ВоенТур 2
Шрифт:
С уже разбитых самолетов сняли турельные варианты ШКАСов, а также ШВАКи, и пулеметы и пушки, а к ним еще прихватили целый грузовик-трехтонку патронов. Так как они очень прожорливые, особенно ШКАСы, но он хотя бы обычным патроном от трехлинейки заряжается, хотя после этого его и клинит постоянно. Так мне объяснили. Вот спрашивается нафига козе баян? Эти газонокосилки со скорострельностью в 1800 выстрелов в минуту жрали патроны со страшной силой и что самое главное, специальные авиационные патроны, а от обычных винтовочных его заразу такую клинило. Да эти полтора десятка пулеметов расстреляют целый грузовик патронов за короткий бой и где их брать потом? Или тут на каждом шагу будут стоять рояли в кустах в виде складов и аэродромов? Короче я велел старшине оставить пару
— Командир! — Это он ко мне подошел. — Слушай, я тут краем уха слышал, что ты привезенные с аэродрома пушки и пулеметы приказал выбросить. Ты чего, с дубу рухнул таким добром разбрасываться?!
— Колян, это не добро, это геморрой на нашу задницу и причем очень качественный геморрой.
— Да ну, ты гонишь! — Позволял я ему, при полном отсутствии лишних ушей так фамильярничать. Правда он и сам это понимал, и каждый раз когда хотел пойти на это, предусмотрительно оглядывался…
— Ни в коей мере Колян! Это все авиационное оружие, кое-что в турельном исполнении я оставил, а все остальное приказал выкинуть, нам мертвый груз не нужен.
— Так если малехо повозится то и крыльевые пушки и крупняки присобачить можно.
— А оно тебе надо? Переделок много, к тому же как я тебе говорил, это авиационное оружие, рассчитанное для работы в чистоте. Какая нафиг грязь в небе? На земле его будет постоянно клинить, прецеденты уже были, я даже с десяток турельных ШКАСов приказал оставить, на них ведь патронов не напастись, как в черную дыру все уходить будет, а пулемет винтовочного калибра уже малоэффективен против нынешних самолетов. Тут пожалуй будет больше толку если вместо одного ШКАСа по самолету отработает взвод бойцов со «светками». Калибр тот же самый, а вероятность удачного попадания выше. Скорострельность у светки неплохая, а тут тебе сразу тридцать стволов, да с разных направлений, глядишь кто-то удачно и попадет, зато расход патронов на много меньше и не дефицитных авиационных, а самых обычных.
— Ну не знаю…
Короче Колька ушел от меня явно не переубежденным, но поделать он все равно ничего не мог, все же приказ командира. Правда этот жук все же уволок к себе один ШКАС, турельный с прикладом и прихватизировал для него пару цинков авиационных патронов.
На МТС оказался достаточно неплохой станочный парк, и можно было бы кое какие задумки воплотить так сказать в жизнь, но оставаться на ней дольше было нельзя, слишком уж объект заметный и немцы его без своего внимания не оставят. Зуб даю, что они уже на его базе планируют организовать ремонтные мастерские для своей техники. Поэтому мы, и станцию с мастерскими и аэродром подготовили к подрыву и вывели «кнопки» подальше в укромные места.
Отойдя километров на двадцать в лес, устроили временную базу, а тем временем по наводке нашего интенданта отправились на два ближайших склада. Располагались они в лесах и потому уцелели, так же как и их охрана, которую ни кто не удосужился снять. Выставив посты на всех лесных дорогах, мы стали отлавливать окруженцев, которые поодиночке и группами, а порой и довольно большими отрядами по несколько десятков человек пробирались лесами к нашим. Всех их заворачивали к нам, а там дед Павел с парой помощников из примкнувших к нам пограничников и особистов проводил им проверку на вшивость. Несколько раз он таки вычислил провокаторов из наших уродов согласившихся работать на немцев, а один раз и настоящего диверсанта из «Бранденбурга-800».
Дав личному составу хорошо выспаться, в ночь мы двинулись к нашей цели. Совсем небольшой отрезок маршрута пролегал по рокаде идущей с севера на юг. Луна освещала все вокруг как танковый
прожектор, над болотами клубился туман и казалось что он из чистого серебра, а дорога ведет нас в какие-то неведомые миры. Наверное под впечатлением лунного света, в памяти, как из толщи мутной воды всплыл отрывок лекции в военной академии: «На войне, — говорил преподаватель, пейзаж перестает существовать сам по себе. Все, что совершается в природе, может влиять на ход боевых действий и должно обязательно приниматься в расчет командиром».Ближе к полуночи шедшие в головном дозоре десантники остановились, при этом сигнал тревоги они подавать не стали. Когда я подъехал к ним, то моему взору предстало жуткое зрелище. Судя по всему тут отступал наш медсанбат, который нагнали и уничтожили прорвавшиеся немцы. Явно раздавленные танками повозки, лошади и трупы, трупы и снова трупы.
Никого с#ки не пощадили!!! А собственно чего я ждал? Глупо же было ожидать милосердия от этих двуногих тварей. Так они еще не поленились и казнили этих бедолаг в особо извращенной форме! Навряд ли это было вызвано экономией боеприпасов… Какие сволочи… По уложенным на землю ровным рядом перевязанных раненых фашисты аккуратно проехали на танке. И, видимо, не один раз — некоторые тела были просто размазаны тонким слоем по земле. Не просто убитых, видно было, что веселились от души… культуртрегеры еб##ые, измывались над беспомощными и безоружными!
Наша колонна встала. Мы угрюмо обозревали картину происшедшей здесь бойни, так как иначе это было назвать нельзя. Несколько человек не выдержав, отбежали к краю дороги и их стало рвать. Можно было их понять, это зрелище действительно было страшным. Даже нам, которые в какой-то мере были подготовлены к произошедшему кучей просмотренных ужастиков и боевиков, а также знанием того, что творили оккупанты на нашей земле было не по себе. Что тут говорить о местных, для которых это все было в новинку.
Эту страшную картину попытался сфотографировать, политрук-корреспондент. Не знаю, получится ли у него что-то. Его лицо стало белым и он тоже разок сбегал к обочине, где его качественно вывернуло.
Запредельная лютость, с которой эти типа цивилизованные европейцы обошлись с нашими беспомощными ранеными и медперсоналом потрясла не только меня до глубины души. Командир десантников стоял с застывшим взглядом. После такого политзанятия не проводятся.
Мужских трупов из медперсонала я насчитал не больше полутора десятков, судя по всему санитары, но было и явно несколько врачей. А вот женских трупов всех возрастов почти столько же, сколько и раненых. Чтобы не выть от накрывшего меня бессилия и бешенства, я пытался думать о чем-то отвлеченном, но это практически не помогало.
А когда недалеко от себя увидел почти разделанную как мясную тушу одной из женщин, то все мысли о том, что бы отвлечься и абстрагироваться от этого ужаса, просто испарились. Именно в этот момент, мой внутренний голос задал мне вопрос: 'А что если с моей женой или не дай бог с дочкой сотворили такое же? А ведь все эти женщины были чьми-то дочерьми, сестрами, женами, мамами?.. И после этого пришло ясное понимание того, что на этой войне, с этим противником ни какого благородства, ни какого гуманизма, никаких женевских конвенций быть не может. Этот вывод прочно вошел в мое сознание, что-то сдвинув с едва ощутимым щелчком, у меня под черепом. Какая-то часть моей души покинула меня в этот момент, наверное навсегда.
Оглянувшись вокруг, отчетливо понял что не только я с особым цинизмом буду мочить этих тварей. Мы будем теперь их убивать так, что их пока еще живые комрады будут ссаться от ужаса, который навсегда поселиться в их сознании. Прав был мужик — сколько раз увидишь немца, столько раз и убей его!
К сожалению июньская ночь коротка, и остаться похоронить их мы не можем, слишком много времени на это понадобилось бы. Но десантники думали по другому — они молча и с остервенением рыли братскую могилу, и аккуратно вместе со слоем дерна переносили обезображенные трупы в выстеленную брезентом от медсанбатовских палаток яму. Холмик накрыли куском ткани с ясно различимым красным крестом в белом круге.