Воевали на «гробах»! Упадок в танковых войсках
Шрифт:
Целью «японских негодяев», согласно приказу, отданному командиром 23-й пехотной дивизии, являлось уничтожение «войск Внешней Монголии в районе Номон-Хана».
«То есть Халхин-Гола», – уточняет советский автор. На самом деле генерал-лейтенант М. Камацубара имел в виду то, что имел, – маньчжурский населённый пункт Номон-Хан, у околиц которого джигитировал 17-й кавалерийский полк монгольских багатуров.
Впрочем, российский Генштаб и сегодня уверяет нас, что японцы планировали «захватить территорию Монгольской Народной Республики, а в дальнейшем прорваться в Советское Забайкалье, перерезать Сибирскую железнодорожную магистраль и отрезать Дальний Восток от остальной территории СССР». Между тем Япония, завязнув в Китае, к войне с Советским Союзом была не готова. Сталин прекрасно это знал и, выступая перед военными, характеризовал события у озера Хасан и на Халхин-Голе как мелкие
На рассвете 28 мая японская авиация обрушила бомбовый удар по наведённой советскими сапёрами переправе через Халхин-Гол, тылам и расположению советско-монгольских войск. «Сталинские соколы», имевшие на вооружении 101 истребитель и 88 бомбардировщиков СБ, продемонстрировали полную беспомощность и ничем помочь своим войскам не смогли. Основными силами противник атаковал по всей 20-километровой линии фронта, а вдоль восточного берега реки с севера на юг через открытый левый фланг к переправе подбиралась на машинах боевая группа под командованием подполковника Адзума. В течение дня советско-монгольские войска были отброшены к переправе и к вечеру занимали полукруговую оборону на плацдарме радиусом два – три километра. Не исправил положения и неорганизованный ввод в бой по мере прибытия подразделений 149-го стрелкового полка. Правда, фланговая атака отряда Адзума была отбита инициативными действиями артиллеристов и контратакой сапёрной роты, предотвративших прорыв японцев к переправе.
Утром 29 мая при поддержке догнавшего пехоту дивизиона 175-го артиллерийского полка и пяти огнемётных танков XT-26 советские части перешли в наступление и оттеснили противника на 1,5 – 2 км. Враг понял, что он разбит, и оставил священную монгольскую землю. Припозднившейся 9-й мотоброневой бригаде, совершившей за тринадцать дней 760-километровый марш-бросок по степи к Халхин-Голу, даже не пришлось вступать в дело.
Боевые действия на реке Халхин-Гол 28 – 29 мая 1939 г.
Как ни путаны рассказы о боях 28 – 29 мая, всё равно создаётся впечатление, что советско-монгольские войска японцы с плацдарма всё-таки выдворили, а сами, посчитав инцидент исчерпанным, от реки отошли. Об этом мимоходом упомянул в своей книге Евгений Горбунов. Правда, в его трактовке противник, потеряв только убитыми более 400 солдат и офицеров и «ещё больше ранеными», был показательно разгромлен и рассеян, но даже своей ретирадой сумел напугать командование 57-го корпуса:
«Для вывозки войск и боевой техники японским командованием были вызваны грузовые автомашины. Советская разведка засекла их появление. Но начальник оперативного отделения штаба 57-го корпуса, который командовал группой советско-монгольских войск на восточном берегу Халхин-Гола, решил, что автоколонна, двигающаяся от границы к позициям японских войск, подвозит новые подкрепления для дальнейшего наступления к центральной переправе через реку. Поэтому, не перепроверив данные разведки, он отдал приказ об отводе советско-монгольских войск на западный берег реки, где они находились несколько дней. Японские войска были отведены на маньчжурскую территорию».
Комдив Н. В. Фекленко так в Москву и доложил: «Наши части под натиском противника отошли на западный берег р. Халхин-Гол».
Любопытно, что, отступая и контратакуя, позволив затем «разбитому» противнику беспрепятственно погрузиться в грузовики и уехать, наши военачальники успели в точности сосчитать японских и маньчжурских убитых. Правда, по японскому счёту, общие потери составили 290 человек, в числе погибших оказался подполковник Адзума. Месяц спустя «уполномоченный ТАСС» впервые сообщил советским гражданам о событиях на реке Халхин-Гол, о разгроме трёх японских штабов, о том, что граница на замке, налётчики разбиты, а «Монгольская Народно-Революционная армия потеряла в этих боях 40 убитых и 70 человек раненых». Часть из них полегла от дружественного огня нашей артиллерии, но это – неинтересные детали. Был убит комдив-6 полковник Шарийбу. Потери советских частей составили 138 убитых и пропавших без вести, 198 раненых, 10 бронеавтомобилей.
Такого позора Сталин стерпеть не мог. Ещё свежи были в народной памяти воспоминания о бездарно проигранной царским правительством русско-японской войне, не мог Иосиф Виссарионович допустить, чтобы его имя связывали с ещё одним «падением Порт-Артура».
И проявить слабость перед лицом хищного соседа не имел права. 31 мая 1939 года с трибуны третьей сессии Верховного Совета СССР новоиспечённый нарком иностранных дел В. М. Молотов заявил: «Кажется, уже пора понять, кому следует, что Советское правительство не будет терпеть никаких провокаций со стороны японо-маньчжурских частей на своих границах. Сейчас об этом надо напомнить и в отношении границ Монгольской Народной Республики… Пора также понять, что всякому терпению есть предел».А потому, едва «советская разведка» к 3 июня обнаружила, что «плацдарм на восточном берегу очищен противником, советско-монгольские войска вновь заняли позиции, на которых они находились до майских боёв, а наблюдение выставили непосредственно к границе». Естественно, «майские бои закончились поражением агрессора, однако они обнаружили и ряд недостатков в действиях советско-монгольского командования, особенно в отношении ведения разведки и управления боевыми действиями».
В начале июня в Монголию с инспекцией был направлен заместитель командующего Белорусским военным округом, «хороший кавалерист», комдив Г. К. Жуков с группой офицеров. Прибыв 5 июня в штаб 57-го корпуса, переместившийся к тому времени в Тамцак-Булак, Георгий Константинович в тот же день выяснил, что «командование корпуса истинной обстановки не знает», оторвано от войск, а главным недочётом в работе штаба комдива Н. В. Фекленко является «отсутствие тщательной разведки противника», что, в частности, позволило японским частям совершить известный фланговый марш и выйти к переправе через реку. В докладе, составленном по итогам халхин-голских боёв, Жуков указывал:
«Командование 57 ОК (особого корпуса), в лице комдива Фекленко, советники МНРА, штабы 57 ОК и МНРА проявили преступную халатность в деле подготовки восточного направления к развёртыванию боевых действий.
Этого района ни Командование 57 ОК и МНРА, ни их штабы совершенно не знали и там не бывали. Командиры соединений и их штабы также никогда ни на одном направлении не бывали и учений не проводили. Связь и управление на этом направлении также не были совершенно подготовлены, и всё базировалось только на один провод до Тамцак-Булака. Никаких узлов связи подготовлено не было. Никаких оперативных расчётов, отработанных соображений и документов на сосредоточение советско-монгольских частей, на случай развёртывания боевых действий ни в штабе 57 ОК, ни в штабе МНРА не оказалось. Части 57 ОК и части МНРА оказались очень плохо подготовленными, особенно плохо был подготовлен штаб 57ОК…»
Короче, не справлялся Фекленко с управлением войсками «в особых условиях», увлёкся хлебозаготовками, зажирел вдали от Москвы на баранине и кумысе. То, что Николаю Владимировичу ранее строго запрещалось делать, – ну, там перенести командный пункт из столицы ближе к театру военных действий, пользоваться радиосвязью, поддаваться на провокации – теперь трактовалось как упущения по службе и преступная халатность.
Если верить жуковским мемуарам, он тут же выехал на передовую и, ознакомившись с местностью, побеседовав с командирами и не увидев ни одного японо-баргута даже на горизонте, сразу выяснил «характер и масштаб развернувшихся событий, определил боеспособность противника» и его дальнейшие намерения: «Всё говорило о том, что это не пограничный конфликт, что японцы не отказались от своих агрессивных целей в отношении Советского Дальнего Востока и МНР и что надо ждать в ближайшее время действий более широкого масштаба». О своих выводах Г. К. Жуков немедленно доложил в Москву, предлагая «прочно удерживать плацдарм на правом берегу Халхин-Гола и одновременно подготовить контрудар из глубины», а также попросил выдвинуть в указанный район не менее трёх стрелковых дивизий и одной танковой бригады и значительно укрепить артиллерию.
На следующий день телеграммой наркома обороны Г. К. Жуков был назначен командиром 57-го Особого корпуса. В тамцак-булакский выступ перебрасывались новые подвижные части.
Надо сказать, что новое монгольское правительство энтузиазма в раздувании конфликта не проявляло, заняв «предательскую» по отношению к Москве позицию. Посему его, правительство, почти в полном составе – тридцать человек во главе с премьер-министром А. Амаром – вывезли на «родину победившего пролетариата», осудили по самым гуманным советским законам на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР, посадили, а два года спустя расстреляли. Монгольское кормило власти вручили проверенному товарищу, истинному другу советского народа маршалу X. Чойбалсану, кроме всех прочих, с гордостью носившего почётное звание «Заслуженный работник НКВД СССР».