Воины-интернационалисты из Беларуси в гражданской войне в Анголе 1975-1992
Шрифт:
Там было много всякой опасной живности. Особенно мы боялись скорпионов – почему-то какого-то из них называли «вдова», укус был смертельным. Кубинцы так этого скорпиона прозвали, вроде на Кубе он тоже водится. Помню, в столовой на потолке появился скорпион – обедавших как ветром сдуло, никого не осталось.
Однажды мы с Хуаном поехали на захваченный унитовский склад с оружием посмотреть, что там могло быть из техники связи. Приехали, видим, стоят радиостанции переносные, чехлы к радиостанциям. А поехали мы налегке: для хождения по траве или по пересеченной местности мы, конечно, старались ботинки надевать, а для повседневной носки у нас были кеды вьетнамские, в этих кедах мы и поехали. И брюки были короткие – я никак не мог себе форму на свой рост подобрать, размеры были маленькие! Сбрасываем мы чехлы, и я не заметил, как из-под чехла эта «вдова» выскочила. Хуан меня резким ударом в плечо как опрокинул! Я к нему – что такое, что с тобой
Других тварей там тоже хватало. Одних хамелеонов несколько разновидностей, они и по комнате ползали. Тараканы там были такие огромные, раза в четыре-пять больше наших, африканские. Если ночью по груди пробежит, кажется, что гул стоит (улыбается). А тропическая ночь наступает быстро, не так, как у нас, там перемена резкая: только что было светло – и тут же темнота. И звезд таких, как у нас, там нет, только Южный Крест и висит над головой. И только что все было спокойно, а ночь наступает, и тут же все начинает шевелиться, ползать, пищать! Я в первую ночь в карауле забрался в кресло с ногами и до утра просидел: пусть хоть все враги наступают!
– Каким маршрутом возвращались обратно?
– Обратно полет был специфический. Мы летели тоже самолетом, нашим Ан-24, сначала до Браззавиля, там еще успели погулять по городу. Неприятный там был случай, когда работники посольства – с тех времен питаю к ним чувства не очень уважительные – грубо говоря, «надрали» нас на деньги, которые нам выдали в Луанде на дорогу, и сами исчезли, прекрасно зная, что мы улетаем через сутки. Мы брали, кто сколько хотел, в допустимых пределах. Я себе на дорогу взял двести долларов, потому что хотел в Каире купить часы швейцарские, ну и по мелочовке набрать что-нибудь на сувениры. У этих сотрудников посольства я обменял примерно сто долларов, они нам дали местные деньги, сказали, что доллары в Браззавиле не в ходу. А на эти деньги я смог купить только один блок «Мальборо» и все, хотя стоит он буквально копейки. А летчики, которые летели с нами, меняли долларов по пятьсот-шестьсот, у них валюты было больше, они вывозили, которую заработали, мы-то чеки свои уже в «десятке» получали. Неприятный случай, короче, который не хочется вспоминать. А потом нам сказали, что они все уехали куда-то отдыхать, и что их не будет три дня.
Дальше мы летели точно также: Банги – Хартум – Каир – Москва. В Египте как раз тогда произошел переворот [125] , и когда мы приземлились в Каире, оттуда спешно эвакуировали семьи наших военных советников. Семьи подвозили прямо к самолету на грузовиках, солдаты женщин и детей просто выбрасывали к трапу. Даже избивали прикладами… Нас из самолета не выпустили, даже на трап. Сам самолет оцепили, приказали не высовываться, и нашими людьми самолет загрузили так, что мы сидели прямо на полу! Женщины были в трансе полном, плакали, потому что мужья их еще оставались там, судьба их была неизвестна, их без приказа не эвакуировали. В такой обстановке мы летели от Каира до Москвы.
125
14 марта 1976 года было прекращено действие советско-египетского Договора о дружбе и сотрудничестве между СССР и АРЕ (Арабской Республикой Египет) от 27 мая 1971 года. Договор был аннулирован египетскими властями (фактически лично президентом А. Садатом) в одностороннем порядке. Руководству СССР был предоставлен один месяц для эвакуации из Египта своих граждан и вывоза их имущества. Вся тяжесть организации этого процесса легла на сотрудников советского посольства в Каире и лично посла В. П. Полякова. – Прим. А. К.-Т.
– Как прошла акклиматизация на родине? Вы прилетели, когда уже была весна, особой смены климата не почувствовали?
– Смены климата – нет. Скорее бросалось в глаза, что я за время командировки сбросил порядка восьми килограммов, по мне в прямом смысле слова можно было анатомию изучать. Во-вторых, у меня волосы выцвели, выгорели, и в-третьих, загар… Тогда ведь еще ни Кипра у нас, ни прочих курортов не было, сильно загоревшие очень выделялись.
– Вы вернулись после Анголы на прежнее место службы или Вас перевели куда-то?
– Мне уже в «десятке» предложили ехать инструктором в учебный центр Перевальное возле Симферополя и учебу в академии. Так что я приехал из Анголы и практически сразу же поехал поступать в Академию Связи в Ленинграде, нынешнем Санкт-Петербурге.
После академии я на пять лет попал снова в ГСВГ, был начальником штаба батальона, старшим офицером в штабе 2-й гвардейской армии. Последнее мое место службы – Минское военно-политическое училище, я восемь лет преподавал
там предмет «Организация и средства связи» на кафедре тактики. Оттуда и уволился на пенсию в 1993 году в звании подполковника. Когда я увольнялся, мне, в принципе, еще можно было служить. Но тогда и в стране, и в армии была такая обстановка, что нужно было решаться: либо оставаться служить, либо поскорее адаптироваться на гражданке. Я выбрал второе.– Пребывание в Анголе как-то отразилось на Вашей карьере, на дальнейшей жизни?
– Отразилось только тем, что я получил льготы. В 1976 году я там служил, а в 1983-м признали, что мы там были, и я наконец-то получил удостоверение участника боевых действий. Запись в личном деле была, с красной печатью, я ее видел, когда увольнялся. Другое дело, что это не афишировалось. Был такой случай, что когда я преподавал в училище в Минске, и там были среди преподавателей офицеры, которые служили в Анголе в 1983 году, так они мне говорили, что чуть ли не они там были первыми, а в 1976-м туда еще никого не посылали! Я и докладывать не стал о своем пребывании в Анголе. Из тех, кто был там со мной в первой группе, я кроме нашего старшего переводчика Александра Григоровича [126] и моего товарища Андрея Токарева никого не смог найти. Там с нами были белорусы. Был еще парень из Витебска, по фамилии Гусенок, имя не помню, сапер, даже на фотографии остался. У меня был адрес его сестры, я в прошлом году пытался его найти, но там теперь живут совершенно другие люди. Многие адреса изменились.
126
Воспоминания подполковника запаса А. А. Григоровича, белоруса, проживающего в настоящее время в Москве, приведены ниже. – Прим. А. К.-Т.
Я особо и не распространялся об этом, потому что в то время что-то доказывать было сложно. Там нас не награждали, документов у нас не было. Был случай, когда специалисты из нашей группы отбились от юаровского взвода, «уазик» полностью разбомбили. Тогда, в 1976 году, думали, что участников боя представят к наградам, но… за Анголу наград не давали. Компенсировалось материально, что называется. Другое дело, что нас признали участниками боевых действий – в 1983 году, в первом указе была только наша группа, те, кто был позже, там не упоминались. Постепенно стали давать льготы и остальным, правда, тоже не всем.
Владимир Дунаев, о котором я упоминал, снимал там, в Анголе, документальный фильм. Этот фильм назывался «Фронт Анголы», его показали один раз, в 1976 году, в июне, вскоре после моего возвращения, и больше я его не видел. Он снимал и партизанский отряд, и учебный центр. Когда я выезжал с ним на съемки, он говорил: мол, будете смотреть фильм – увидите этот кадр. Мы в кадр там не попали, конечно.
«Мне почему-то хотелось попасть на войну… Может, потому что я потомок белорусских партизан?»
Александр Анатольевич Григорович, подполковник запаса, служил в Анголе в 1975-1976 годах в качестве военного переводчика [127]
– По отцовской линии я белорус. Правда, не совсем чистый – бабушка, мама отца, была чистокровная полька, с Пинщины. А дедушка – чистый белорус, и естественно, отец считается белорусом. Я себя считаю белорусом – с примесью польской крови. А мама моя – москвичка, с Сухаревки, там до сих пор еще дом стоит фамильный, чистая русская.
127
Запись сделана 23 июля 2010 года А. В. Кузнецовой-Тимоновой в Москве. Текст подготовлен к печати А. В. Кузнецовой-Тимоновой.
Впервые воспоминания А. А. Григоровича об участии в арабо-израильской войне 1972 года и в гражданской войне в Анголе, записанные Г. В. Шубиным, опубликованы в сборнике воспоминаний Куито-Куанавале. Неизвестная война. Мемуары ветеранов войны в Анголе / под ред. А. А. Токарева, Г. В. Шубина. – М.: Memories, 2008. – С. 7–28.
Когда я был мальчишкой, мы постоянно ездили на родину к бабушке с дедушкой. Дедушка с бабушкой жили в Мозыре, у них там был свой дом, рядом со станцией «Мозырь», своя корова, куры, хрюшки, сад шикарный. Я с удовольствием туда ездил. Они настолько были хлебосольные, всегда к завтраку, к обеду – молочко, яички свежие, сыр своего собственного изготовления. Они трудоголиками были настоящими. Поэтому Беларусь мне очень близка, это моя родная земля. Когда бабушка с дедушкой умерли, грустно было еще и из-за того, что я потерял то место, куда можно было приезжать свободно и чувствовать себя как дома.