Воин Забвения. Гранитный чертог

– Как неосторожно, – глухо проговорил Хальвдан. – Нельзя так. Не ценишь ты труд ариванских виноделов.

– Скажешь тоже, – Могута махнул рукой; его пальцы едва заметно подрагивали.

Старосту будто трясло от холода, хотя в избе было тепло, даже и жарковато на чей-то вкус. Он безуспешно пытался совладать с собой, но бледность растекалась по его лицу, нижняя губа оттопырилась в обиде на ещё не произнесённые слова.

– Хороши же твои законы гостеприимства, Могута… – Хальвдан поднялся на ноги, опуская руку на оголовье секиры.

– Я не понимаю, о чем ты, воевода! – Могута сглотнул и потрогал бьющуюся на виске жилку.

Он быстро огляделся, выискивая пути отступления, и дёрнулся встать. К своему несчастью, ещё и схватил нож, будто тот чем-то мог ему помочь. Воином староста никогда не был. Хальвдан одним прыжком перемахнул через стол и повалил его на пол; топор глубоко вонзился в земляной, присыпанный соломой пол у самой головы старосты. Скамья грохнула, опрокинувшись.

– Не понимаешь? А мне вот кажется, что ты приготовил нам сегодня особое угощение.

Хальвдан, сжал горло Могуты пальцами. Не слишком сильно, но достаточно, чтобы тот понял, что с ним не шутят. Староста тут же позабыл трястись и замер, будто его вмиг разбил паралич.

– Это всего лишь вино… – продолжал настаивать он, шаря глазами вокруг. Но никто помочь ему не мог.

Кмети повскакивали со своих мест, однако встревать не спешили. Знали, что Хальвдан и сам справится. Коли мордует старосту – значит, правильно, значит, есть, за что. Пустыми обвинениями он никогда не разбрасывался.

А от глупого упорства старосты внутри Хальвдана лишь поднялась горячечная ярость.

Их здесь что, держат за дураков?

– Дай сюда! – он обернулся и требовательно протянул руку к Ленне. Тот сразу всё понял и всунул в неё ещё наполовину полную бутыль. – Обычное вино, говоришь?

Прижимая дюжего Могуту сильнее коленом, Хальвдан всунул ему в рот горлышко и выплеснул пару добрых глотков. Староста выпучил глаза, вывернулся и закашлялся. Вино текло по его щекам и за шиворот. Хальвдан вынул секиру из земли и поднялся на ноги. Из кладовой, в ужасе закрывая ладонью рот, выбежала Удеса, суетно метнулась обратно и через мгновение вернулась, держа в руках кувшин молока. Могута долго отплёвывался и до красноты тёр губы, затем с жадностью осушил поднесённую ему крынку. Жена оглаживала его по голове и что-то невнятно бормотала, староста мотал на её слова головой. Все застыли в ожидании.

– Я не хотел, воевода. У меня не было выбора… – прохрипел наконец Могута, обречённо заглядывая в опустевший кувшин.

– Знать, у тебя немного времени. Рассказывай, – Хальвдан скрестил руки на груди.

Удеса села на пол рядом с мужем и зашлась плачем, не в силах ещё чем-нибудь ему помочь. Могута попытался встать, но снова повалился на пол, сложившись пополам. Можно было представить, как от яда сворачиваются в узел его кишки, как растекается отрава по жилам, не давая ни единой возможности выжить. Страшное, должно быть, ощущение. И эту участь Могута приготовил для Хальвдана и кметей. Наверное, после того, как расправился с ними, пошёл бы к остальным и тоже их отравил. А может, созвал бы побольше родичей – и поднял оружие. А там сожги тела в лесу и вали вину на кого хошь: хоть на разбойников, хоть на вельдов, которые и так приложили руку ко всему, чему только можно.

Хальвдан опустился на колено перед старостой и тряхнул его, взяв за грудки:

– Говори же, пока не подох!

– Вельды были здесь… – с трудом выдавил Могута. – А с ними посадник. Аксен. Но он не был соратником тому жрецу. Скорее, пленником. Он попросил меня… Попросил помочь. Иначе вельды перебьют всю деревню… да и Елогу заодно. Я не мог…

Стон мучения сорвался с губ старосты, прервав его рассказ. Могут вцепился в запястье Хальвдана, сжал так, что тот не сразу смог высвободиться. Он последний раз судорожно вдохнул и бессильно обмяк, уставившись мёртвыми глазами в потолок. Удеса завыла сбоку, закрыв лицо руками. Из дальней отгороженной клети раздался тонкий детский оклик:

– Мама? – но выйти из укрытия никто не решился. Оно и к лучшему.

Удеса даже не повернулась в ту сторону. Хальвдан тронул её за плечо и она, всхлипнув, замолчала.

– Зачем Аксен хотел убить меня? Говори, иначе отправишься вслед за ним!

Женщина испуганно зыркнула на него через плечо, покачала головой:

– Аксен делал так, как говорит ему жрец, – и снова принялась плакать.

– А нападение на обоз? Могута знал?

Удесе понадобилось время, чтобы успокоиться снова:

– Знал. Аксен, подлюга… – вытерев глаза рукавом, пролепетала она. – Обещал, что нас не тронут, когда князь с древнерами рассорится. Что Могута станет вместо Наяса, – она посмотрела на неподвижного мужа и закусила губу, сдерживая новые слёзы. Благо сильно не верещала, видно, боялась напугать детей. – А он уши-то и развесил. Дал стрелы, с которыми сам охотился… Что ты наделал, воевода? Как же теперь…

– А что ты сказала бы ему, если бы он порешил целый отряд? – раздражённо прервал её Хальвдан. – Ты ведь всё знала! Что прикажешь теперь с вами делать?

Оперевшись на колено, он собрался было встать. Дверь избы распахнулась, из сеней ворвался поток студёного воздуха. Хальвдан едва успел оглянуться и заметить щуплого мальчишку; в руке его был зажат толстый собачий ошейник. Мимо него в клеть огромной серой тенью метнулся волкодав. С утробным рыком он в несколько прыжков настиг Хальвдана – тот лишь выставил перед собой руку. Вершковые клыки впились в предплечье, в глазах от боли расплылись чёрные пятна. Громко охнула Удеса.

Достал его всё-таки, тварь.

Кобель клацал зубами, выбирая хват поудобнее. И не было сомнений: сожмёт челюсти сильнее – и треснет кость. А там и до горла добраться недолго. Загомонили кмети, но казалось, они двигаются слишком медленно. Взгляд жёлтых собачьих глаз пронизывал насквозь. Волкодав мотнул головой, и плоть до тошноты отчётливо вспоролась острыми клыками. Хальвдан стиснул зубы сильнее. В первый миг он попытался другой рукой разжать собачью хватку – да куда там! Тиски кузнеца и то слабей. Кончиками пальцев он потянулся к рукояти секиры. Но тут пёс сдавленно взвизгнул и навалился на него своей немаленькой тушей: самый расторопный из всех, Ленне вонзил в шею пса широкий нож. Перемазанный в своей и собачьей крови, Хальвдан встал на ноги, слегка покачиваясь. По пальцам стекали и падали на пол крупные багровые капли.

Очнувшись, сын Могуты бросился в клеть:

– Отец!

Ленне шагнул к нему, намереваясь остановить, а то и побить хорошенько. Он схватил парня за шиворот и рванул на себя. Тот попытался высвободиться – но не ему тягаться с высоченным верегом.

– Пощади! – Удеса попыталась встать, но зацепилась за понёву и не смогла. Лишь протянула руку к ватажнику. – Воевода, пощади!

– Стой, Ленне! – скомандовал Хальвдан. Верег удивлённо обернулся. – Не трожь его, дурака.

Ленне отпустил парня, и тот упал на колени перед телом Могуты.