Воинствующая жизнь (сборник)

Я подумал с минуту и сказал:

— Мне представляется, что вы могли бы сохранить свои деньги и никого не посвящать в своё намерение. Вы могли бы просто спуститься в колодец.

— Ах, ты, Боже ной! — воскликнул господин, — а вдруг вагоновожатый не заметит меня! И вы тоже не заметите меня! Никто!

— Вы правы.

Мы поговорили ещё о том, о сём, господин доехал до конечной станции, и так как поезд мой шёл обратно, то он опять поехал с ним.

На углу улицы Монро он сказал:

— Вот аптека, в которую вы отнесёте мою жену, если ей сделается дурно.

Потом соскочил с вагона…

Я стал богаче на десять долларов. Слава Тебе, Господи, попадаются ещё счастливые деньки в жизни! Всю зиму я проходил с целой кипой газет на груди и на спине, я завертывался в них, чтобы хоть сколько-нибудь предохранить себя от мороза; при малейшем движении от меня шло такое стеснительное шуршание, что товарищи жестоко издевались надо мной. Теперь можно будет приобрести толстую кожаную куртку. Когда в следующий раз товарищи начнут меня дразнить и тормошить, чтобы услышать, как я шуршу, я этого больше не потерплю…

Я делаю два, я делаю три рейса в город; ничего не произошло. Когда я в четвёртый раз тронулся со станции Коттеджи, вошла молодая дама и села на ЕЪе дгир. Она была в коричнево меховой шубке. Когда я подошёл к ней получать плату, она взглянула мне прямо в лицо. Она была очень молода и очень хороша собой, глаза у неё были голубые и совсем невинные. Бедняжка! Вас ожидает сегодня большой испуг, — подумал я, — но вы сделали маленькую глупость и вот теперь должны понести наказание. Но, во всяком случае, я буду рад бережно доставить вас в аптеку.

Мы покатили в город.

Я видел с моей площадки, что вагоновожатый вдруг начал разговаривать с дамой. Что такое он мог говорить ей? Кроме того, ему запрещалось разговаривать с пассажирами во время исполнения служебных обязанностей. К великому изумлению своему, я вдруг вижу, что дама подвигается ближе к вагоновожатому, стоящему возле своего аппарата, и напряжённо вслушивается в то, что он говорит.

Мы продолжаем катить по направлению к городу, останавливаемся, забираем народ, останавливаемся, ссаживаем народ, всё идёт своим чередом. Мы приближаемся к улице Монро. Я думаю: «Этот эксцентричный молодой человек выбрал место с толком. Угол улицы Монро — тихий квартал, где ему едва ли кто помешает спуститься в колодец».

И я продолжал думать о том, что часто видел служащих в трамвайной компании, как они стояли в этих колодцах и исправляли какие-нибудь безпорядки там внизу. Но если бы человек остался стоять в колодце во время прохода над ним поезда, то он наверняка стал бы на несколько дюймов короче: рычаг иЬе §гир, доходивший до кабеля, срезал бы ему голову.

На последнем перегоне перед улицей Монроэ я пошёл на иЬе дгир.

Ни вагоновожатый, ни дама больше не разговаривали. Последнее, что мне удалось заметить, было то, что вожатый кивнул, как будто согласился с чем-то, затем стал смотреть прямо вперёд и пустил поезд полным ходом. Да, забыл сказать, что вожатым у меня был как раз Пат Большой, ирландец.

— Убавь здесь малость, — сказал я вожатому.

Я увидел на линии что-то чёрное, это могла быть человеческая голова, поднимавшаяся из земли.

Я взглянул на даму. Глаза её, не отрываясь, впились в ту же точку, она крепко ухватилась за скамейку руками.

Уже встревожена возможностью несчастья! — подумал я. — Что же с нею будет, когда она увидит, что это её собственный муж хотел лишить себя жизни!

Но Пат Большой не убавлял хода. Я крикнул ему, что в колодце человек — никакой перемены. Мы ясно видели теперь голову. Это был тот самый молодой человек, он стоял в колодце, повернувшись к нам лицом.

Тогда я приложил к губам трубку и дал сигнал к остановке. Пат продолжал ехать с той же быстротой. Через четверть минуты произойдёт несчастье! Я ударил изо всей силы в звонок, так что он зазвенел, потом подскочил и схватился за тормоз. Но было уже слишком поздно, поезд пролетел над колодцем только потом остановился.

Я соскочил с вагона, я совершенно растерялся и помнил только, что должен схватить и тащить человека, который будет сопротивляться. Но я сейчас же взобрался обратно на и, Ье дгир и стал как-то метаться. Вагоновожатый тоже был совсем сбит с толку, он безсмысленно спрашивал, был ли кто-нибудь в колодце, и рассказывал, почему он не мог остановить поезда.

Молодая дама восклицала: «Ужасно! Ужасно!» В лице её не было ни кровинки, и она крепко держалась руками за скамейку. Но она не упала в обморок и вскоре сошла с и. Ье §гир и пошла своей дорогой.

Собралось много народу. Мы нашли голову несчастного под последним вагоном, тело его всё ещё стояло в колодце, рычаг машины зацепил его под подбородком и сорвал голову.

Мы вытащили покойника на линию. Пришёл констебль, который должен был увезти его. Констебль переписал имена пассажиров. Многие вызвались свидетельствовать за меня, что я звонил и трубил и даже схватился за тормоз. Впрочем, мы, трамвайные служащие, сами должны были представлять рапорт в своей конторе.

Пат Большой попросил у меня нож. Я не понял его и сказал, что и без того довольно несчастья. Тогда Пат Большой усмехнулся и показал мне свой револьвер, говоря, что нож ему нужен не на глупости, а совсем на другое.

Получив нож, он простился со мной, сказал, что не может больше оставаться на службе. Он очень извиняется, но придётся мне самому довести поезд до конечной станции, а там мне дадут другого вагоновожатого.

И он объяснил мне, что надо делать. А нож он просил оставить ему, он зайдёт под какие-нибудь ворота, где никто его не увидит, и срежет форменные пуговицы,

С этим он и ушёл.

Делать было нечего, пришлось мне самому ехать до станции. За мной стояло несколько поездов, которые только ждали, чтобы я тронулся. И так как мне уже раньше приходилось иметь дело с машинами, то всё сошло благополучно…

Раз вечером, между Рождеством и Новым годом, я был свободен и пошёл бродить по городу. Проходя мимо вокзала железной дороги, я зашёл туда на минутку, посмотреть на отъезжающих. Я вышел на одну из платформ и стал смотреть на поезд, который должен был сейчас отходить.

Вдруг меня окликают. На ступеньке вагона стоит человек, зовёт меня и улыбается. Это был Пат Большой.

Я не сразу узнал его. Он был хорошо одет и сбрил бороду.

Я вскрикнул от неожиданности.

— Тс! Не так громко! Ну, чем же кончилось дело? — спросил Пат.

— Нас судили, — ответил я. — Тебя ищут.

Пат сказал:

— Я уезжаю на Запад. Что здесь делать? Семь-восемь долларов в неделю, да из них четыре на прожитие. Я куплю землю и сделаюсь фермером. Понятно, у меня есть деньги. Если хочешь, поедем вместе, выберем себе хорошенький кусочек где-нибудь около Фриско.