Воины

Подготовившись таким образом, он сел, взял замшевый мешочек и вытряхнул из него себе на ладонь маленькое, но тяжелое золотое пресс-папье, сделанное в форме полумесяца среди морских волн. В пресс-папье был вделан ограненный и очень крупный сапфир, сверкавший на золоте, подобно вечерней звезде. «Где это Джейми Фрезер добыл такую штуковину?» — удивился Грей.

Он покрутил вещицу в руках, любуясь тонкой работой, потом отложил ее в сторону. Отхлебнул немного бренди, глядя па официальный документ так, словно тот грозил взорваться. У Грея были серьезные причины предполагать, что так оно и есть.

Он взвесил документ на руке и почувствовал, как ветерок из распахнутого окна приподнял его, точно парус, который вот-вот наполнится воздухом и захлопает на ветру.

Ну что ж, тянуть не имеет смысла. К тому же Хэл наверняка и так знает, о чем там говорится; рано или поздно он все равно расскажет это Грею, хочет он того или нет. Грей вздохнул, поставил кубок и взломал печать.

«Я, Бернард Дональд Адамс, даю эти показания без принуждения, по доброй воле...»

Вот как? В самом деле? Грей не знал почерка Адамса и не мог определить, написан ли этот документ собственноручно или под диктовку... Хотя нет, погодите. Грей пролистал страницы и посмотрел на подпись в конце. Та же рука. Понятно, значит, он писал это собственноручно.

Он прищурился, вглядываясь в текст. Почерк был ровный и твердый. Стало быть, эти показания не вытягивали из него под пытками. Возможно, это все-таки правда...

— Идиот! — сказал он себе. — Прочти это наконец и покончи с этим раз и навсегда!

Он залпом допил бренди, расправил бумаги и принялся наконец читать о том, как погиб его отец.

Герцог уже в течение некоторого времени подозревал о существовании якобитского кольца и вычислил троих людей, которых считал замешанными в эту историю. Тем не менее он не предпринимал попыток их уличить, пока не был выписан ордер на его собственный арест по обвинению в государственной измене. Узнав об этом, он немедленно послал за Адамсом, вызвав его в загородное поместье герцога в Эрлингдене.

Адамс не знал, много ли герцогу известно о его собственном участии в деле, но остаться в стороне не рискнул, опасаясь, что герцог, будучи арестован, донесет на него. Поэтому он вооружился пистолетом и под покровом ночи отправился в Эрлингден, прибыв туда перед самым рассветом.

Он постучался во внешние двери оранжереи, и герцог впустил его внутрь. Засим последовала «некая беседа».

«В тот день мне сделалось известно о том, что на герцога Пардлоу был выдан ордер на арест по обвинению в государственной измене. Я был встревожен, поскольку герцог прежде расспрашивал меня и некоторых моих коллег таким образом, что это заставило меня предположить, что он подозревает о существовании тайного движения, целью которого является восстановление династии Стюартов.

Я выступал против ареста герцога, поскольку не знал, сколь о многом он знает либо догадывается, и опасался, что, если ему будет грозить непосредственная опасность, он сможет указать на меня либо моих главных соратников, а именно — Джозефа Арбетнота, лорда Кримора и сэра Эдвина Веллмана. Сэр Эдвин, однако, особенно настаивал на этом, утверждая, что вреда оно не причинит: любые обвинения Пардлоу будут сочтены за попытки оправдаться и отвергнуты, как ничем не подтвержденные, в то время как сам факт его ареста естественным образом заставит всех считать его виновным и отвлечет внимание тех, кто мог бы направить его на нас.

Герцог, узнав об ордере на арест, в тот же вечер послал за мной ко мне на квартиру и потребовал, чтобы я немедленно явился в его загородную усадьбу. Я не посмел ослушаться, не зная, какие доказательства он способен представить, и потому в ту же ночь выехал в его поместье, прибыл незадолго до рассвета».

Адамс встретился с герцогом в оранжерее. Неизвестно, как развивалась их беседа, но результат был налицо.

«Я захватил с собой пистолет, который зарядил, подъехав к дому. Я сделал это исключительно с целью самозащиты, поскольку не знал, как поведет себя герцог».

Герцог повел себя так, как того и следовало ожидать. Разумеется, Джерард Грей, герцог Пардлоу, тоже явился на эту встречу небезоружным. По словам Адамса, герцог достал свой пистолет из-под камзола — непонятно, то ли он собирался напасть на него, то ли просто хотел пригрозить, — но Адамс испугался и тоже выхватил пистолет. Оба выстрелили; Адамс считал, что пистолет герцога дал осечку, поскольку промахнуться на таком расстоянии герцог не мог.

Пистолет Адамса осечки не дал и не промахнулся. Увидев кровь на груди герцога, Адамс ударился в панику и сбежал. Оглянувшись, он увидел, как герцог, будучи смертельно ранен, но все еще стоя на ногах, ухватился за ветку персикового дерева и вложил остатки сил в то, чтобы швырнуть бесполезное теперь оружие в Адамса. После этого он рухнул наземь.

Джон Грей сидел неподвижно, машинально теребя листы бумаги. Он не видел аккуратных строчек, в которых Адамс описывал произошедшее. Он видел кровь. Темно-алую, сверкающую рубином в том месте, где на нее попали солнечные лучи, проникшие сквозь стеклянную крышу. Отцовские волосы, взлохмаченные, как на охоте. И персик, упавший на те же каменные плиты, испорченный и разбитый.

Он положил бумаги на стол; ветер шевельнул их, и Грей машинально потянулся за новым пресс-папье, чтобы придавить их.

Как там говорил про него Каррузерс? «Кто-то должен поддерживать порядок. Ты и твой брат, — сказал он. — Вы не согласны с этим мириться. И если на свете есть порядок, мир и покой — то это благодаря тебе и таким, как ты».

Быть может. Знал бы он еще, какую цену приходится платить за этот мир и порядок... Но тут Грей вспомнил осунувшееся лицо Чарли, его утраченную юношескую красоту, от которой остались кожа и кости, его упрямую решимость, которая только и давала ему силы дышать...

Да, Чарли — знал.

Когда стемнело, они взошли на корабли. В состав конвоя входил флагманский корабль адмирала Холмса, «Лоустофт», три военных корабля, «Белка», «Морской конь» и «Охотник»; несколько вооруженных сторожевых судов, суда, груженные артиллерией, порохом, боеприпасами, и множество транспортных судов для перевозки войск — в общей сложности 1800 человек. «Сазерленд» был оставлен внизу и поставлен на якорь за пределами досягаемости пушек крепости, чтобы наблюдать за действиями противника. Река была усеяна плавучими батареями и мелкими французскими судами.

Грей плыл вместе с Вольфом и шотландскими горцами на борту «Морского коня». Путешествие он провел на палубе, будучи чересчур взвинчен, чтобы сидеть внизу.

В памяти то и дело всплывало предупреждение брата: «Не давай ему втянуть тебя ни в какие дурацкие авантюры!» — но думать об этом было уже слишком поздно, и, чтобы отвлечься от этих мыслей, он вызвал одного из офицеров на состязание: кто сумеет просвистеть «Старый английский ростбиф» с начала до конца и ни разу не рассмеется? В результате он проиграл, но о брате больше не вспоминал.