Воин
Шрифт:
– По крайней мере, я не сбежал от своих родных, – напомнил он Кэт о ее собственных семейных проблемах.
– Так и было. Мой отец – невыносимый человек, как и ты. Но я удивлена, что ты отправился в путешествие в одиночку. Кто же руководит кланом в твое отсутствие?
– Брейден и Ювин приглядывают за всем, а моя мать им помогает.
– Это так не похоже на тебя. Не могу представить, что ты вверяешь кому-то свой клан.
Лэрд предпочел проигнорировать едкий сарказм, с которым девушка произнесла эти слова:
– Я вверяю его не кому-то, а своим братьям. Они хорошо сведущи в
– Обнаружил ли ты какие-либо известия о Киранне?
– Да. Он покинул Шотландию и отправился в Святую Землю в поисках нашего брата Сина.
– Но так и не нашел его?
Локлан отрицательно покачал головой и добавил:
– Хотя многие знавали Киранна. Последний раз его видели с рыцарем по имени Страйдер Блэкмурский. Мне сказали, что лорду Страйдеру наверняка ведомо, что сталось с братом.
– А если ты найдешь беглеца?
– Я буду лупить его до крови, пока он не начнет умолять о пощаде, – прорычал шотландец.
– Почему ты так сердит на него?
Мак-Аллистер не ответил. Вместо этого он вспомнил тот последний раз, когда видел брата.
Киранн был пьян. Он сидел в их старой детской комнате, исполненный хандры и боли.
– Ты помнишь тот день, когда Изобейл впервые явилась сюда? – спросил он Локлана.
Старший брат попытался отобрать у младшего кувшин с медовухой, но Киранн начал сопротивляться, и часть хмельного напитка выплеснулась ему на тунику, отчего ткань облепила грудь.
– А я помню, – продолжил Киранн, телом отгораживая кувшин, чтобы брат его не забрал, и устремляя на Локлана налитый кровью взгляд. – С чего ты тогда взял, что Изобейл плохая?
Понимая, что брошенному влюбленному скорее нужно сочувствие, чем взбучка, Локлан отступил назад и ответил:
– Она вела себя расчетливо. Ее взгляд теплел, только когда ты на нее смотрел. Стоило тебе отвернуться, и она источала холодность и безразличие.
В ту ночь, когда впервые в их замке появилась Изобейл, Локлан рассказал брату о своих наблюдениях. Но Киран в ответ обозвал его ублюдком, завидующим ему, потому что у него есть любовь этой девушки, а у Локлана нет ничего. Они даже подрались.
Заливаясь пьяными слезами, Киранн шмыгнул носом:
– Мне следовало тогда прислушаться к тебе. Но что ты знаешь о любви или о женщинах? Я никогда и не видел тебя с бабой. Сколько раз я гадал, а интересуют ли они тебя вообще?
Локлан застыл от прозвучавшего в голосе брата ожесточенного упрека:
– Что ты сказал?
Пристальный взгляд Киранна буквально пронзил его насквозь:
– Ты знаешь, о чем я. Думаю, тебя привлекают мужчины. Поэтому ты прогнал от меня Изобейл? Ты завидовал, что у одного из нас есть женщина, в то время как тебе противно даже приближаться к ним.
Локлана охватил гнев, но он решил ему не поддаваться:
– Ты пьян.
– Я не единственный, кто так думает. Брейден, Ювин… даже наши родители. Отец
рассказывал мне о той шлюхе, что он купил для тебя, а ты ее с презрением
отверг. Он сказал, что ты просто никчемный мерин.Локлан ударил брата наотмашь за эти слова. Да, он прогнал ту женщину и дал ей денег, потому что ни один человек не должен продавать себя ради еды. Его тогда рассердило, что отец может быть таким бесчувственным, и что в людях его интересует только то, как можно их использовать для себя.
А еще Локлан не хотел стать таким, как отец, – волокитой, которому плевать на покинутых им женщин и собственных бастардов. Юноша видел, к чему приводит игра чувствами других людей: она разрушила жизни его матери, брата Сина и бесчисленное множество других судеб. Локлан не желал, чтобы однажды его ребенку сделали больно.
После той ссоры, закончившейся оплеухой, Киранн пришел к брату с мечом, и они схватились друг с другом. В конце концов Локлан разоружил противника и швырнул его на землю.
Лежа, распластавшись, на спине и вперив в него злой взгляд, Киранн крикнул:
– Хоть раз в своей жизни будь мужчиной. Убей меня!
Локлан вложил меч в ножны:
– Я мужчина, уж поверь мне. Быть мужчиной – это гораздо больше, чем плодить бастардов и красть чужих жен. Я не стал бы рыдать пьяными слезами из-за того, что мой брат сбежал с моей женщиной. Будь ты хотя бы наполовину тем мужчиной, каковым себя считаешь, ты бы смог ее удержать.
Это была ложь. У Изобейл было холодное сердце, и она лишь использовала их всех. Но в ту минуту Локлану хотелось уязвить брата так же сильно, как был уязвлен им сам.
Киранн рассмеялся:
– В моей постели хотя бы была женщина. И я не малодушный Ганимед, прячущийся в тени своего отца.
Локлан сжал рукоять меча. Опасаясь, что все-таки сможет убить родного брата, он повернулся, чтобы уйти.
– Все верно. Ты же трус. Беги от поверженного наземь затуманенного хмелем безоружного пьяницы. Ты боишься всего: женщин, борьбы и самой жизни. Тебя тоже следует предать смерти за то, как ты жил. Ты бесполезное ничтожество!
Локлан обернулся и пристально посмотрел на брата:
– По крайней мере, я не пытаюсь своим существованием причинять боль другим людям. Хочешь поговорить о никчемности? Все, на что ты когда-либо был способен, – лишь заставлять тех, кто тебя любит, плакать от огорчения. Это тебе следовало бы умереть.
Такими были последние слова, сказанные им младшему брату. Они жгли сердце лэрду каждый день с тех пор, как были найдены меч и плед Киранна, и все решили, что юноша мертв.
Никому не было известно о том, что произошло тогда в старой детской. Никто не знал, какую вину ощущал Локлан, и какую боль она ему причиняла. Это бремя он нес в одиночестве.
А если Киранн жив и заставил старшего брата пройти через такое лишь из эгоизма, на этот раз он точно его порешит.
Но никакие подобные мысли не заслонят колющей глаза правды: из-за безответственности и измен отца, а также из-за того, что когда лэрд был пьян, Локлану приходилось брать на себя обязанности по управлению кланом, юноша очень рано оказался обособленным от других людей. Он изо всех сил старался скрывать от всех правду о характере своего отца: от матери, братьев, соплеменников.