Военные приключения. Выпуск 7

— Сеня, Сень, — потрепал свернувшегося калачиком на сиденье солдата Верховодов. Водитель дрыгнул ногой, больно задел сапогом по руке, и старший лейтенант прижал его ноги: — Сеня, проснись.

Семен не хотел просыпаться, а скорее всего, просто не мог. Он лежал на сиденье, даже не сняв перчаток, даже не подсунув под голову пуховичок, сшитый для этих целей, а сейчас торчащий из–за спинки сиденья. До какой же тогда степени устали его солдаты…

Верховодов зашел с другой стороны кабины, начал поднимать водителя, усаживать его на сиденье. Уцепившись за руль, Семен, не открывая глаз, невнятно спросил:

— Ехать?

— Перейди в бронетранспортер. Давай помогу, — старший лейтенант набросил руку солдата себе на плечо, стал вытаскивать его из кабины.

Наверное, если бы он сказал, что нужно, ехать, Семен бы проснулся. Но мозг солдата не отметил, видимо, для себя команды, а значит, остальное — просьбы, советы, пожелания — ерунда на постном масле по сравнению с желанием спать.

— Давай… осторожнее… — Костя вытащил Семена из кабины, передохнул. — Пойдем в «бэтр», здесь рядом.

Сонный — хуже раненого: он не понимает, чрго от него хотят. Горовойх, постанывая, обмяк на плече старшего лейтенанта, и Верховодов практически на себе перенес водителя к бронетранспортеру. Хорошо, Соколов еще не укладывался: он без лишних расспросов подхватил сверху солдата, втянул его на броню и опустил в люк.

— Я до батальона, к утру буду, — махнул лейтенанту Костя и побежал к машине.

Веревка на выезде уже была опущена, флажки лежали в пыли, и Костя проехал прямо по ним.

— Только быстрее, товарищ старший лейтенант! — крякнул из темноты дневальный.

Верховодов выставил в открытое окно руку: слышу, понял, сделаю.

Юрку нагнал через несколько минут. С шапкой и ремнем в руках, расстегнутый, он бежал по дороге, и у Верховодова подкатил ком к горлу. Он замигал фарами, Юрка сошел с дороги. Прикрывая глаза от света, стал поджидать машину. Увидев командира, похоже, ни удивился, ни обрадовался: молча залез в кабину, откинулся на сиденье.

— Дорогу помнишь? — спросил через несколько минут Верховодов.

— Перед поворотом справа валялась пустая бочка из–под солярка, — у водителей зрительная память особая, и Костя сейчас мог рассчитывать только на это. Заплутать же в степи с десятками, сотнями новых дорог и объездов, проложенных выходящими войсками, было проще пареной репы.

— К утру надо вернуться.

Юрка промолчал, и Верховодову стало немного обидно: он уговаривал охрану, давал свое честное слово, вместо сна гонит по степи — и хотя бы кивок благодарности.

Он скосил глаза. Ефрейтор сидел какой–то опустошенный, безразличный ко всему, и старшему лейтенанту показалось: поверни он сейчас машину назад — Юрка не скажет ни слова, не возмутится и не удавится. Что с ним? Только что бежал человек, спешил, торопился — и в один миг обмяк. Может, это защита организма? Может, если бы не это безразличие — не выдержало бы Юркино сердце, ведь он не просто к матери бежал, он бежал от радости, что остался жив, что для него кончилась война. Да–да, кончилась, Верховодов почувствовал, что если, не дай бог, придет утром новая команда идти в Афган, Юрка уже не сделает шага вперед, силы его иссякли. И у силы этой одно название — нервы…

Старший лейтенант хлопнул Юрку по колену: если выжили, то и оживем. И было бы просто здорово, если бы мать в самом деле ждала его у шлагбаума…

— Поворот, — вдруг встрепенулся Юрка, подался вперед.

У развилки мелькнула полузасыпанная песком бочка, и волнение вновь охватило Карина. Он заерзал на сиденье, недовольно поглядывая на спидометр. Верховодов вспомнил, как точно так же нетерпеливо глядел на спидометр и он, когда ехали к детскому дому, но тогда он считал оставшиеся метры, а Юрка мается малой, по его мнению, скоростью. Потерпи, Юрок, осталась малость. Уже пошли знакомые бугорки и рытвины, теперь надо ждать появления в свете фар лагеря…

Первым высветился шлагбаум — мачта списанной радиостанции с привязанным траком на одном конце. Но то, что он был открыт, и шнур, за который поднимали и опускали мачту, бесхозно болтался на ветру в вышине, насторожило, вселило в сердце тревогу. Потом показалась палатка — и больше, как ни всматривались Верховодов и Юрка, на месте их «отстойника» ничего не было. Неужели батальон снялся?

Верховодов подогнал «Урал» к самой палатке, а из нее, прикрываясь от света локтем, вышел офицер в наброшенном на плечи бушлате. Костя убрал дальний свет, выпрыгнул из кабины.

— Костя? — окликнули его, и Верховодов узнал в вышедшем командира второго взвода лейтенанта Голубцова. — Наконец–то. А я слышу, мотор, и думаю — наверняка ты.

— А где все? Где батальон?

— Кто где, расформировала четыре дня назад. А мне комбат приказал тебя ждать. Погоди, главное же не сказал. Сколько времени?

Костя глянул на новые светящиеся «Командирские»:

— Четыре двадцать.

— Вот черт, опоздал ты маленько. Тут к тебе девушка приезжала, глазастая такая…

— Юля? — у Кости перехватило дыхание, он дернул, отрывая пуговицу, ворот бушлата. — Когда? Где она?

— Сегодня вечером… тьфу, черт, вчера вечером… короче, этой ночью должна была улететь в Ташкент. Тут еще одна женщина все эти дни жила, твоего Юрки Карина…

— Мама? — вышел из темноты Карин, и Голубцов, вглядевшись в солдата, радостно закивал:

— Да–да, твоя мать. Вот в этой палатке они вдвоем и жили, комбат выделил. А вчера передали, что вас из Кабула перебросили самолетами в Ташкент.

— Кто передал? Что за чушь? Мы шли своим ходом! — взорвался старший лейтенант, словно Голубцов был виноват в ложной информации. — Это пленного отправили самолетом, у него ранение позвоночника, а мы сами… на своих колесах…

— А где мама? — тихо перебил Карин.

— Ну так она и Юля как раз и улетели в Ташкент. Туда, в штаб округа, переправляли журналистов, и я упросил, чтобы и их взяли… Я же не знал… Ах ты, черт, как же нелепо получилось!.. Слушайте, давайте в палатку, здесь колотун, — лейтенант хотел юркнуть под брезентовый полог, но Верховодов остановил:

— Погоди, дай прийти в себя… Значит, Юля и Юркина мать поехали на аэродром?

— Да.

Старший лейтенант посмотрел на Карина, тот на него, и они одновременно запрыгнули в кабину, и словно одна, хлопнули дверцы.

— Костя, погоди, — теперь уже останавливал Голубцов. — Мне майор приказал дождаться вас, а потом могу быть свободным.

— Ты свободен. — Костя включил скорость.

— Да подожди, — лейтенант запрыгнул на подножку. — У меня ваши документы и чистые наградные листы с печатями. Комбат сказал, чтобы ты сам заполнил их на каждого.