Воин Заката

— Как ты думаешь, — неожиданно спросил сенсей, — почему я могу себе это позволить? — Он развел руками, словно развернул в воздухе огромный веер.

Нет, наверное, я ошибся. Не стоило мне приходить, решил Ронин и встал.

Саламандра уставился на него, широко распахнув глаза.

— Что случилось?

— Было время, когда это было действительно необходимо, — сердито проговорил Ронин. — А теперь...

— Прости.

— Вы сами сказали, что все изменилось.

— Разве я не учил тебя, что всему свое время?

— Я больше не ваш ученик.

— Да, ты мне ясно дал это понять.

Взгляды их встретились. Зрачки Саламандры расширились, черные и сверкающие. В воздухе, казалось, накапливается электрический заряд.

— Хорошо, — произнес наконец сенсей. — Хорошо. Ты сядь. У меня есть для тебя ответ. Только, пожалуйста, не торопи меня.

Как по сигналу, открылась дверь, и на пороге возник Восс. Он быстро прошел через зал и встал навытяжку перед Саламандрой.

— Открой линзы, — коротко распорядился тот.

Бросив на Ронина быстрый взгляд, Восс поклонился и скрылся за маленькой узкой дверью, которую Ронин до этого почему-то не заметил.

— Так на чем мы с тобой остановились? — Саламандра тряхнул головой. — Ах да, мы обсуждали мои шикарные апартаменты. Здесь действительно много места. Раньше, будучи учеником, ты видел лишь ту их часть, которую полагается видеть ученикам. Ты мог бы... Ладно, теперь уж скрывать ни к чему. — Он почесал ладони о подлокотники стула. — Я, знаешь ли, занимаю весь сектор.

— Нет, я не знал. — Ронин действительно был удивлен.

— Да, — кивнул Саламандра. — Эта чудесная комната — так... декорация. Чтобы производить впечатление на нужных людей. Но это лишь малая часть моих «скромных» владений. Но иметь — это не самое главное. Главное — как ты добьешься того, что имеешь. А для того, чтобы такого добиться, нужно только одно: власть. — Он резко подался вперед. — А у меня она есть.

— Да, так все говорят.

Сенсей внимательно изучал лицо своего бывшего ученика.

— И ты не боишься ее, — выдал он наконец с некоторым, как показалось Ронину, презрением. — Вот в чем твоя ошибка.

— Просто я не считаю власть предметом для преклонения.

— Тебе следует все же прислушаться к моим словам.

— На этот раз...

— Вот именно. — Саламандра грациозно поднялся на ноги. — Пойдем.

Он провел Ронина к узкой двери, и они шагнули в темноту.

* * *

Свет впереди, еле-еле пронзавший сумрак, был бледным и тусклым. Цвета казались размытыми, грязными — словно это была картина, небрежно, на скорую руку написанная на холсте, который покрылся тонким слоем пыли.

Ронина охватило вдруг странное чувство. Так, наверное, чувствует себя ребенок, оказавшийся в комнате, где все для него слишком большое. В глухой тишине ощущалось какое-то напряжение. Было жарко, и Ронин расстегнул ворот рубашки. Ему казалось, что он задыхается. Почему-то он вспомнил свою сестру. Жаль, что ее здесь нет. Она была совсем юной, еще неоформившейся девчонкой. Он ее очень любил. Она приходила к нему, когда ей было грустно и одиноко. Или когда она с кем-нибудь подерется... И он утешал ее, как мог. Она смеялась, обнимая его за талию, и ее радость передавалась ему. Она знала, как сделать так, чтобы он улыбался. Где она? Почему ее нет сейчас рядом? Почему здесь столько людей, что случилось? Кто-то сказал: «Бесполезно. Они все закончили». Кто-то склонился над ним. Что происходит? Ему сказали: «Твоя сестра умерла. Ты понимаешь? Она умерла». Ронин заплакал. Его ударили по лицу. Кто-то сказал: «Он еще маленький». Его снова ударили по лицу. Еще раз и еще. Пока он не перестал плакать.

— ...в этой комнате, — услышал он окончание фразы.

Комната оказалась совсем-совсем крошечной. Ее освещали лишь точки зеленого цвета, мерцающие переливами самоцветов. Ронин протер кулаками глаза.

— Сюда мало кто заходил, в эту комнату, — продолжал Саламандра. — И мало кто знает о ней.

Восс сидел перед каким-то широким и низким металлическим ящиком, из крышки которого выдавался овальный цилиндр длиной примерно в метр. Руки чондрина скользили по сложной панели управления, переключая кнопки.

— Ты идешь?

Саламандра встал у Восса за спиной и положил руку в перстнях ему на плечо.

— Ты все-таки молодец, что решил задержаться, — сказал он, обращаясь к Ронину.

Он повернулся, и глазки ящерки у него на шее сверкнули черным, отразив зеленые блики. Сама ящерка при таком освещении казалась темной и тусклой, как мутная пленка на затхлой, стоячей воде.

— Так он в своем уме, этот колдун, или нет? Или ты сам еще толком не понял?

Сенсей поднял руку. На фоне черных одежд ладонь его смотрелась мертвенно-бледной. В тусклом мерцании странных точек даже алый кушак Саламандры казался черным.

— Это линзы. Мы не знаем, как они работают и для чего они вообще предназначены. Но сейчас ты увидишь такое, что мало кто видел. Смотри. Смотри наверх.

Он стиснул плечо Восса.

Сначала Ронину показалось, что это раскрылся потолок. В темноте засветился какой-то мутный овал, вращающийся над головой. Но потом Ронин понял, что это всего лишь проекция луча, исходящего из цилиндра линз.

Под потолком замелькали перламутрово-серые и нежно-сиреневые пятна. И вдруг беспорядочный их рисунок принял отчетливые очертания. Ронин застыл в изумлении. «Быть такого не может, — мелькнула мысль. — Так не бывает».

Над ним клубились пунцовые тучи, окутанные серебристой дымкой. Через мгновение картинка исчезла, и вместо туч возник свет — холодный, рассеянный. Казалось, он изливается из бесконечности.

— Да, — сказал Саламандра несколько, может быть, патетично. — Мы видим небо над нашей планетой. Это, Ронин, не что иное, как внешняя оболочка мира.

Пятна света поплыли куда-то в сторону — это линзы сменили фокусировку. Свет, уходящий из поля зрения, становился все тоньше, прозрачнее и яснее.

— А теперь посмотри на поверхность нашей планеты.

Ослепительная белизна. Ужасающая замороженная пустота. Пелена снега и льда, по которой скользят продувные ветра, покрывала замерзшие горы. Кругом только лед, снег и камни. И кроме этого — ничего. Потому что никто там не выживет... просто не сможет выжить...

— Вот он, наш мир, — продолжал нараспев Саламандра. — Мир, разрушенный Древними. Опустошенный без всякой надежды на возрождение. Пустой, умирающий и никчемный. Ты видишь то, что находится прямо над нами, Ронин. Вот почему мы сидим под землей, на глубине в три километра. Выйти наверх означает погибнуть. Там нет ни еды, ни тепла, ни крова. Там нет никого.