Воевода

– Тогда хоть пожрать чего киньте!!! – взмолился Никита Купи Веник. – А то у меня уже брюхо к спине прилипло!

Поморы, подсуетившись, передали ушкуйникам пару мешков вяленого мяса и бочонок селедки. Ничего другого гребцы есть не могли – готовить-то негде! После чего корабли разошлись на безопасное расстояние, и Игнатий вывел эскадру из-под прикрытия островов в открытое море. День клонился к закату, а налететь ночью на мель никому не хотелось.

Рассвет высветил далеко над горизонтом два паруса. Трескач тут же отвернул на юго-восток, спеша прижаться к берегу, раствориться на фоне заснеженных обледенелых скал, но глазастые шведы разбойников все же заметили, и погоня началась снова. Час за часом, поворот за поворотом океанские парусники упорно выигрывали у своих мелких северных собратьев версту за верстой. Правда, ближе к вечеру, вместо того чтобы висеть у ушкуйников на хвосте, шведы неожиданно отвернули мористее и разошлись, словно собирались перекрыть разбойникам возможность уйти от берега.

Тайна раскрылась утром, когда в рассветных лучах Егор увидел, что берега тянутся от кораблей и справа, и слева. Темные скалы возвышались над горизонтом пока еще далеко, в десятке верст – но стало ясно, что шведы, зная береговую черту намного лучше русских, ловко загнали их в ловушку, направив в какой-то норвежский залив.

Ушкуйники посерьезнели, проверяя оружие, и то оглядывались на парусники, то смотрели на кочи, понуро следующие в тупик.

Разумеется, стремительные лодки могли отвернуть и без труда уйти от преследователей против ветра – но отдавать врагу за здорово живешь с таким трудом добытое добро никто из ватаги не собирался. Уж лучше полечь всем до единого в последней славной драке. А там – будь что будет. Пути Господни неисповедимы. Может статься, шведы и дрогнут, отступятся. Их больше-то всего раза в два. К тому же они ведь даже не татары. Не противник, а так, недоразумение.

Игнатий стал постепенно отворачивать влево, прижимаясь к краю бухты. Северный берег вырос над горизонтом, и вскоре стало ясно, что это вовсе не мыс, а череда островов, местами стоящих совсем рядом друг с другом, местами – в полуверсте. Между собой многие соединялись обледенелыми отмелями, россыпями выпирающих наружу скал, а то и просто ледяными полями. Здесь, на северной стороне Скандинавского полуострова, природа еще не знала о близкой весне, и береговой припай выступал далеко в море.

– Если он опять хочет проползти меж рифов, – пожевал губу Тимофей, – то тут эта хитрость не пройдет. Воды-то открытой почти нет. Везде ле-е-е…

У бывалого ушкуйника отвисла челюсть. На его глазах поморские кочи один за другим повернули на пологую отмель, сверкающую морозным глянцем, под всеми парусами вылетели на нее, скользнули на прибитых к брюху полозьях по льду, промчались между островами, уверенно разбивая в пыль высокие сугробы, взрезали длинными белыми полосами ледяное поле по ту сторону мыса, спрыгнули в волны открытого моря и продолжили путь, словно и вовсе не заметили препятствия.

– А-а-а-а!!! – в бешеном восторге заорали ушкуйники, прыгая на своих скамьях, обнимаясь и размахивая шапками.

«Каравеллы» тоже резко повернули к берегу, словно вознамерились повторить маневр северян, но тут же одумались и переложили рули.

Тимофей, вовремя заметив опасность, залихватски засвистел, приказывая ушкуям убрать паруса и выпростать весла на воду. Лодки рванулись к югу, поперек ветра, стремясь обогнуть парусники по широкой дуге. «Каравеллы» одна за другой шарахнули бортовым залпом – но это скорее был жест отчаяния. Ушкуи находились от шведов слишком далеко, и фонтаны воды поднялись в сотне шагов от разбойников. Парусники торопливо развернулись, дали залп другим бортом – недолет получился еще больше.

– Э-ге-ге-й, охламоны! Ждите, еще увидимся! – встав на своей скамье, помахал рукой скандинавам Осип Хвост из соседнего ушкуя. – Привет Стекольне!

Догнать разбойников против ветра у парусных махин не было никакой возможности.

– Им теперь только из бухты пару дней выбираться, из края в край лавировать, – прикинул Егор. – А потом с той стороны мыса на то же расстояние возвращаться. Трое суток форы. Все, кочей им теперь ни в жисть не догнать. Не по зубам скандинавам поморы нашенские. Ушли.

Апреля 1410 года Териберка

Даже стремительным ушкуям, подгоняемым веслами, удалось настигнуть кочи только перед самой Териберкой. В бухту они вошли вместе – если, конечно, можно так сказать о кораблях, своим ходом проскочивших по льду до самых причалов, и гребных лодках, которые почти половину версты ватажникам, обливаясь потом, пришлось тащить волоком на себе.

Но самое главное – они вернулись, успешно разорив один из крупнейших городов Европы и доставив свою добычу в целости и сохранности. Достойный повод для разгульной пирушки длиной в несколько дней, и немалая работа еще на неделю – чтобы все взятое разобрать, рассортировать и хотя бы примерно оценить.

Во время набега на Стекольну бесследно сгинули двадцать четыре ушкуйника. Все они полегли на улицах крепости – ведь вынести оттуда ни убитых, ни даже раненых ватаге не удалось. Еще тридцать семь воинов оказались ранены. Почти все – посечены стрелами с башен, моста и стен, когда уже при свете дня ушкуи драпали в опасной близости от укреплений. Ну, и в море нескольким ребятам тоже не повезло.

Зато взяли ватажники в шведском городе одних только монет – всяких-разных, от английских ноблей до персидских драхм – почти два пуда чистого веса. Примерно вдвое больше серебра и злата новгородцы награбили в украшениях: серьгах, кубках, ожерельях, поясах, ножнах, посуде и церковной утвари. Это все не считая всякой рухляди: тюков дорогих тканей, мехов, ковров, одежды и прочего добра. Да еще – одиннадцать пушечных стволов разного мелкого калибра и огненное зелье, на каковые Егор при общем молчаливом согласии сразу наложил руку. Плюс – три ушкуя.

Стало ясно, что все участники похода в одночасье сделались богатыми людьми, а Игнатий Трескач, Михайло Острожец и атаман ватаги – даже очень богатыми. По исстари заведенному обычаю на их долю приходилось примерно две трети захваченного добра. Однако и все остальные, даже юный поморец Клим, получали на руки этак гривен по пять. Деревню в несколько дворов запросто купить можно, если где-нибудь на украинах порубежных поискать.

По общему разумению, теперь ватаге стоило ждать весны и по открытой воде идти с добычей в богатые Холмогоры, расторговываться и завершать дележ – но Егору такое решение никак не нравилось.

– Поверьте мне, други, нет у нас времени прохлаждаться да чешуйки считать! – горячо убеждал он набившихся в дом Игната Трескача ватажников. – Зуб на нас у великого князя Василия. Токмо до осени передышку от гнева украсть и удалось. Силу нам надобно набрать до того часа, как ему сломать нас захочется. Зима же здесь, на севере, до мая стоит. Пока открытой воды дождемся, пока с торгами закончим, пока домой доберемся, тут нам осень и будет: здравствуй, князюшка Василий, как мы по петле с осиною соскучились!

– В Новгород уйдем, он не выдаст! – подал голос Иван Карбасов.

– Для того ли мы Заозерье от воров освобождали, чтобы так легко с ним расставаться? Для того ли мы в походы славные ходили, чтобы опосля по щелям от гнева московского прятаться, словно мышки серые? Волю нужно свою князю показать, а не страхом его подпитывать!

Ватажники негромко загудели. Большинству ушкуйников до княжества особой заботы не было. Да и жизнь в Новгороде большой трагедией не казалась.

– Ты постой, атаман, не горячись, – вскинул руку Осип Собачий Хвост. – Ты нам про задумки свои расскажи. Может, общество и одобрит?