город. Автомобиль имел опознавательные знаки полиции.
Машина приблизилась, сбавила скорость перед поворотом и выехала на загородную трассу. В последний момент Кузьмич успел разглядеть на заднем сиденье двоих — офицера полиции и женщину. Спутницей полицейского чина была Саша Сизова.
Автомобиль исчез на загородном шоссе, а Кузьмич все стоял на перекрестке. Наконец медленно двинулся по улице. Он знал о запросе, сделанном австрийской полицией в Южной Америке, откуда Саша прибыла в этот город. Вероятность таких действий полиции учитывалась, еще когда Сашу и Энрико готовили к заграничной командировке. И за результат запроса Кузьмич не беспокоился: советская разведка располагала возможностью сделать так, чтобы в полицию пришел положительный ответ. И это было осуществлено. Почему же Саша оказалась в полицейской машине? Какие новые осложнения возникли на ее пути?
На эти вопросы не было ответа.
Он приблизился к центру. Вот и кондитерская. Ее можно было заметить издалека. Большая вывеска изображала розовощекого мальчугана. В одной руке он держал стакан молока, в другой — шоколадного зайца, у которого недоставало уха. Ниже шло название заведения и фамилия его владелицы: Эстер Диас.
Кузьмич вошел в кондитерскую, спросил чашку кофе и стал выбирать пирожное. Множество различных сластей было красиво разложено под сверкающим стеклом длинного прилавка.
— Возьмите вот это.
Продавщица, круглолицая девушка в кокетливой кружевной наколке, показала на замысловатое изделие. Поверх корочки крем был уложен в форме свастики.
— Очень вкусно, — продолжала девушка. — Наша новинка. Придумана только вчера. — Она провела по губам розовым влажным язычком. — Я уже съела три таких… Попробуйте, господин!
— Это ваше изобретение?
— Что вы, господин! Я не способна на такое. Съесть — другое дело, — девушка звонко рассмеялась.
— Пожалуй, я попробую, — сказал Кузьмич. И осторожно спросил: — Кто же автор?
— Сама хозяйка.
Продавщица сказала это почтительно, даже с гордостью.
— Хозяйка?.. — медленно повторил Кузьмич, не сводя глаз с веселой девушки. — Хозяйка, сказали вы? Но помнится, кондитерской владел мужчина.
— Это когда было! Уже год, как кондитерская в других руках.
Кузьмич пожал плечами, что должно было означать его полнейшее равнодушие к словам собеседницы.
Кофе поспел. Девушка наполнила чашечку, положила пирожное со свастикой на фарфоровую плитку, передала посетителю.