Вокруг Венеры
Шрифт:
лежать под градом ржавых стрел
тому, кто в гору тянет вилы".
Гласила надпись в камне скорби,
что двести лет не сбросил крошки,
что все стоит и держит корни,
подпертый тонкой крепкой ножкой.
А там, за ним, обнялись кроны,
фантом дорог пугает взгляды,
там тихой ночью слышат совы
шаги в траве худой дриады.
За синим лесом, тьмы щетины,
стоял, зевая, дивный город,
вокруг него болота тиной
хранили
И жили там, не просто люди,
там Бог-орёл явил созданья,
и были все уклоном судеб,
забыв про смерть для созиданья.
Но мир не долго тайну теплил,
вздохнул, открыв пошире двери -
вгоняя все, что видят в пепел,
ворвались внутрь шальные звери.
То были люди с маской боли,
с огнем в руках и шпагой в ножнах,
пришли они по царской воле.
Приказ понять вполне не сложно.
И крылья тех, кто Смерть не видел,
срубили всем, чтоб небо чтили,
народ же стал стеною в тире,
бежал туда, где ад бессилен.
Захватчик грабил дивный город,
захватчик мазал краской стены.
А живший здесь давно заколот,
и Бог-орёл лишился веры.
Но крылья тех, кто лесом скрылся,
увидеть небо вряд ли смогут,
бессмертный бог водой умылся,
увел народ в бездонный омут.
"Не выжить всякому, кто смел,
не рвать цепей хваленой силой…"
Сгорел тот мир, но камень цел,
вростая в землю над могилой.
За белым хвостом кометы
За белым хвостом кометы,
не веря в любые приметы,
бросаюсь в бескрайний космос,
держа самолёта лопасть.
И деньги уже не спасают,
и вбиться сложно уж в стаю.
Меня не ждут самолёты,
но грезят пчелиные соты,
в которых стулья и лампа,
то в ад подъемная рампа.
Коса
Смотря тысячеликим взглядом,
крича своим десятком ртов,
являясь каждому их адом,
ища себе единый кров,
ты тот, кого считали Смертью,
терял, как дни, свое лицо,
стоял за каждою ты дверью,
держал её замка кольцо.
Коса твоя с особой славой,
и конь уж век совсем седой,
одна дорога стала главной,
а к Раю что – пошла травой.
Расстрел
А нас все вели,
держащихся за руки.
"Да как вы могли?!" -
кричали без паники.
"Законы вам писаны,
а вы, что безумные,
за капельку смысла здесь
считали нас урнами.
Считали, что взрыв
решит все проблемы нам.
Вот только больных
мы вяжем в их комнатах. "
А
нас все вели,держащихся за руки.
Вели по степи,
стреляя в пособников.
Нас держат столбы,
и ноги привязаны.
Сторонник любви -
последний наказанный.
Послышится взрыв,
и шеи расслабятся.
Курком молодых
души сливаются.
Письмо Джону Доу
Здравствуй, Джон Доу,
снова я встретил дорогу,
снова я счёл все столбы,
много мне дел до зимы.
Как ты, Джон Доу?
Дал ли волю ты слову,
бросил ли знамя победы
там где не держат обеты?
Сам я в порядке, не бойся,
я, как константа без свойства,
вечно ищу свою душу.
Ты же звон её слушал?
Знаю, что время уходит,
знаю, украл её Уоллет,
только он жуткий проныра,
сгинул в нутре он у мира.
Сколько ещё мне гоняться,
сколько встретить мне станций,
сколько взять паспортов,
сколько пройти блок-постов?
Слушай, Джон Доу,
встречу я, может быть, пору,
холода местных столиц,
где не встречу я лиц,
грусти и боли без крика.
Письмо Джону Доу
II
Привет, дружище, знаю, поздно,
хочу сказать, что вышел ростом,
попал в тот полк, в зелёный китель,
ношу в кармане грязный вымпел,
встаю пораньше, чищу брюки.
Бегу, подобно в шторм фелюке,
ношусь туда, ношусь обратно,
хватая тканью крови пятна.
А ты, Джон Доу, пишешь письма?
Я рад бы, только в поле листья
не станут мигом мне бумагой,
и тут то я, сражаясь шпагой,
отбил момент, секунду-слово.
Ты все читаешь, мистер Доу?
Хочу домой, хочу увидеть
с моста изгиба тёплый ливень,
вернуть мои мгновенья улиц,
нырнуть в дома под скрипом ступиц.
Верни мне адрес, мистер Доу,
позволь сказать тебе хоть слово.
Письмо Джону Доу
III
Здравствуй, Джон Доу,
я, все еще преданный слову,
Готовлю плакаты на стены,
где были прокляты сцены,
где были биты актёры,
их жизнь священной коровы
оплачена лучшим из слуг
за пару важных заслуг.
Письмо Джону Доу
IV
Далекий мой неизвестный,
но все же такой родной,
про нас не напишут песни
не будут кормить на убой.
Ведь мы лишь обычные люди,
с обычною кровью в сердцах,
копать не любим до сути
и зубы мы прячем в губах.
И лишнего вроде не скажем,
рукой не туда не махнем,
и лица испачканы сажей,
и песен мы не поем.
Далекий, Джон Доу, не бойся,
мы выйдем из плена голов