Воитель

— Только не за месяц, поверь мне.

— Я не изнасилую её, — решительно заявил Михаил.

— Конечно, нет, — ответил Разиэль.

Но Марта всё ещё выглядела обеспокоенной.

— Вы не можете ждать, милорд. Вам нужно всё ей объяснить.

— И, конечно же, она сразу упадет на спину и раздвинет ноги, — его переполняла ярость. Он перенёс её сюда, чтобы стать свидетелем её смерти. Если он прикоснётся к ней. — Это не имеет значения. Я отказываюсь брать её кровь.

Элли посмотрела на него без жалости.

— Взгляни на это с другой стороны, в кратчайшие сроки она умрёт, и тебе не придётся беспокоиться из-за неё.

Он оттолкнулся от стола и принялся расхаживать по комнате.

— Иди к чёрту, Элли. Я же сказал, что не буду этого делать.

Разиэль замер в гневе, а затем начал подниматься, но Элли просто потянула его вниз.

— Не обращай на него внимания. У него просто истерика.

Михаил резко остановился. Он всегда гордился своим самообладанием, и именно в этот момент ему захотелось ударить кого-нибудь. Он быстро сосредоточился, сделав успокаивающий вдох.

— Нет, — повторил он. — Я перенёс её сюда и женился на ней. Я буду тренировать её и заботиться о ней, но трахать не буду, как и не буду брать её кровь и способствовать её смерти. Мы больше не охотники за смертью — Разиэль нарушил это повеление. Кроме того, её кровь, вероятно, убьёт меня.

— Она твоя пара, — сказала Марта. — Это сделает тебя сильнее.

— Она — временное неудобство, как для вас, так и для меня, — парировал он.

После его грубых слов воцарилось потрясённое молчание. По правде говоря, его преднамеренная жестокость шокировала даже его самого, но он не собирался показывать этого.

— На это нет времени, — продолжил он, стараясь говорить разумно. — Если небесные армии собираются напасть через месяц, нам нужно каждую свободную минуту провести в тренировках.

— Не понимаю, о чём ты споришь, — сказал Разиэль. — Было время, когда ты трахал каждую женщину.

— Они не умирали после этого, — отрезал он.

Его слова прозвучали холодно. Так же холодно, как лёд, который он чувствовал внутри себя. Он даже не знал её. Он был воином, привыкшим к смерти. Она прожила почти двадцать пять изнеженных лет, что было лучше, чем у многих людей.

Азазель встал и взял жену за руку.

— Если твоё мнение никак не изменить, то думаю, мы закончили.

— Мы закончили, — сказал Разиэль. Он взглянул на Марту. — Если только нет чего-то ещё?

— Ничего, — сказала она. — Пока что.

Михаил хотел задушить её, но это была не её вина, и на самом деле ему всегда нравилась Марта. Томас, её муж, был одним из его лучших воинов, и она приняла его смерть с достойной скорбью.

Во всём этом не было ничьей вины, и ему нужно было сделать шаг назад и взглянуть на это рационально, как на ещё одну битву, которую предстоит вести в войне против Уриэля и армий небес. Битвы были его жизнью, ещё одна погоды не изменит.

Он не собирался этого делать. Но внутри звучал тихий, злой, коварный голосок: "Ты знаешь, что это то, чего ты хочешь. У тебя есть идеальное оправдание, и при этом не будет никаких долгосрочных последствий. Ты можешь взять её, а потом она исчезнет. И ты знаешь, что хочешь её. Ты хотел её с тех пор, как впервые увидел. Захотел ее, в то время как был невосприимчив ко всем другим женщинам, которых видел целую вечность".

И её кровь. Он чувствовал, как она танцует в её венах, и впервые понял, какая одержимость движет этими связанными парами. Он отказался связать себя узами, отказался брать кровь у кого бы то ни было, кроме Источника. Он мог лишить Уриэля этого триумфа.

Девушка — нет, она была женщиной, несмотря на нетронутую ауру вокруг неё. Она взывала к нему.

Он не хотел слушать этот зов. Он знал женщин, а она боялась его и отчаянно старалась не показывать этого. Если он возьмёт её, то её смерть будет неминуемой. Если он оставит её в покое, у неё появится надежда.

Но от этого зависела судьба всего мира. Мог ли он позволить себе пренебречь своим долгом?

До этого не дойдёт. Он что-нибудь придумает. А пока он собирался сделать то, что у него получалось лучше всего — довести своё тело до изнеможения на тренировках, и ни о чём больше не думать.

ГЛАВА 8

КОГДА Я ПРОСНУЛАСЬ, СОЛНЕЧНЫЕ ЛУЧИ СТЕЛИЛИСЬ ПО ПОЛУ МОЕЙ СПАЛЬНИ. Я села, испуганная и дезориентированная. Мне потребовалось всего мгновение, чтобы вспомнить, где я нахожусь. Я сменила одну тюрьму на другую и, глядя сквозь стеклянные двери на сверкающий океан за ними, не пожалела о своём выборе.

Я вылезла из удобной кровати, удивившись, что, судя по всему, проспала всю ночь, и сделала это быстро, по-военному, как всегда настаивал Педерсен. Педерсен. Он был мёртв из-за меня, и я должна была что-то почувствовать, хоть что-то. Всю мою жизнь он был моим мучителем и врагом, но я не испытывала удовлетворения от его смерти. Как и никакой печали. Я просто чувствовала себя… странно. Как будто он был вражеским солдатом, а я была в самом разгаре войны. У меня не было выбора. Я не собиралась тратить время на сетования по этому поводу.

Я быстро приняла душ и переоделась в свободную белую одежду, висевшую в шкафу. К моему удивлению, там оказались бюстгальтеры моего размера, а также кружевное нижнее бельё. Одежда была практичной, представляя собой вариацию на тему боевых искусств, но нижнее бельё было красивым, женственным, почти декадентским. Там было даже тонкое неглиже, явно сшитое для более романтичной невесты, чем я.

Мне очень понравилось обалденное нижнее бельё. Это был мой секрет, часть меня, которой я не должна была делиться ни с кем другим. Особенно с красивым мужчиной, который теперь, похоже, был моим мужем.

Я вышла в гостиную. Там стояли цветы — яркое изобилие оттенков — которые, должно быть, прислала Элли. Женщина, которая предложила Михаилу своё запястье. Я вздрогнула и подняла голову. Я почувствовала запах кофе. Восхитительный запах был безошибочно узнаваем, хотя я не ощущала его уже много лет, с тех пор как мы с Йоханном сбежали. То ли графиня не верила в кофе, то ли просто считала, что её отпрыск этого не заслуживает.

На гладкой поверхности плиты стоял графин, и он был горячим. Я огляделась вокруг. Я запирала двери и точно знала, что в последнее время здесь никого не было. Как кофе может быть горячим? Если уж на то пошло, когда же появились цветы?

Это была наименьшая из моих забот. Я налила себе кружку, добавила побольше сливок и настоящего сахара и сделала глоток. Амброзия. Может быть, эта новая жизнь не так уж плоха.

Я взяла кружку и распахнула французские двери, ведущие на маленькую каменную террасу и ступеньки, спускающиеся к океану. Воздух был свежим и прохладным, и я сделала глубокий вдох, наслаждаясь им. Запах свободы.

Я босиком подошла к краю берега, позволив воде плескаться у моих ног. Было так холодно, что захватывало дух, и я посмотрела сквозь мягкую зыбь в вечность. Я огляделась, но никого не было видно — пляж за моей дверью казался уединённым, но люди могли легко пройти мимо. Я допила кофе, поставила кружку на песок и впервые в жизни вошла, полностью одетая, в прибой.