Военный аппарат России в период войны с Японией (1904 – 1905 гг.)

Однако подавляющее большинство населения войну не поддержало вовсе.

Судя по письмам, полученным периодическим изданием «Крестьянская жизнь и деревенское хозяйство» под редакцией И. Горбунова-Посадова от своих сельских корреспондентов, к началу 1905 г. только 10% селькоров (и тех, о ком они писали) придерживались патриотических настроений, 19% – равнодушны к войне, у 44% – настроение унылое и тягостное и, наконец, у 27% – отношение резко отрицательное [16] .

16

Сурин М. Война и деревня. М. , 1907, с. 14—20.

Крестьяне выражали принципиальное нежелание помогать войне, причем порой в достаточно гнусных формах. Так, они отказывались помогать семьям солдат, ушедших на войну. В Московской губернии в помощи отказали 60% сельских общин, а во Владимирской – даже 79% [17] . Священник села Марфино Московского уезда рассказывал сельскому корреспонденту, что он пытался взывать к совести сельчан, но услышал такой ответ: «Это дело правительства. Решая вопрос о войне, оно должно было решить вопрос и о всех последствиях ее» [18] .

17

Там же. С. 12.

18

Там же. С. 13.

Враждебно встретили войну рабочие, о чем свидетельствовал целый ряд забастовок, в том числе на военных заводах и железных дорогах.

Принято считать, что войну всегда приветствуют из корыстных соображений помещики и капиталисты. Но не тут-то было! Вот что писала газета «Киевлянин», орган помещиков и буржуазии, в начале 1904 г.: «Мы сделали огромную ошибку, забравшись в эту восточную прорву, и теперь нужно „...“ возможно скорее оттуда выбраться» [19] .

19

Романов Б. А. Очерки дипломатической истории Русско-японской войны. М. – Л. , 1947, с. 314.

Великая княгиня Елизавета Федоровна так определила Куропаткину настроение Москвы: «Войны не хотят, цели войны не понимают, воодушевления не будет» [20] . А как же те капиталисты, капиталы которых были задействованы на Дальнем Востоке? Через несколько дней после начала войны член правления Русско-китайского банка князь Ухтомский дал интервью корреспонденту газеты «Франкфуртер цайтунг», где, в частности, заявил: «Не может быть войны менее популярной, чем настоящая. Мы абсолютно ничего не можем выиграть, принеся огромные жертвы людьми и деньгами» [21] .

20

Там же.

21

Там же. С. 314—315.

Таким образом, мы видим, что российское общество в подавляющей массе сразу противопоставило себя войне, а к неудачам на Дальнем Востоке относилось если и не со злорадством, то по крайней мере с глубочайшим безразличием. Как простолюдины, так и «высший свет».

Но этого ни в коем случае нельзя сказать о главе государства, последнем русском императоре Николае II! Он принимал события на Дальнем Востоке близко к сердцу, искренне переживал, узнавая о гибели людей и кораблей. Вот всего лишь две краткие выдержки из личного дневника государя: «31 января (1904 г.), суббота. Вечером получил скверное известие „...“ крейсер „Боярин“ наткнулся на нашу подводную мину и затонул. Все спаслись, исключая 9 кочегаров. Больно и тяжело! 1 февраля, в воскресенье „...“ Первую половину дня все еще находился под грустным впечатлением вчерашнего. Досадно и больно за флот и за то мнение, которое может о нем составиться в России!.. 25 февраля (1905 г.), пятница. Опять скверные известия с Дальнего Востока. Куропаткин дал себя обойти и уже под напором противника с трех сторон принужден отступить к Телину. Господи, что за неудачи!.. Вечером упаковывал подарки офицерам и солдатам санитарного поезда Аликс на Пасху» [22] . Как мы видим из вышеприведенных отрывков, император Николай II не только болел душой за каждого русского солдата, но и не гнушался собственноручно упаковывать им подарки! Но, как известно, «короля играет свита». А вот «свита» последнего русского самодержца оказалась, мягко говоря, не на высоте. Так, С. Ю.Витте в начале июля 1904 года упорно твердил, что России Маньчжурия не нужна и он не желает победы России. А в беседе с германским канцлером Бюловом Витте прямо заявил: «Я боюсь быстрых и блестящих русских успехов» [23] . Подобным образом вели себя и многие другие высшие сановники, зараженные масонским духом. Уже тогда активно произрастали «измена, трусость и обман», которые расцвели махровым цветом в начале 1917 года и заставили государя отречься от престола «...»

22

Дневник императора Николая II. Берлин, 1923, С. 131, 200

23

Цит. по: Николай II. Венец земной и Небесный. М. , 1999, С. 502

Однако вернемся непосредственно к теме нашего исследования.

Войны XX века по своему масштабу и характеру сильно отличались от войн предшествующих эпох. Они, как правило, имели тотальный характер и требовали напряжения всех сил государства, полной мобилизации экономики и постановки ее на военные рельсы. Крупный специалист в области военной экономики Е. Святловский писал по этому поводу: «В то время как прежде войско, даже отброшенное на значительное расстояние от своего отечества, сохраняло боеспособность, современные технические и хозяйственные потребности военных масс приводят их к тесной зависимости от собственной страны „...“ Война влечет за собой необходимость мобилизации народного хозяйства (в частности, мобилизации населения, промышленности, сельского хозяйства, путей сообщения и финансов), для того чтобы взять от народного хозяйства максимум усилий, которых требует война „...“ Под мобилизацией экономической силы разумеется приведение ее в состояние готовности служить военным целям и подчиняться военным задачам, а также рациональное использование экономических ресурсов в целях войны во все последующие ее периоды» [24] .

24

Святловский Е. Экономика войны. М. , 1926, С. 23, 373.

Однако в период Русско-японской войны ни о какой мобилизации экономики даже речи не шло!!!

Война была сама по себе, а страна – сама по себе. Контакты Военного министерства с другими министерствами были весьма ограничены, о чем мы еще поговорим в дальнейшем. Фактически получается, что на суше войну вело только военно-сухопутное ведомство, а на море – только военно-морское, причем свои действия они друг с другом не согласовывали и между собой почти не общались, если не считать того, что Военное министерство возместило морскому стоимость 50 фугасных снарядов, переданных с кораблей береговой артиллерии Порт-Артура [25] . Вдобавок ко всему Россия оказалась абсолютно неготова к войне. О причинах и последствиях этого мы подробно расскажем во 2-й и 3-й главах.

25

ЦГВИА. Ф. ВУА, д. 27953, л. 36.

Но наш главный вопрос – аппарат военно-сухопутного ведомства в экстремальной ситуации. Прежде чем говорить о работе Военного министерства в условиях войны, рассмотрим в общих чертах его организационное устройство и систему управления (см. Приложение 4).

Административное руководство армией распределялось в России между управлениями трех категорий: главными, военно-окружными и строевыми. Главные управления составляли аппарат Военного министерства, а военно-окружные представляли собой высшую местную инстанцию, являясь связующим звеном между Военным министерством и строевыми управлениями в армии. Во главе министерства стоял военный министр, назначаемый и увольняемый лично императором, который считался Верховным главнокомандующим военно-сухопутными силами. Основными задачами министра были направление и координация работы всей военной машины государства. С 1881 по 1905 год пост военного министра занимали последовательно П. С. Ванновский (1881—1898), А. Н. Куропаткин (1898—1904) и В. В. Сахаров (1904—1905), замененный в самом конце войны А. Ф. Редигером. Наметившийся в это время серьезный внутреннеполитический кризис породил неурядицы в военном управлении, отразившиеся и на положении военного министра. Дело в том, что военно-окружные управления подчинялись не только Военному министерству, но и командующим военными округами, а те, в свою очередь, – непосредственно императору и лишь формально военному министру [26] . Фактически в полном распоряжении министра оставался только центральный аппарат министерства и сопутствующие учреждения. Отсутствие четкой определенности во взаимоотношениях центральных и местных органов военного управления вело к децентрализации и способствовало образованию сепаратистских настроений в некоторых округах. В этих условиях большую роль при решении вопросов управления военным ведомством играли личное влияние главных действующих лиц и та степень расположения, которую уделял им император. Так, например, П. С. Ванновский, пользовавшийся симпатией и полным доверием Александра III, доминировал над большинством военных округов, однако в тех округах, которые возглавляли лица, имеющие большее влияние, его власть оспаривалась и даже сводилась на нет. Так было в возглавляемом «великим князем Владимиром Александровичем Петербургском военном округе, а также в Варшавском. Командующий последним генерал-фельдмаршал И. В. Гурко однажды даже не допустил в свой округ генерала, посланного министром для ревизии управлений уездных воинских начальников [27] .

26

ЦГВИА. Ф. 280. ОП. 1. Д. 4. Л. 37.

27

Там же. Л. 37—38.

Влияние, которое имел при дворе А. Н. Куропаткин, было меньше, чем у Ванновского, и при нем обособились Московский и Киевский военные округа, возглавляемые великим князем Сергеем Александровичем и генералом от инфантерии М. И. Драгомировым [28] .

Апатичный, ленивый В. В. Сахаров и не пытался что-либо сделать, дабы предотвратить развал армии. При нем прибавился еще один «автономный» округ – Кавказский [29] .

Командующие вышеуказанных военных округов чувствовали себя в положении удельных князей и не только относились критически к указаниям военного министра, но даже иногда отменяли на своей территории высочайше утвержденные уставы. Так, М. И. Драгомиров в своем округе запрещал пехотным цепям ложиться при наступлении, невзирая на имеющиеся в уставе указания [30] .

28

ЦГВИА. Ф. 280. ОП. 1. Д. 4. Л. 37—38.

29

Там же. Л. 38.

30

Там же.

Помимо всего прочего в самом Военном министерстве некоторые главки, возглавляемые лицами императорской фамилии, действовали в значительной степени независимо.

На деятельности военного министра отрицательно сказывалась плохая организация труда и рабочего времени, свойственная в описываемый период всему военному ведомству России. Министр был завален работой, часто мелочной. Ему приходилось лично выслушивать слишком много отдельных докладчиков, из-за чего страдали главные задачи – направление и координация всей работы военного ведомства [31] . Значительное количество времени отнимали многочисленные формальные обязанности. А. Ф. Редигер, сменивший в июне 1905 г. В. В. Сахарова на посту военного министра, писал по этому поводу: « „...“ на военном министре лежала обязанность, от которой все прочие министры (кроме министра двора) были свободны: присутствовать на всех смотрах, парадах и учениях, происходивших в высочайшем присутствии. Это являлось абсолютно непроизводительной тратой времени, так как при всех этих торжествах и занятиях военному министру нечего было делать, и лишь несколько раз государь, пользуясь случаем, давал какие-либо приказания» [32] . Министр был обязан лично принимать просителей, но поскольку у него не хватало времени самому рассмотреть их дела, это являлось пустой формальностью [33] и т. д. Как видим, во время Русско-японской войны положение военного министра осложнялось многими обстоятельствами. Но кроме всего прочего немалое значение имели личные и деловые качества самого министра. С февраля 1904 по июнь 1905 г. пост военного министра занимал генерал-адъютант В. В. Сахаров. В прошлом боевой офицер и выпускник академии Генерального штаба, человек неглупый и образованный, он тем не менее совершенно не подходил для столь трудной и ответственной должности. По свидетельству современников, он был вял, ленив и мелочен [34] . Он дотошно проверял правильность наградных представлений, а в вопросах более серьезных проявлял непростительную беспечность [35] . Эти черты характера Сахарова не лучшим образом отразились на управлении министерством в годы войны.

31

Там же. Ф. 1. ОП. 1. Д. 66540. Л. 1.

32

ЦГВИА. Ф. 280. ОП. 1. Д. 4. Л. 44.

33

Там же. Д. 50.

34

Витте С. Ю. Воспоминания. М. , 1961. Т. 2. С. 158, 381; Редигер А. Ф. История моей жизни, ч. III (рукопись). ЦГВИА. Ф. 280. ОП. 1. Д. 4. Л. 12.

35

Там же.

Теперь перейдем к структуре аппарата Военного министерства. Основной частью министерства являлся Главный штаб, образованный в 1865 г. путем слияния Главного управления Генерального штаба и инспекторского департамента. Накануне Русско-японской войны Главный штаб состоял из пяти управлений: 1-го генерал-квартирмейстера, 2-го генерал-квартирмейстера, дежурного генерала, военных сообщений и военно-топографического. В состав Главного штаба входили также комитет Главного штаба, мобилизационный комитет, хозяйственный комитет, особое совещание по передвижению войск и грузов и военная типография. При Главном штабе находились редакции газеты «Русский инвалид», журнала «Военный сборник» и Николаевская академия Генерального штаба [36] . Главный штаб занимался общими вопросами военного управления; мобилизациями, комплектованием, тактической и хозяйственной подготовкой. В его обязанности входили также военная разведка и разработка примерных планов ведения боевых действий со всеми европейскими и азиатскими соседями империи [37] .

36

Приказ по военному ведомству № 133 за 1903 г.

37

Куропаткин А. Н. Итоги войны. Берлин, 1909. С. 369.