Воин

– Ты, своенравное…

– … упрямое и несносное дитя, – закончила за него Кэт. – Знаю, отец, что я – твое мучение и проклятие.

– Но прежде всего она – ваша дочь, сир.

Катарина обернулась и увидела, что позади нее стоит Локлан.

– Твоя дерзость не внушает нам расположения к тебе, мальчишка!

Мак-Аллистер склонил голову перед королем.

– Простите, ваше величество. Я не приносил присяги защищать Францию. Но я поклялся Катарине защищать ее от любого, кто хочет причинить ей вред.

Лицо монарха сурово застыло.

– Ты понимаешь, что переходишь все границы?

Локлан квинул.

– Да, ваше величество.

– И ты готов отдать за неё свою жизнь?

Горец обменялся с Кэт мрачными взглядами.

– Ну, что скажешь? – Филипп указал подбородком в сторону дочери. – Действительно ли её свобода важнее для тебя собственной жизни?

Лэрд нахмурился: король спрашивает, что думает Мак-Аллистер?

– Отвечай, мальчишка! Умрешь ли ты за её свободу?

Разумеется, горец был готов на это.

– Нет! – крикнула Катарина.

Но Локлан знал истину и ответил, не задумываясь:

– Да, ваше величество.

Филипп усмехнулся:

– Слова всегда даются легко. Мы уважаем только поступки.

Щелчком пальцев он подозвал к себе палача с мечом.

– Если ты сказал правду, тогда вставай на колени и пусть голова твоя будет отделена от тела. В тот миг, когда ты умрешь, нашей волей принцессе будет дарована свобода.

Кэт пронзительно вскрикнула и вцепилась бы в отца ногтями, если бы один из стражников её не схватил.

– Ты, поганый ублюдок! Будь ты за это проклят! Будь проклят!

Но на лице Филиппа не было и тени милосердия.

Локлан глубоко вдохнул, вспомнив обо всём, от чего отказывается ради этой девушки. Но в конечном счете он знал, что Катарина достойна такой жертвы.

– Вы даете слово, что она будет вольна отправиться, куда пожелает?

– Она получит полную свободу, оплаченную твоей кровью

Горец кивнул и повернулся к Кэт, бьющейся в руках стражника.

– Могу я попрощаться с ней, ваше величество?

Король недовольно фыркнул:

– Учитывая обстоятельства, последняя просьба, полагаем, уместна.

Мак-Аллистер медленно подошел к принцессе.

– Катарина! – бросил он.

Она перестала сражаться с державшим её воином и взглянула на Локлана. Слезы текли по ее лицу, тело сотрясали рыдания.

– Не делай этого! Не смей!

Горец утер ей слезы рукавом своей туники, чувствуя, что и его глаза затуманивает предательская влага. Кэт такая красивая! Такая замечательная!

– Я же говорил тебе, милая, выпадет нам на двоих один час или миллион часов – мне этого хватит.

– Я не могу потерять тебя, понимаешь?

Лэрд обнял её лицо ладонями и попытался объяснить Катарине, что она приобретет:

– Отныне ты будешь жить спокойно, не оглядываясь через плечо. Тебе не придется больше убегать или бояться, что тебя схватят, пока ты спишь. Я с радостью заплачу для тебя эту скромную цену.

Принцесса пнула стражника так сильно, что тот выпустил её, и рванулась к Локлану.

Он сгреб её в объятия и прижал к себе в последний раз.

– Почему ты не убежал со мной, когда я тебя об этом просила?

Шотландец с трудом сдержал слезы.

– Хотел бы я так поступить! Пустельга прав. Больше всего мы сожалеем о том, чего не сделали. Мне очень жаль. Если бы я мог вернуть назад прошлую ночь, то с радостью сбежал бы с тобой, обо всем на свете.

Не в силах дольше сдерживаться, он провел губами по щеке Кэт и вдохнул сладкий аромат её кожи. Это всё, что он заберет с собой в могилу. Воспоминания о прикосновении к любимой и её запах.

Лэрд легонько подтолкнул её к Разиэлю.

– Не дай ей увидеть это.

Тот мрачно кивнул. Катарина запротестовала и потянулась к горцу.

Локлан отпустил её и повернулся к Филиппу, наблюдавшему за ними с непроницаемым лицом.

Ничего сложнее Локлану в жизни не выпадало. «Беги, ублюдок, беги!» – кричало его сознание. Но он не мог так поступить, потому что дал слово и собирался его сдержать. И он встретил взгляд короля спокойно – без страха и сожаления. Хотя, нет. Он сожалел о каждом дне, который не сможет прожить на земле вместе с Катариной.

Собравшись с силами, шотландец встал на колени и склонил голову.

Кэт забилась в объятиях Разиэля.

– Отпусти меня!

– Прекрати, – тихо прошипел он ей. – Этот мужчина ложится в могилу ради тебя, женщина. И самое меньшее, что ты можешь для него сделать, это избавить от твоих горестных воплей, звенящих у него в ушах.

Он был прав, и это убивало Катарину. Действительно, Локлан заслуживал другого.

– Я люблю тебя, – сказала она, злясь на то, что голос при этом дрогнул. – Я всегда буду любить тебя. Тебя одного.

Разиэль развернул её лицом к стене, удерживая так, чтобы она не могла видеть происходящее.

– Хочешь сказать последнее слово? – спросил у Мак-Аллистера Филипп.

Горец снял с шеи небольшое распятие, перекрестился и протянул его королю.

– Это для Катарины.

Он бросил взгляд через плечо и увидел, как она съежилась, пытаясь сохранить мужество.

– Я тоже люблю тебя, милая. Да хранит тебя всегда Господь!

Филипп выхватил крест из руки лэрда и кивнул палачу.

Локлан собрался с духом перед ударом. На каменной стене он увидел тень мужчины с поднятым мечом. Горец закрыл глаза и начал молиться.

Кэт услышала, как позади нее что-то с глухим стуком упало на пол. И, стоя в лучах восходящего солнца, она почувствовала, что ноги у неё подкосились из-за пронзившей её невообразимой боли. Хотелось кричать, но вырвался только какой-то писк, потому что горло перехватила обжигающая мука.

Локлан был мертв, и в этом была виновата она, Катарина.

Она с трудом осознавала, что её подняли и поддерживают руки Разиэля.

– Я тоже хочу умереть, – прошептала Кэт. – Пожалуйста.

– Чтобы ни случилось в жизни, девочка, – произнес рядом Филипп, – Я хочу, чтобы ты никогда не забывала ту боль, что испытываешь сейчас. Храни её в сердце. Потому что, пока ты её помнишь, она убережет тебя от неразумных поступков.