Волчье время. Продолжение

– А ты не знал?

– Кажется, Ирем говорил об этом, когда был в Торнхэлле, - вспомнил Льюберт, чувствуя себя последним дураком. Юлиан Лэр, должно быть, думает, что его бывший недруг совершенно выжил из ума.
– Ты говоришь, письмо от Крикса?..

– Да, - Лэр порылся в сумке и достал оттуда две бумаги.
– Это, собственно, письмо, а это - императорское помилование. Крикс хочет, чтобы ты отправился в Адель. В Торнхэлле есть свежие лошади?

– В Торнхэлле? Лошади?..
– Льюс даже рассмеялся.
– Нет, конечно. Ты же видишь, лошади мне сейчас без надобности.

Юлиан нахмурился.

– Значит, возьмем коней в деревне, - сказал он - не столько Льюберту, сколько самому себе, как будто размышляя вслух.
– У меня приказ от лорда Ирема - мы едем по орденскому делу, нам обязаны предоставлять ночлег, лошадей и все необходимое... Доедем на деревенских лошадях до первой станции на королевском тракте, а уж дальше сможем путешествовать с нормальной скоростью.

– Это все замечательно, но я пока даже не понял, что от меня нужно Криксу, - рассудительно заметил Льюберт.

– Да, прости, - смутился Лэр, и, спешившись, вручил ему бумаги. Свиток с гербовой печатью Льюс не взял - и так было понятно, что там написано. Что-нибудь про деятельное раскаяние и неоценимые услуги, оказанные Династии в последней войне... все это не имело ни малейшего значения. К своей нынешней жизни Льюс приговорил себя самостоятельно, и полагал, что сделал верный выбор. А вот письмо Крикса он развернул с жадностью. На протяжении последних лет до Льюса постоянно доходили слухи о дан-Энриксе - то какой-нибудь музыкант исполнял баллады Кэлрина Отта на весенней ярмарке, то путешественник, остановившийся в Торнхэлле на ночлег, до самого утра выспрашивал у Льюберта, правдив ли тот или иной кусок из книги Отта, то, наконец, унитарии Бейн-Арилля громили дома и склады столичных конкурентов, требуя изгнать из города всех элвиенистов до единого. Но главное, в изгнании у Льюса появилась масса времени на то, чтобы обдумать то, что он узнал не по чужим рассказам, а на своем личном опыте. В споре между противниками и сторонниками Отта Льюс уверенно вставал на сторону последних. Утверждения Кэлрина Отта хорошо согласовались с тем, что Льюберт слышал от дан-Энрикса, и с тем, что он имел возможность наблюдать в Кир-Роване. Порой Дарнторн с досадой размышлял о том, почему Крикс так и не объяснился с ним начистоту. Меченый, безусловно, знал, с _кем_ заключил союз его отец, однако предпочел не говорить об этом Льюберту. Впрочем, наверное, дан-Энрикс тогда промолчал из жалости - это было бы вполне в его духе. Льюберт помнил, что в те месяцы чувствовал себя полностью раздавленным, и даже не пытался прятать свое состояние от окружающих. Даже теперь, спустя шесть с лишним лет, было стыдно вспоминать, что он наговорил мессеру Ирему, когда отказывался от помилования. Неудивительно, что Крикс не захотел его обременять.

"...В Кир-Кайдэ я сказал тебе, что я намерен разыскать и уничтожить ворлока, который поступил на службу к твоему отцу, - писал дан-Энрикс.
– Сейчас ты, вероятно, уже знаешь, кем был этот маг - благодаря Кэлрину Отту, его имя, как и его связь с династией дан-Энриксов, известны всем, так что не буду повторяться.

Я вернулся в город, потому что у меня появились доказательства того, что Олварг готовится напасть на Адель. Сейчас мы с императором и сэром Иремом предпринимаем меры, чтобы защитить столицу от вторжения. Одну из наиболее серьезных проблем для нас представляет конфликт между элвиенистами и унитариями - полагаю, что этот конфликт подогревается искусственно. Тебе наверняка известно, что на протяжении последних лет Династия не вмешивалась в спор об Эвеллире, но теперь, когда мы вынуждены говорить об Олварге открыто, это дает всем противникам дан-Энриксов удобный повод обвинить во лжи уже не Кэлрина и даже не меня, а императора и Орден. Ты - один из немногих людей, кто лично сталкивался с Олваргом и был очевидцем многих событий, описанных в книге Отта. Я надеюсь, что ты согласишься покинуть Торнхэл и приехать в столицу, чтобы засвидетельствовать то, что знаешь, и помочь нам поддержать порядок в городе.

Если ты примешь мое приглашение, следуй всем мерам безопасности, которые тебе предложит Юлиан. На Кэлрина Отта совершено покушение, виновник которого не только не пойман, но даже до сих пор не установлен. В случае твоего приезда в столицу твоя жизнь, несомненно, будет подвергаться не меньшей опасности, поэтому будь осторожен и береги себя. Об остальном поговорим при встрече, если ты решишь приехать. Если нет - желаю тебе долгой и счастливой жизни и хочу еще раз поблагодарить за то, что спас меня в Кир-Кайдэ.

К.д.-Э."

Льюберт сложил письмо, чувствуя, что сердце бьется вдвое чаще, чем обычно. С ума сойти, а утром он не сомневался в том, что этот день пройдет так же размеренно и скучно, как любой другой...

Он положил ладонь на теплый меховой загривок Молчаливого. Пес покосился на него - как показалось Льюберту, с глубоким пониманием. Но сейчас Льюберту хотелось поделиться собственными мыслями с кем-то еще.

– На, почитай, - сказал он Лэру, возвратив ему письмо - Там ничего секретного.

Тот быстро пробежал письмо глазами, хмыкнул, задержавшись на последних строчках.

– Дочитал до "долгой и счастливой жизни"?..
– не сдержался Льюберт. Юлиан вздохнул.

– Не бери в голову. Я думаю, он знал, что ты поедешь. Просто... хмм... пытался показать, что не считает, будто ты обязан это сделать потому, что он дан-Энрикс или Эвеллир.

– Ты тоже полагаешь, что я не обязан ехать?
– спросил Льюберт, мысленно отметив, что Лэр безо всякого стеснения или заминки называет Крикса Эвеллиром. Калариец усмехнулся.

– Я - другое дело. Для меня он Эвеллир и лорд. Конечно, я считаю, что любой, кто присягал дан-Энриксам, обязан делать все, что он прикажет. Но для самого себя-то он по-прежнему обычный человек. Я думаю, ему было очень неловко - вы не виделись уже шесть лет, а теперь он внезапно предлагает тебе бросить дом и все свои дела, отправиться в столицу и рискнуть собой ради того, чтобы ему помочь.

Льюс свистнул Молчаливому, и пес пружинистым движением поднялся на ноги.

– Ладно, пошли. Надо собраться в путь. Заодно и позавтракаем - если ты, конечно, не побрезгуешь яичницей.

– С чего бы?
– отмахнулся Лэр, взяв лошадь под уздцы и следуя за Льюбертом.
– Ты сам всегда твердил, что каларийская аристократия живет не лучше, чем крестьяне.

Льюс поморщился.

– Даже не верится, каким я был самодовольным говнюком.

– Ну что ты... я же просто пошутил, - опешил Лэр.
– И вообще-то это правда. Если хочешь знать, я в первый раз увидел простыню, когда попал в Лакон. И очень удивился, когда Марк сказал, что вилкой нельзя ковырять в зубах. Удобно же!

– Удобно, - усмехнулся Льюберт.

Молчаливый окончательно поверил в то, что новый человек и его лошадь не представляют для них никакой угрозы, и, умчавшись далеко вперед, вынюхивал что-то в покрытой инеем траве. В голове у Дарнторна уже начинали тесниться мелочные бытовые мысли - что собрать в дорогу, как объяснить Лэру, что он должен взять в столицу Молчаливого, и на кого теперь оставить Бейнора Дарнторна, даже в изгнании сохранившего поистине аристократическую неспособность позаботиться о собственных потребностях. Последней мыслью Льюберт поделился с Юлианом Лэром. Тот небрежно отмахнулся.

– За него не беспокойся. До твоего возвращения поступит под надзор наместника в Бейн-Арилле, и все дела. Будет жить даже лучше, чем в Торнхэле.

"Это уж наверняка" - мысленно согласился Льюс. За время его добровольного заточения любящий дядюшка едва не уморил его упреками - мол, если бы Льюберту не вздумалось из идиотского каприза жить в полуразрушенной усадьбе, их обоих поселили бы в доме наместника, где они пользовались бы заслуженным комфортом. Так продолжалось до тех пор, пока выведенный из себя Льюс не заявил, что заслуженный уровень комфорта дядя может получить разве что в Адельстане, и, раз лорд Бейнор не желает оставаться в Торнхэле, он с удовольствием напишет Ирему, чтобы тот выделил ему другое помещение. После этого жалобы прекратились, зато Бейнор начал периодически разражаться длинными туманными тирадами о человеческой неблагодарности. По счастью, неопределенность этих рассуждений избавляла Льюса от необходимости что-либо отвечать.