Волчье солнце

Обетование

Еще не день, но ты – растаяв – Из тени в тень, из плена в плен, Кружишь полями горностаев Над черными плечами стен. Ни воздыханий, ни погони: Не полюбив печальный хор, Паду ли в дольние ладони, Опальный гиацинтофор? Слабеют знаки Люцифера, Траву колышут голоса, И на земле твой перстень, Вера, Блестит, как божия роса…

Полдень

Из двух цветочных половин Я выбрал царствие пчелиной И – как Адам в кругу – один Замкнут созревшею долиной. О, полурай, где нежный шаг Еще не источает ковы, Где ангелоподобный враг Хранит мой облик лепестковый! Слегка согбенное дитя, Приникшее к благоуханным Оградам, падай, очертя Чело моим венком медвяным.

Исполнение

Прозрачны знои, сухи туки, И овен явленный прият. Сквозь облак яблоневый руки Твои белеют и томят. Кипящий меч из синей пыли Погас у врат – и день прошел: Ладони книзу, склоном лилий Ты, словно в сердце, сходишь в дол.

Цветоносец в опале

Предчувствие

Расплещутся долгие стены, И вдруг, отрезвившись от роз, Крылатый и благословенный Пленитель жемчужных стрекоз, Я стану тяжелым и темным, Каким ты не знала меня, И не догадаюсь, о чем нам Увядшее золото дня Так тускло и медленно блещет, И не догадаюсь, зачем В густеющем воздухе резче Над садом очертится шлем, – И только в изгнанье поэта Возникнет и ложе твое, И в розы печального лета Архангел струящий копье.

Июль

В небе – бездыханные виолы, На цветах – запекшаяся кровь: О, июль, тревожный и тяжелый, Как моя молчащая любовь! Кто раздавит согнутым коленом Пламенную голову быка? И, презрев меня, ты реешь тленом, Тонким воздыханием песка – В строго-многоярусные строи Зноем опаляемых святых, – И за малым облаком перо, и Светлый враг в покровах золотых!

Аллея лир

И вновь – излюбленные латы Излучены в густой сапфир – В конце твоей аллеи, сжатой Рядами узкогорлых лир… И вновь – твои часы о небе И вайи и пресветлый клир, Предавшая единый жребий И стебли лебединых лир… И вновь – кипящий златом гравий И в просинях дрожащий мир – И ты восходишь к нежной славе От задыхающихся лир!

Форли

За рубежом – теченье ясных лат: Склонись в затон, живой одними нами… Надолго ли мы включены в закат И тонкими владеем именами? Надолго ли? – О нет, окаменей, Во мраморе зарозовей над миром Плывущих слов и вероломных дней, Опоена закатным эликсиром. Ты улыбнулась – мы обручены До первого жемчужного укола: Разводы влаги – кольца тишины, И облако – твоя романьуола…

Фосфены

Сентябрь

Александре Экстер

Воспоминанья стольких маев (Мы жили маями!) Кольцо твоих последних уст (Не будет этих легких уст!) Они уйдут с лица, растаяв (Они уже почти растаяли!). О, золото сентябрьских узд, Неверных узд! Предательский сентябрь! Нефритом Волнуется мое окно, И каменеет недопитым – В стаканах – тяжкое вино… И все настойчивей и пристальней Мечи вина, Тяжелые мечи вина, И пристальней из-за окна Встревоженные мачты пристаней. – Ах, я должна… – Останься, сжалься… – Волна окна… Волна нефритового вальса… Унесена… унесена ты Нефритовым вином окна… Сентябрь проклятый!

Соседи

В сиреневом лете, в сиреневом дыме – Я вижу! я вижу! – соседи (В просвете прошедшая леди Была в диадиме) Возносят бокалы. Но я ли, усталый От этой расплаты, Приму их увядшие крылья И каждый горбатый Язык воскового вина? Я знаю, что каждая леди Уже в диадиме; Ей снится: в сиреневом дыме Она возноситься должна. И мне ли – сухие копытца По лестнице? Мальчик глядится В таблицу из меди, Коричневый, широкоскулый, В измятом венке бересклета: Как плещется круглое пламя! Как множатся трубные гулы Иного, широкого лета! Но никнут всё ниже крылами Соседи – и только одна, Высокая, в узкой одежде, Рукой, удлинившейся в стебель, Рукой, расцветающей в небе, Возносит, как прежде, как прежде, Бокал воскового вина!

Бык

Отбежали… Вышел чинно. Жмешь мне руку, не любя: Сколько розовых снежинок На ладони у тебя! Те четыре – словно крысы. Вот и красный. Ждет с копьем. Есть еще! Ну что же, высыпь… Дальний запах раны пьем. Это в шутку, иль опасно? Замирают веера… Он за красным! Он за красным! Браво, браво, браво, бра… А!..

Послания

Скорпионово рондо

Не вея ветром, в часе золотом Родиться князем изумрудных рифов Иль псалмопевцем, в чьем венке простом Не роза – нет! – но перья мертвых грифов, Еще трепещущие от истом. Раздвинув куст, увидев за кустом Недвижный рай и кончив труд сизифов, Уснуть навеки, ни одним листом Не вея… О, мудрость ранняя в саду пустом! О, ветр Гилеи, вдохновитель скифов! О, веер каменный, о, тлен лекифов! Забудусь ли, забуду ли о том, Что говорю, безумный хризостом, Неве я?

В.А. Вертер-Жуковой

Сонет-акростих

Ваш трубадур – крикун, ваш верный шут – повеса. (Ах, пестрота измен – что пестрота колен!) Ваш тигр, сломавши клеть, бежал в глубины леса, Единственный ваш раб – арап – клянет свой плен. Разуверения? – нашептыванья беса! Тревожные крыла – и в лилиях явлен Едва заметный крест… О узкая принцесса, Разгневанная мной, вы золотей Малэн! Желтели небеса и умолкали травы, Утрело, может быть, впервые для меня, Когда я увидал – о, свежие оправы Очнувшихся дерев! о, златовестье дня! – Ваш флорентийский плащ, летящий к небосклону, Аграф трехлилийный и тонкую корону.