Воины столетия. Дар
Шрифт:
А Сашке, как оказалось, недавно исполнилось восемнадцать, и его повезли в областную клиническую, где работал мой отец.
Вторая карета приехала за парнем, которого раздавил покореженный мусорный бак. Чем кончилось дело, я не увидела, потому что врачи вызвали МЧС — бак, больше похожий на смятую банку из-под пива, никто поднимать не рискнул, но расплывающиеся по снегу красные пятна явно свидетельствовали о том, что под грудой железа жизни уже нет. От второго нападавшего осталась только лужа блевотины. Он успел уползти до приезда скорой. Того, кто
— Не плачь, мы все сделаем, как надо, — повторял отец. Мы вернулись домой и на его машине поехали в больницу. Я смотрела в окно, на пролетавшие мимо огни, и даже не замечала, что плачу. Нам надо были пойти в Перехлестье. Ничего бы там со мной не случилось.
— Эти уроды — их Ярик подослал.
— Ты уверена? Это серьезное обвинение. Он тебе что-то сказал?
— Намекнул, — я вытерла нос.
— Поэтому сорвалась?
Я кивнула. Отец громко вздохнул.
— Пока ничего никому не говори. Хорошо, что тебе не досталось. Разберёмся.
Я снова кивнула. Да и Сашке бы не досталось, если бы не я.
И что случилось с мусорным баком?
Я прижалась лбом к стеклу.
Скорая уехала с включенной сиреной. Отец сказал, что сделают все, как надо. Значит, ничего не обещает. Все плохо. И от этого стало гораздо больнее, чем от укусов заблудших.
В больнице все закрутилось очень быстро. Отец провёл меня в ординаторскую и посадил в закуток, где обычно обедали врачи. На месте сидел только молодой интерн — Слава, который, вежливо поздоровавшись с отцом, не без интереса наблюдал за нами.
— Что-то случилось? — спросил он, когда папа вышел.
— Одноклассника моего привезли.
— А, этого парня с разбитым затылком?
Я выглянула из закутка за шкафами.
— Что с ним?
— На МРТ сейчас. Ну, операция наверно.
— Ясно.
Меня хватило ненадолго. Как только Слава ретировался, я вышла в коридор. У соседней палаты переговаривались две женщины — одна с чёрными кругами под глазами, другая — с перебинтованной головой. Они испуганно глянули на меня и перешли на шепот. Уже объявили отбой. Свет горел только у ординаторской и на посту.
Я вышла к лифту, помялась немного и спустилась в приемный покой по лестнице. Сашкину мать я заметила сразу. Она стояла, прислонившись спиной к стене, и пила кофе из автомата. Она смотрела в одну точку, куда-то перед собой, и отпивала из чашки через равные промежутки времени.
Я снова не смогла подойти к ней, поэтому поднялась на операционный этаж.
Медсестра, милая, белокурая женщина, Светлана, меня узнала.
— Твой отец на операции, контролирует, — сообщила она мне. — Хочешь чая?
Я покачала головой, положила руки на стойку, огляделась. За стеклами закрытых дверей тихо жили пустотой зеленые коридоры.
— Почему контролирует, а не оперирует сам?
— Не его смена, рядовой случай, — медсестра сочувствующе похлопала меня по ладони. — С мальчиком твоим все будет хорошо… Ой, это кровь что ли?
Я отдернула пальцы.
— Да.
Медсестра
нахмурилась и поднялась.— Пойдём, я тебя провожу. Умоешься.
— Значит, все будет хорошо? — спросила я, когда мы зашли в служебную комнату.
— Будет, — Светлана вышла и вернулась с колючим после дезинфекции полотенцем. — Крепкая голова у него.
Я умылась и снова спустилась вниз. С матерью Сашки разговаривал полицейский. Я отвернулась и прижалась к двери. Они говорили долго, почти час. Я уже успела помотаться по лестнице туда-сюда и получить выговор от двух врачей, как через пролет увидела своего отца.
— Зашили, в реанимации, — отец ладонью протер глаза. — Ты что здесь стоишь?
— Мозги целы?
— Целы. Но затылок теперь лысый.
— Очень смешно. Там крови было море.
— Предмет зазубренный, немножко сняли скальп с твоего героя.
— Пап.
— Ладно. Мне тебе точный диагноз сказать? Повезло ему, вот и все. Может, вперёд наклонился, может, слышал, что к нему подходят. По касательной удар. Был бы по прямой — череп бы как пазл собирали. А тут немного совсем.
— Чего немного?
— Все. Иди отсюда. Жить будет. Где его мать?
— Вон, — я кивнула на окошко в двери.
— Ты с ней знакома?
— Ну… Нет.
Отец пожал плечами и открыл дверь.
Я постояла немного и, отвернувшись, пошла вверх по лестнице.
С Сашкиной матерью мы увиделись на следующее утро — столкнулись у автомата с кофе.
— Здравствуйте, — промямлила я. Мне повезло — я спала в сестринской. Ну, как, спала… Пялилась в потолок…
— Здравствуй, — сухо отозвалась она. — Не надоело от меня бегать?
— Я не бегала.
— Конечно! Из-за тебя это произошло?
Я вскинула голову, в упор посмотрела на неё. Она прищурилась, словно пыталась найти ответ, просто разглядывая меня.
— Полицейские говорят — попытка ограбления. Три наркомана. А мне не верится. Скажешь, в чем дело?
Вспомнив слова Сашки и предостережение отца, я соврала.
— Я ничего не знаю. По виду — обычные нарики.
— Да что ты говоришь! Только из уважения к твоему отцу, я ничего полиции не сказала. Надеюсь, ты им все пояснишь.
— Расскажу, что знаю.
— Да уж, пожалуйста. И ещё, — она чуть наклонилась вперёд. — Чтобы я тебя рядом со своим сыном больше не видела, поняла меня?
Я снова опустила голову и вперилась в пол.
— Ему так будет лучше. Он у меня один, — чеканила Сашкина мать. — И таким как ты, я жизнь ему ломать не позволю. Ясно тебе?
Да каким таким, как я? Под какой типаж меня так любят подгонять? Разве я откровенно одеваюсь? Разве я веду себя вызывающе? Разве я тычу родительскими деньгами всем в нос?
— Ясно.
— Не слышу.
Я резко отскочила в сторону и заорала на весь коридор.
— Ясно! Хорошо! Понятно!
Домой я влетела, как на ракете. Уронила вазу в столовой, сшибла стул. Схватила тарелку со стола и грохнула её об пол. Осколки полетели в разные стороны.