Волчата

– Может, убили?
– предположил Сергей. Но его более опытный коллега покачал головой.

– Все двери были заперты изнутри, на окнах решетки. Сначала выдернули ее машиной, а уж потом попали в магазин. И вот что нашли.

Он перевернул папку и показал Шелехову короткую записку с крупной, неровной надписью: "Я не могу больше. Прости меня, парень".

– И почерк, и пальчики его.

– Да, впечатляет. Значит, не зря о нем молва шла нехорошая.

– Похоже, что так, - согласился Годованюк и спросил в свою очередь: А ты что это вытащил тут?

Он кивнул на целую гору папок на краю стола.

– Да это все дела "волчат". Теперь их можно считать закрытыми. Тут и милиционеры, и часовой, и грибник, и лесничий. Да и все остальные.

– Ну а ты чего такой грустный?
– рассмеялся Годованюк.
– Вон сколько висюков свалил.

– Да чему радоваться. Скажи, Федорович, ты не думал о том, что они это, как там раньше говорили, "наша подрастающая смена". А нам их приходится отстреливать. Тебе не кажется это странным?

– Нет уж!
– замахал руками Годованюк, поднимаясь из-за стола и беря в руки папочку с делом.

– Если это наша смена, то лучше их передушить в колыбели.

Направляясь к двери, он сказал:

– Пойду доложу нашему Сундуку.

Так между собой они звали прокурора Суднеева не по злобе, а просто по сходству созвучий.

Годованюк уже открыл дверь, когда Шелехов снова окликнул его.

– Слышь, Федорович, а у тебя ведь детей нет?

– Нет, а что?
– насторожился тот.

– Да нет, просто. Это правильно, справедливо.

Годованюк нахмурил брови. Обычно таких шуток он не прощал, но сегодня пребывал в удивительно радужном настроении.

– Хамить начинаешь, Шелехов?! Смотри мне!
– он погрозил Сергею толстым коротким пальцем и, закрыв дверь, уверенно зашагал по коридору прокуратуры.

Волжск замер, снова превратившись в тихий, обычный городок. Провинция, центр России.

А еще допекала осень. Когда идут эти бесконечные дожди, то кажется, что так будет вечно, и не будет уже ни лета, ни зимы.

Боже, как надоела эта затянувшаяся на годы осень!