Воин сновидений

И только тут до Кольки дошло, кто сидит за столом – и всякие мысли о ставке Гитлера начисто вылетели из головы. Подергиваясь и извиваясь щупальцами, у края восседало похожее на громадного, бесформенного спрута чудище – и кончик каждого щупальца венчал пылающий багровым огнем, жутко выпученный глаз. Рядом с чеканным кубком, до краев налитым дымящейся алой жидкостью, пристроилась дама в черной эсэсовской форме охранницы концлагерей – ее бледное, как мел, лицо уродовали вздутые пузыри. Дебильно хихикая, толкались, отпихивая друг дружку щеками, три головы на широких плечах одноногого урода, а по краю стола, одобрительно ухая, каталась голова – без тела! Под ее пронзительным взглядом беззвучно рушились разнесенные артиллерией дома. А во главе стола… Колька на миг зажмурился, не в силах поверить тому, что видит. Во главе стола, в огромном кресле с высокой спинкой, восседал гигантский скелет в железной короне!

Скелет не может выглядеть толстым – но этот был именно таким! Просачиваясь сквозь желтые ребра, его распирала изнутри дымящаяся, кровавая плоть. Скулы черепа казались круглыми, а оскаленные безгубые челюсти непрерывно двигались. Скелет жадно склонился над столом. Скрюченные пощелкивающие пальцы костяка погрузились прямо в пылающий на дубовом столе город. А когда он их вытащил – в обеих кулаках были зажаты громадные куски сырого мяса.

– Шлеп-шлеп-шлеп! – темные капли крови стекали по желтым костям и тяжело падали на пол. Утробно ворча, как пес над костью, скелет принялся торопливо выедать мясо из обеих горстей. Икнул, сыто отдулся, принялся жрать снова…

– Чавк-чавк-чавк! – в пустых глазницах яростно пылали жадные огоньки. Скелет с причмокиванием облизал костистые пальцы, азартно пошевелил ими, точно обжора над особо лакомым блюдом – и снова потянулся к столу…

– Это не Гитлер! – точно великое открытие, сообщил старшина, не сводя ошалелого взгляда с пирующей внизу компании.

– При чем тут жалкий Адольф? – голосом стылым, как лед на реке, повторил дядька Петро. Лицо его было неподвижным, как у тех рыцарей в церкви, только глаза стали совершенно белыми от ненависти.

– Я понял! – жутким свистящим шепотом выдохнул он. – Понял, о чем поп говорил! Оно их съело! Жену мою, детей… Фашистяки кормили – а оно чавкало!

И прежде чем Колька успел хоть глазом моргнуть… дядька Петро сиганул через перила. Только полы плащ-палатки взметнулись.

– Куда ж ты… – не договорив, старшина кинулся к перилам, и автоматная очередь простучала между столом и трапезничающим скелетом.

Скелет на мгновение замер, точно в удивлении вскинув костистые лапы. С неожиданной легкостью Петро приземлился внизу. Двигаясь невероятно проворно, совсем не так, как обычно, перекатился в сторону, вскочил – и в упор послал очередь прямо в застывшую в вечном оскале физиономию скелета.

Движение костистой длани было молниеносным – и в руке у скелета оказался меч. Широкое, как лопата, темное лезвие тускло отливало мглой. С дробным звоном пули прострекотали по клинку и бессильно осыпались на каменный пол. Чудище захохотало, закидывая увенчанную железной короной голову. Лицо дядьки Петра исказилось яростью, он отскочил назад – автомат в его руках снова загрохотал. Скелет махнул мечом – жужжащий рой пуль ударился о темную сталь и… веером разлетелся над головой Петра. Солдат едва успел рухнуть на каменный пол. Скелет захохотал снова и неторопливо двинулся к Петру, тяжело переваливаясь, как обычно ходят толстяки, несущие впереди себя отвислый перекормленный живот.

Дама в черном зашлась писклявым, точно крысиным, смехом и откинулась на спинку своего кресла, будто зрительница в театре.

– Колька, прикрой нас! – заорал старшина, тоже сигая через перила. Подметки его сапог с жестким клацаньем ударились в пол, автомат плюнул очередью. Скелет отмахнулся мечом вкруговую – облако дыма, черного, как из печи концлагеря, потянулось за мерцающим тьмой лезвием. Но вторая очередь ударила из автомата Петра – с яростным визгом пуля чиркнула по желтым ребрам. Коронованное чудище замерло, глядя на крошечную выемку в желтой кости. На гладкой неподвижной физиономии оскаленного черепа невесть каким образом было написано самое настоящее недоумение. Сидящие за длинным столом твари глухо и злобно заворчали и принялись выбираться из своих кресел.

Колька на каменном балкончике заметался, пытаясь спустить с рук девчонку – пусть тут посидит, не вниз же ее…

– Найн! – девчонка заорала, руки ее капканом сомкнулись на шее у парня – не расцепить! – а глаза глядели совсем не так, как у трехлетних детей, а со взрослым гневом и решимостью. А, пускай! Стреляя на ходу, Колька рванул вниз по прилепившейся к стене узкой лестнице. Хватка детских рук на шее стала невероятно сильной, до боли. Очередь промолотила перед надвигающимися на старшину и Петра чудищами. Дама в черном снова засмеялась – и осеклась. Ударившие в каменный пол пули подскочили, точно резиновые, взмыли вверх, к заменяющему потолок открытому небу – и обрушились вниз сплошным, непреодолимым дождем визжащей стали, напрочь отрезая подручных скелета от места схватки.

А старшина и дядька Петро тем временем лупили в два автомата, полосуя коронованный скелет очередями. Тот уже не был величественным и неторопливым – с надрывным свистом разрезая воздух, вертелся его тяжелый меч, отбивая пули. А два солдата придвигались все ближе, ближе, зажимая чудище в безжалостные клещи… Автомат Петра чихнул и… смолк. На лице солдата отразилась растерянность, он сунул руку под плащ-палатку за новой обоймой… и вынул пустую. Скелет торжествующе взревел!

С воздетого клинка слетело густое облако черного дыма и как толстым одеялом накрыло старшину. Тот забился, раздирая ворот гимнастерки, точно удавку, глаза его страшно выпучились. А скелет прыгнул вперед – и лезвие черного меча полоснуло дядьку Петра поперек груди. Солдат замер, недоуменно глядя на расчертившую гимнастерку алую полосу, и рухнул ничком. Скелет захохотал снова.

Вытянув руку с автоматом, Колька рванул к торжествующему чудищу. И в этот миг похожая на осьминога тварь вскинула щупальце – и с зависшего на его кончике выпученного глаза сорвался сноп огня. Багровый луч пронесся сквозь завесу пуль и ударил в автомат у Кольки в руке. Мальчишка заорал и отшвырнул прочь вспыхнувшее, как сухая солома, оружие.

Хохот коронованного чудища стал совершенно оглушительным. Он снова взмахнул мечом. Сорвавшийся с лезвия тугой темный вихрь поднял Кольку над землей и швырнул об стену. Мальчишка проехался спиной по кирпичам, сползая на пол… Мгновение – и скелет воздвигся над ним, огромный, закрывающий собой все… Темный клинок взлетел над плечами костяка… Вцепившаяся в Кольку девчонка снова завизжала. Висящий в простенке на толстом стальном крюке старинный, битый ржавчиной меч мелко затрясся… крюк выпал из стены. Рукоять упала Кольке прямо в ладонь. Сам не понимая, что делает, видя только рушащийся на него черный клинок, мальчишка вскинул ржавую железяку…

Сталь ударилась о сталь. Ржавый меч гневно завибрировал, точно встретил старого врага. Руку Кольки прошила острая боль, но кисть будто сама дернулась вперед – и ржавый клинок отбил черный меч. Коронованный скелет недоуменно отпрянул – Колька успел вскочить на ноги. Но изумление скелета длилось недолго. Темный меч свистнул снова – Колька отмахнулся, неуклюже, наудачу… Ржавый клинок был слишком тяжелым, а рифленая рукоять – широкой для мальчишеской руки. И еще повисшая на другой руке девчонка.

Скелет снова замахнулся и ударил. Колька вскинул свой меч навстречу – и в ту же секунду темное лезвие выгнулось, точно змея, и прянуло… к девчонке.

Колька сделал единственное, что успевал, – извернулся, прикрывая девочку собой. В плече вспыхнула невыносимая боль.

В тот же миг завеса пуль опала – и восседающие за столом твари с воплями ринулись к ним. Все закружилось у Кольки перед глазами… Желтые пальцы скелета надвинулись из мрака, ухватили мальчишку за горло и вздернули вверх. Челюсти непрерывно двигались, словно жевали. Его, Кольку! Оскал черепа все ближе, ближе…