Вокруг одни враги (часть сб.)

— Правильно, родная, выходное пособие. — Он стоял между нами, поочередно глядя то на одного, то на другого.

— Сколько?

— Не твое это дело, родная. То есть, я хочу сказать, что делами буду заниматься я. Зачем тебе мучить свою головку…

— Хватит. Эти деньги тебе дал мистер Хэккет?

— Можно сказать, он. Компания ведь принадлежит ему.

— И ты получил деньги при условии, что увезешь меня в Южную Америку? Правильно? В ином случае ты бы ничего не получил?

— Я не люблю, когда меня допрашивают, — взорвался Себастиан. — В конце концов, я твой отец.

— Конечно, папа. — Ее язвительный смех свидетельствовал о пережитой боли. — Но я не хочу в Южную Америку.

— Ты же сказала, что хочешь.

— А теперь не хочу. — И она повернулась ко мне. — Пожалуйста, увезите меня отсюда. Я ненавижу этот коттедж. Именно здесь, в этой самой комнате со мной и случилась беда. С Лупе и Стивеном. — И она съежилась, как ребенок, которому причинили боль.

Слова ее были адресованы мне, но обращалась она к отцу. Себастиан остолбенел. Он сел на кровать, но тотчас вскочил, стряхивая песок, который ссыпался с его одежды.

— Ты говоришь о мистере Хэккете?

— Да. Я была не в себе и плохо понимала, что происходит. Но Стива Хэккета я узнала.

Глаза Себастиана стали круглыми, как линзы в фотокамере. Он не мог поверить ей, он пытался найти что-нибудь неправдоподобное в ее словах. Но мы оба знали, что она говорит чистую правду.

— Почему ты не рассказала мне об этом, Сэнди?

— Я рассказываю тебе сейчас.

— Почему ты не рассказала прошлым летом, когда это случилось?

Она посмотрела на него с презрением.

— Откуда ты знаешь, что это случилось прошлым летом? Я сегодня этого не говорила.

Он как-то недоуменно огляделся и бросился объяснять:

— Мама говорила. Нет, она мне ничего не рассказывала. Просто в твоем дневнике было что-то написано, разве нет?

— Да, я написала об этом, — призналась она. — Я знала, что Бернис читает мой дневник. Но ни она, ни ты не промолвили ни слова.

— Я поступил так по совету твоей мамы, Сэнди.

Она разозлилась и расстроилась, но говорила скорей как женщина, а не как девчонка. Больше Сэнди не боялась.

Пока Себастиан принимал душ, мы с Сэнди сидели за ломберным столиком и вели беседу.

Первой заговорила Сэнди, поблагодарив меня, что само по себе было неплохим признаком.

— Не надо благодарить, — ответил я. — Мне до смерти хотелось поплавать. Ну как, больше не будете делать глупостей?

— Обещаний я не лаю, — сказала она. — Мне противно жить в этом мире.

— От того, что вы покончите с собой, мир не станет лучше.

— Но мне станет лучше. — Некоторое время она молчала и не двигалась. — Я думала, что с Дэйви я сумею забыть все это.

— Чья это была мысль?

— Его. Он познакомился со мной на набережной, потому что ему сказали, что я знаю Хэккетов. Он искал возможности добраться до Стива, и я была рада помочь.

— Почему?

— Вам известно почему. Я хотела отомстить и ему и Лупе. Но от этого мне не стало лучше. Только хуже.

— Что хотел Дэйви?

— Трудно определить. У него всегда находились три-четыре причины на каждое дело, три-четыре различных версии. Но он в этом не виноват. Ведь Лорел ему ни разу не открыла правды о том, кто он. И даже тогда он не был уверен, правду ли она говорит. «Лорел была пьяной, когда сказала ему.

— Когда призналась Дэйви, что его отец Стивен Хэккет?

— Я не знаю, что она сказала ему. Честное слово, — добавила она так же, как и ее мать и с той же интонацией. — Мы с Дэйви мало разговаривали в конце. Я боялась и продолжать свою дружбу с ним, и бросить его. Я не знала, на что он способен. Да он и сам не знал.

— Оказалось, что он способен на многое. — Сейчас самое время сказать ей, подумал я, пока окончательно не определились все события, которым суждено произойти в эту ночь. — Сегодня днем Дэйви убили.

Она тупо смотрела на меня, словно окончательно утратив способность к проявлению эмоций.

— Кто его застрелил?

— Генри Лэнгстон.

— Я считала его другом Дэйви.

— Он был его другом, но у него, как и у большинства людей, есть свои беды.

Она осталась размышлять над моими словами, а я пошел в спальню, где ее отец выбирал, что бы ему надеть. Он остановился на водолазке и легких брюках, отчего сразу стал похож на молодого и самоуверенного актера.

— Что на повестке дня, Кит?

— Еду к Хэккету и возвращаю ему чек.

Его слова меня удивили. Он и сам, похоже, был удивлен.

— Очень рад, что вы так настроены. Но лучше отдайте чек мне. Это вещественное доказательство.

— Против меня?

— Против Хэккета. На какую сумму выписан чек?

— На сто тысяч долларов.

— А наличными сколько он вам дал на пленки?

Он ответил почти сразу.

— Десять тысяч. Я расплатился ими с миссис Флайшер.

— Хэккет сказал вам, зачем ему понадобились пленки?

— Объяснил, что Флайшер пытался его шантажировать.

— На основании чего?

— Не сказал. Я решил, что у него был с кем-то роман.

— Когда вы ему отдали пленки?

— Только что. Незадолго до вашего приезда.

— Кто был у них дома, Кит?

— Я видел только мистера Хэккета и его мать.

— У них есть магнитофон?

— Есть. Они еще пробовали, подходят ли кассеты.

— Сколько всего было пленок?

— Шесть.

— Кому вы их отдали?

— Я передал их миссис Марбург. Она была в библиотеке. А что потом с ними сделали, я не знаю.

— И вам дали чек? Верно?

— Да. Сам Хэккет.

Он вынул из бумажника желтый чек и вручил его мне. Точно такой же, как тот, что лежал у меня в сейфе, только этот был подписан Стивеном Хэккетом, а не его матерью, и датирован сегодняшним днем.

Сила духа, которая потребовалась Себастиану, чтобы расстаться с деньгами, казалось, возродила в нем нравственные устои. Он вышел вслед за мной в гостиную.

— Я поеду с вами. Мне хочется сказать этому подонку, что я о нем думаю.

— Нет. Вам следует сделать кое-что другое.