Волчьи игры

Где Яфа ночью в ролфийском посольстве раздобыла лопату, так и осталось навсегда великой тайной.

— Что сказал… этот… ир…

— Ир-Сэйган, сударыня. Ничего не сказал, только глаза выпучил.

Грэйн удовлетворенно кивнула и принялась копать яму.

— Яфа…

Но умненькая дочка диллайнского офицера сразу поняла, чего хочет от нее леди Джойана. Посторожить, конечно.

Яма становилась постепенно все глубже, а на копательниц могил внезапно напала болтливость, свойственная не совсем трезвым женщинам, перенесшим только что нервное потрясение.

Копали они по очереди, но силы их, а главное, опыт были откровенно неравны, а потому основная доля работы досталась Грэйн, гораздо более сильной. Ролфийка не роптала. Копать она всегда любила, еще с юности, ведь навык пользования шанцевым инструментом, к коему относилась и малая пехотная лопата, прививался всем ролфийским новобранцам без различия пола. Проще сказать, девушки-солдаты с лопатой, киркой-мотыгой, пилой, топором и ломом управлялись немногим хуже мужчин. И, чтобы не спятить от постоянного, тяжелого и монотонного труда, пришлось этот самый труд полюбить. Конечно, за прошедшие годы эрна Кэдвен устройством земляных укреплений и валкой леса занималась не так часто, как, возможно, следовало бы, однако навык у нее сохранился. Что весьма пригодилось упрямой владетельнице, когда она в гордом одиночестве вскапывала грядки в своем Кэдвене, дабы засеять их диковинным овощем.

Будь Грэйн более трезва, ей вообще не понадобилась бы смена, однако черный эль в опасном сочетании со «Слезами Морайг» нанес коварный удар и придал всем движениям ролфийки некую медлительную расслабленность. Хмельное стремление к созерцанию эрна Кэдвен удовлетворяла, любуясь работой сменявшей ее подруги. Джойн старалась как могла, и яма постепенно становилась все глубже и шире.

«Месяц-другой ежедневных тренировок — и можно зачислять в штат по инженерно-хозяйственной части, — умилилась ролфийка, когда княгиня Шантийская углубилась в подозрительно мягкую землю под сиреневым кустом на добрых три локтя. — Вот только стенки неровные, не осыпались бы…» И решительно отобрала у шурианки орудие труда, дабы придать месту последнего упокоения убийцы-неудачника вид, удовлетворяющий ролфийское чувство прекрасного. Так сказать, добавить последние штрихи.

Если судить по количеству духов, витающих вокруг, то идея с захоронением под кустом, посетившая Джону, не была слишком оригинальной. Подобное решение проблемы упокоения незваного гостя, явившегося в посольство с недобрыми целями, уже приходило в голову его обитателям.

«Хорошо быть ролфи. Один раз поработал землекопом, и ни совесть, ни призраки больше не мучают», — подумала шуриа.

— У тебя очень хорошо получается… В смысле, копать, — сказала она подруге.

Грэйн, стоя в будущей могиле, оперлась на лопату и лирично вздохнула:

— Эх… Знаешь, сколько я земли перекидала, пока соорудила в Кэдвене нормальный огород?

Грэйн так подробно рассказывала в письмах о Кэдвене, что воображение Джоны уже давным-давно нарисовало дом и землю вокруг в мельчайших деталях. Шершавый камень стен, черное дерево коновязи, кривые яблоньки, камни, торчащие из земли. Но отчего-то даже в мыслях шуриа не видела рядом с названой сестрой мужчину, ее мужа. Наверное, потому, что в письмах о нем набралось бы от силы пять слов.

— Как тебе жилось с Фрэнгеном? Не обижал?

— Ну-у… мы же, можно сказать, вместе почти и не жили… — попыталась уйти от ответа ролфийка и подровняла стенки ямы. — После близнецов… в общем, наш союз стал, как бы это сказать… формальным. Ты, кстати, браслетик мой прихватила?

— Разумеется, прихватила. Как не прихватить? — хитро усмехнулась шурианка. — Кстати, близнецы пришлись очень кстати, не правда ли? Все же рожать пришлось не трижды, а дважды.

Помнится, необходимость родить троих детей в качестве расплаты за шаманский браслет совсем не порадовала эрну Кэдвен. К тому же деторождение у ролфи — весьма опасное занятие.

— И все же я рада, что у тебя был кто-то, кто защищал от Конри. Пусть даже такой грубиян, как Фрэнген.

— Не обижай его, пожалуйста, — строго предупредила эрна Кэдвен. — Он хороший, мой Фрэнген. Может, он снова женится… Есть одна девушка-сержант в форте Кэйдрен… — и подмигнула Джойане.

Между прочим, чистая правда. Девушка-сержант, украдкой вздыхавшая вслед свирепому коменданту, в форте Кэйдрен действительно имелась, и весьма миловидная. И когда Грэйн с превеликой радостью избавила майора от необходимости соблюдать ей верность, эрн Фрэнген немедля был обласкан и утешен на своей любимой старой кушетке. Ролфийская мораль полагала изменой лишь внебрачную связь с равной, право же мужчины на удовлетворение своих потребностей с особой низшего статуса никто никогда не оспаривал. К чести Фрэнгена, старинные обычаи он соблюдал педантично. Кушетку посещали лишь девицы из рядового состава, по доброй воле, и то после официального дозволения супруги. Грэйн, разумеется, дозволение дала. Без Фрэнгена в постели ей спалось гораздо лучше, да и удовольствие от наблюдения за яростным соперничеством в женской казарме она получила изрядное. Эрн комендант пользовался успехом.

Теперь сержантша, отслужив свои три пятилетия, стала прапорщицей, и кто знает, кто знает… Возможно, у девушки есть шанс, если, конечно, годы, проведенные Фрэнгеном с эрной Кэдвен, не отбили у майора всякую охоту к заключению брачных союзов.

Они с самого начала не слишком подходили друг другу. Шуриа ли не видеть это? Но Рэйбэрт дал Грэйн положение в обществе, достойную жизнь и, как ни крути, замечательных детей. Можно ли желать большего?

— У вас получился прекрасный сын. Сэйвард так учтив и мил. Ему будет хорошо на Шанте. Все же знают, что это твой сын.

Союз женщины и мужчины почти всегда ведет к рождению детей, и в этом его главнейший и важнейший смысл, что бы там ни выдумывали романтичные натуры. Прежде всего — дети, а потом уже все остальное.

«Стыдись, змея подколодная, — сказала себе Джона. — Кто снимал свой браслет только ради Аластара? Забыла?»

— Вот-вот, мне бы вполне хватило только сыновей. Девчонка была уже лишней. Иногда мне вообще кажется, что она не моя. Впрочем, зато Фрэнген в ней души не чает, я уж и не знаю почему, — ролфийка фыркнула, ничуть не стыдясь этих слов. Дочь она и вправду не любила, причем нелюбовь эта оказалась вполне разделенной. Эрмейн, едва отнятая от груди, просто прилипла к Фрэнгену — не оторвешь! И расставание матери и дочери произошло со взаимным огромным облегчением.

— А я своих видела только летом. Когда Вилдайр привозил Шэррара, а Аластар — Идгарда.

Причем оба искренне полагали, что делают ей огромное одолжение, а у Джоны все время было чувство, как у человека, которого собираются разорвать лошадьми. За одну руку привязана к Эйнсли, за другую — к Амалеру, осталось только дернуть как следует. И даже девочку, вздумай позволить себе такое маленькое утешение, пришлось бы выбирать, от кого из двоих рожать. И, соответственно, выбрав, терять второго.

Джона тряхнула головой, отгоняя печальные и несвоевременные мысли. Шуриа не любят делать окончательный выбор, чтобы некуда было отступать. Вдруг все изменится?

Грэйн вылезла из могилы.

— Давай его сюда, уже достаточно глубоко.

Посопев и пофыркав, Джона столкнула труп сородича в яму.

— Хотела бы я, чтобы тут лежал Конри, — шипела она себе под нос.

— Та-ак… — Эрна Кэдвен отвлеклась от утрамбовывания тела в оказавшейся коротковатой могиле и с подозрением уставилась на княгиню: — Джойн, ну-ка посмотри на меня! Надеюсь, ты никому не озвучила это желание?