Воин мочика

В этот-то миг меня и осенило. Я отплатила Клайву его же монетой. Вскинула табличку и, не успел он опомниться, вдруг оказалась гордой владелицей коробки со всяким хламом, которая стоила, к вящему моему ужасу, девятьсот девяносто долларов. Удивительно злобная выходка — не говоря уж о том, что опрометчивая, ребячья и даже глупая.

Как выяснилось позднее, худшей ошибки я в своей жизни еще не совершала.

2

— Клайв! Их перехватил Клайв! — вскричала Мойра. — Кошмар какой!

Мы сидели в маленьком офисе при магазине, созерцая эту разнесчастную коробку всякого хлама, которую я приобрела на аукционе. Дизель, рыжий разбойник, носивший гордый титул Официального Магазинного Кота, вспрыгнул на стол и сунулся носом в коробку. Порывшись там буквально пару секунд, он поднял голову, одарил меня презрительным взглядом и удалился по более интересным и плодотворным делам.

— Сама знаю, что глупо, — сказала я вслед удаляющемуся нахалу.

Миг чистой радости, что я испытала, перекупив нефритовый флакончик из-под носа у Клайва, продлился недолго. Честно говоря, даже до выхода с аукциона не продлился. Я наслаждалась победой лишь до того, как протянула личную кредитку (нельзя же было взваливать на лавку ответственность за собственные глупости!), чтобы оплатить покупку. Тысяча, ну, точнее, девятьсот девяносто долларов, практически исчерпали мои свободные средства, и в магазин я вернулась в состоянии, близком к отчаянию.

Примерно через час появилась Мойра, облаченная в длинный серый свитер и леггинсы. Черные блестящие волосы она уложила в новую замысловатую прическу и выглядела, как всегда, потрясающе. Я решила, что у нее свидание, но она сказала, что просто проходила мимо и решила заглянуть. У меня возникли некие подозрения, что Алекс, видя, в каких я расстроенных чувствах, позвонил ей и попросил прийти, но ни тот, ни другая об этом и словом не обмолвились.

— Знаешь, как я бы поступила на твоем месте? — спросила Мойра через несколько минут, в течение которых мы все так же молча разглядывали коробку. — Сделала бы из этой нефритовой штуковины подвеску и носила бы ее каждый день. И каждый день, — с нажимом добавила она, — прохаживалась бы перед магазином Клайва.

Я засмеялась.

— Вот так-то лучше, — похвалила она. — А теперь давай посмотрим, что там найдется еще. А вдруг настоящее сокровище, и ты с лихвой возместишь потери?

— Весьма сомневаюсь, — скривилась я. — Будь здесь что-то ценное, Молсворт с Коксом нашли бы это и выставили отдельным пунктом.

— Как знать, — настаивала Мойра. — Давай посмотрим. Как по-твоему, сколько ты могла бы выручить за ароматический флакончик?

— Четыре, самое большее, пять сотен.

— Ну вот, уже половина, — просияла она. — Осталось покрыть всего пятьсот долларов.

Мы принялись рыться в коробке, содержимое которой, на мой взгляд, ни при каких раскладах не окупило бы того, что я за нее заплатила, даже с учетом тех пяти сотен, что якобы можно было выручить за нефритовый флакончик. Однако Мойра не сдавалась.

— Ну не прелесть ли?

Она вытащила из коробки что-то крохотное. Мы обе уставились на ее находку. Мойра часто употребляет слова вроде «прелесть» и «лапочка», и многие ошибочно полагают, что она не очень умна. На самом же деле она закончила дорогую частную школу в Швейцарии и пару лет проучилась в Корнелле, [1] прежде чем натянула нос своей надутой семейке и пошла в парикмахеры. Теперь же она владела самым модным и преуспевающим салоном в городе. За последние пару лет мы с ней стали настоящими подругами.

1

Корнеллский университет, г. Итака, штат Нью-Йорк, США.

— Что это? — спросила я.

— Похоже на… орешек. Арахис. Серебряный арахис, — ответила Мойра.

Мы обе дружно прыснули. Находка Мойры и правда напоминала арахис, да и размера была соответствующего. Я взвесила серебряный орешек на ладони — тяжелый.

— Знаешь, а думаю, это и в самом деле серебро, причем, возможно, очень старое. А какая чудесная работа! Очень натурально выглядит. Так и видишь, как он раскалывается на две половинки и в каждой оказывается маленькое ядрышко. И смотри, — я показала на крошечные дырочки с двух сторон орешка. — Наверное, это бусина.

— Ну вот, видишь, а я что говорила? — обрадовалась Мойра. — Настоящее сокровище. Хотя не знаю, найдется ли покупатель на одну-единственную бусину, — добавила она задумчиво, и мы снова покатились со смеху.

Я была рада, что наконец-то могу видеть в произошедшем смешную сторону.

— По крайней мере, не такая вот пластиковая дрянь, — заметила Мойра, вытягивая нитку бус, которые могли составить счастье своей хозяйки году этак в шестидесятом. Я лишь вздохнула. — И не такое безобразие, — продолжила она, выуживая из общей груды особенно страшненькую брошку.

— Не удивительно, что это так и не востребовали на таможне, — простонала я. — Путевые расходы не окупились бы!

Я вынула из коробки деревянный ящичек и открыла его. Внутри, в аккуратном гнездышке из соломы, покоилась ваза или чаша шести или семи дюймов вышиной, с раструбом. По внутреннему краю широкого горлышка вилось превосходно изображенное змееподобное существо. Снаружи, под узко перехваченной шейкой, теми же изящными, мастерскими линиями была изображена совершенно фантастическая сцена: изысканно одетые фигуры, одни вполне человеческого вида, другие с птичьими и звериными головами обнимали тонкий стебелек.

— Ах! Какая красота! — воскликнула Мойра, когда я бережно достала вазу из ящичка. — Что это? Выглядит очень древним.

— Ну да, выглядит, — согласилась я. — И все-таки…

Я повернула к ней донышко вазы, чтобы она тоже увидела выдавленные в глине слова «Hecho en Peru»— сделано в Перу.

— И вот еще, — я вытащила и перевела Мойре вложенную в ящичек карточку. — Реплика вазы доколумбового периода. Сделано в Кампина Вьеха, Перу, что, если мой испанский меня не подводит, значит «старая маленькая ферма». Наверное, какой-нибудь мелкий городок.

Мойра засмеялась.

— Хорошо, что я не торгую всякими древностями. Не то попалась бы, как миленькая.

— Да тут почти всякий попался бы, — утешила ее я. — Понимаешь, с этими репликами в том-то вся и штука. В отличие от репродукций, которые просто копии и есть, реплики делаются так, чтобы в точности воспроизводить оригинал: те же материалы, те же методы производства, все точно то же. На самом деле, иногда в репликах даже специально допускают какую-то небольшую погрешность, чтобы потом отличить их от оригинала, если вдруг куда-то денется документация, удостоверяющая, что это лишь копия. Возможно, например, что тут одна из линий рисунка идет немного не так, что-нибудь в этом духе. Вообще-то изготовление реплик — штука недешевая, но изделия доколумбовой эпохи настолько дороги, что, думаю, затраты вполне окупаются. И, по крайней мере в данном случае, реплика четко помечена, а знала бы ты, как часто не слишком щепетильные мастера, гм, скажем так, забывают подписать на донышке «Hecho en Peru».

— И тогда туристы переплачивают втройне, а потом пытаются вывезти мнимое сокровище, закутывая его в грязное белье, — хмыкнула Мойра. — А как ты думаешь, с чего именно эта реплика? Написано, Перу, значит — что-то инкское?

— Не уверена. Ты же знаешь, я немного изучала историю доколумбовой Америки, особенно майя, но не помню, чтобы видела что-то подобное. Возможно, раз сделано в Перу, значит, что-то инкское — хотя… понятия не имею. Наверное, наведу справки, как выдастся минутка-другая, просто интереса ради.