Вокруг мира на 80 поездах. 72 000 километров новых открытий
Шрифт:
– Какое мнение у русских об англичанах? – спросил Джем.
– Вопрос в лоб. Вы хотите узнать общее мнение? Хорошо. Британия – страна очень консервативная, проамериканская, с заносчивым мнением о всех прочих странах, в том числе и входящих в Европейский союз. Великобританию считают американским шпионом внутри Евросоюза, засланного для внесения смуты среди европейских народов.
И это тоже было мнение в лоб – и к тому же пугающе проницательное, учитывая тот факт, что Брекситу еще только предстояло случиться [5] . Александр Второй лежал на своих сложенных на столе руках и бормотал что-то невнятное.
5
На момент написания книги Великобритания еще была в составе Евросоюза. Она вышла оттуда 31 января 2020 года.
– Он
– О, меня бы никогда не взяли в шпионы. Я для этого слишком болтлива, – ответила я.
Александр Второй почесал ухо и нахмурился, прежде чем задать длинный и подробный вопрос. В сравнении с Александром Первым это был крошечный человек, с глубоко посаженными, полными подозрения глазами и узкими губами. В этот июньский жаркий день он был также одет в олимпийку Adidas и шлепки.
– Хочет узнать, где вы останавливались в Москве, – перевел Александр Первый.
– Ты уверен, что это все, что он спросил?
– По большей части да.
– Гостиница «Меркурий» на Бауманской.
– И сколько стоил номер в сутки?
– Примерно 35 фунтов.
– А в рублях, он хочет узнать, сколько это было в рублях.
– Зачем?
– Говорит, что просто интересно.
– Около 2800…
Александр Второй выглядел удовлетворенным ответом, затем похлопал Первого по руке. Началась очередная длинная дискуссия, а Оксана тем временем уселась напротив, угрюмо взирая на Александров и шлепая своим полотенцем о столик. Александр Первый вздохнул и улыбнулся:
– Нравится ли вам наш президент, Владимир Путин? Вот что он спросил. Хочет узнать, какое у вас впечатление.
В течение следующих трех часов Александр Второй умудрился выяснить, где я купила свои часы, сколько мы платим по ипотеке, как у нас чистят снег в школах зимой, сколько стоит свежая курятина в мясной лавке, популярен ли футбол в небольших городах и почему англичане такие чопорные. В свою очередь, мы узнали, что он работает инженером на железной дороге, а родом из Читы. Если за этим столом кто и работал в разведывательных органах, то это явно были не мы. Я задумалась и решила какое-то время помолчать и понаблюдать за происходящим – Александр Второй никогда не встречал англоговорящих людей в этом поезде, и интересны мы ему были по неким личным причинам, так же как я была заинтересована в общении с ним – по своим. Удовлетворенный и явно сильно перебравший, он взболтал в кружке остатки третьей пинты пива, и в это время к столу подошла женщина и потрясла его за плечо. На голове у нее был неряшливый пучок, мокрый от пота, лицо отекшее и розовое, как будто она только проснулась. Скидывая ее руку, Александр Второй предпочел не обращать на нее внимания до тех пор, пока она несколько раз громко не выругалась. Мне не нужно было знать русский, чтобы понять, что это оскорбления. Он закатил глаза и промычал что-то нечленораздельное в свою кружку.
– Его девушка злится, что он сидит здесь, а она там одна, а еще он пьет, и, в общем, это просто трагедия, – объяснил Александр Первый.
– Он оставил ее одну? Я и не подумала бы, что он едет с кем-то.
– Да, они едут вдвоем, и в нашем купе есть еще одна девушка, она сама по себе.
– Я чувствую себя виноватой.
– Не стоит, все в порядке. Он хочет остаться здесь и поговорить с вами. Говорит, что, если останется, они не поссорятся со своей девушкой.
Судя по крикам, раздававшимся из их купе той ночью, это была не совсем точная информация.
Спустя час после заказа нам принесли тарелку чипсов, лоснившихся от масла и покрытых укропом. Еда явно не была сильной стороной этого поезда, и скорее это был вагон-бар, чем вагон-ресторан, но стоит заметить, ассортимент здесь был обширнее, чем черный хлеб и яичница. В вагоне была красная подсветка, красные сиденья и играл евродэнс, по атмосфере все напоминало подвальный бар в Сохо, такой, в котором обычно оказываешься ближе к концу ночи, когда найти что-то получше уже просто нереально. Все, кто был по-настоящему голоден, устраивали пикники в своих купе: столы ломились от фруктов, пакетированных соков и сушеного омуля, завернутого в газеты, видимо, очень популярного у местного населения. В коридоре вагона стоял слабый аромат рыбы, нарезанной тонкими и длинными ломтями. Выпив четвертую пинту, Александр Второй решил, что настало время покурить. Курение в поезде было запрещено, но тем не менее курили все – от пассажиров, нависших над открытыми окнами, до поваров, дымивших прямо над плитами. Александр Первый приоткрыл занавески и воззрился в темноту.
– Он все шутит, что я владею множеством государственных
тайн, так как работаю в судебной системе, и думает, что я собираюсь поведать их вам. Переживает, что вы шпионы.– А он сам, случайно, не шпион? Или, может быть, шпион ты?
– Я не переживаю.
Я не поняла его ответа.
– Много ли ездят на поездах?
– Да, в России часто ездят на поездах. Это второй по популярности вид транспорта после автомобилей. Здесь вполне терпимые условия. Если бы не было этого поезда, не знаю, как многие пассажиры могли бы добраться до нужных мест.
– Этот поезд считается комфортным?
– О нет, это помойка! На мой взгляд, он ужасен. Я его ненавижу. Ненавижу ездить в Киров, настолько мне не по нраву этот поезд. А вы вообще сумасшедшие, раз вам пришло в голову на него сесть.
Александр Второй вернулся с зеркальным фотоаппаратом и ткнул на мой блокнот.
– Ему нравится твой почерк, считает, что он очень красивый, – сказал Александр Первый. – Спрашивает, можно ли его сфотографировать.
Пораженная его изобретательностью, я было собиралась ответить, как вдруг Александр Второй схватил блокнот и начал фотографировать страницы так, словно это было место преступления. Государственных тайн в нем точно не было, и единственное, что он мог там обнаружить, если планировал перевести текст, – это несколько довольно скучных описаний берез и претенциозные записки на тему зависимости эволюции людей от окружающего их ландшафта.
С другой стороны вагона в нашу сторону двинулся старик в майке-алкоголичке и, поравнявшись с нами, навис над нашим столом. Взяв мою руку в свою, он произнес длинный монолог, прежде чем ее поцеловать, а затем вернулся к своему столику, откуда продолжал пристально наблюдать за нами из-за банок пива Stella.
– Что это было? – спросила я.
– Это он так вас поприветствовал, – ответил Александр Первый. – Это был способ показать, что вам рады в России и в этом поезде в частности.
– Это мило, – заметил Джем и улыбнулся мужчине.
Переполненный эмоциями, Александр Второй внезапно вскочил и пожал нам руки, а затем бросился обниматься и даже впервые улыбнулся. От него пахло пивом и свежим потом, на моей щеке остался мокрый след. Из-за его плеча я увидела Оксану, качавшую головой.
В полном изнеможении мы вернулись в купе, где я выудила из наших запасов лапшу быстрого приготовления в пластиковом стакане и вышла в коридор, чтобы наполнить его кипятком. В каждом вагоне стоял самовар, который идеально подходил для заваривания чая и лапши, а также для быстрого застирывания вещей и задушевных разговоров. Джем вышел из купе, чтобы почистить зубы, а я ждала, пока стаканчик с лапшой слегка остынет, в этот момент дверь в вагон распахнулась и появился мужчина, который до этого целовал мою руку, – на майке у него было большое пятно от борща, – и вновь потрогал ее. Я вежливо, но настороженно улыбалась, когда он опять начал придвигаться ко мне и внезапно схватил за запястье и поцеловал в плечо. Инстинкт подсказывал мне, что нужно вылить на него кипяток из стаканчика, но мне было жаль переводить еду, я была голодна. В панике я использовала свою незанятую руку, чтобы постучать в дверь проводнику как раз в тот момент, когда мужчина обнял меня за талию. Наш проводник был приветливым молодым человеком, он немного шепелявил, и по стечению обстоятельств звали его тоже Александр – или Саша. Как-то раз мы провели полдня, обмениваясь монетами из разных стран. Я взмолилась, чтобы он оказался в своем купе. Саша открыл дверь и тут же оторвал руки мужчины от меня, причем реакция была настолько молниеносной, что сразу было понятно, что это не первый раз, когда ему приходится заниматься подобным. Оттолкнувшись от стены, Саша протиснулся между нами и указал мужчине на выход из вагона. Тот застыл с недовольной гримасой, отказываясь уходить; продолжалось это до тех пор, пока Саша не прикрикнул на него в последний раз, и он, сдавшись под напором, поплелся в свой вагон. Я была очень благодарна Саше за свое спасение и нырнула в наше купе, чтобы дать ему что-то из последних британских банкнот, что у нас оставались. Самой мелкой оказалась десятифунтовая и, схватив ее, я отправилась к нему.
– Нет, нет, нет, no, no, – сказал Саша.
– Сувенир, – ответила я. – Чарльз Диккенс.
Его лицо посветлело.
– А-а-а! Хорошо! Рубль-рубль! – воскликнул он, протягивая мне калькулятор. Я вбила курс обмена валюты, а он пристально наблюдал за моими подсчетами, и тут его рот раскрылся от удивления:
– Ба-а-а!
– Сувенир, – повторила я.
– Йес, йес, – сказал Саша, с восторгом взирая на банкноту.
Было маловероятно, что он в итоге сохранит сумму в 800 рублей в качестве сувенира, но это я оставила на его усмотрение. Десять фунтов – хорошие чаевые за 5 дней, свободных от приставаний.