Волчий дурман. Черная луна

Больше она не произнесла ни звука, только резко развернулась и ушла вглубь комнаты, а девушки поспешно сделали то, что говорили, — унесли цветы прочь с ее глаз.

Одна из девушек прикрыла окно, и всё стихло, а я почему-то продолжал улыбаться, ощущая, что возбуждение внутри усиливается и начинает кусать меня.

Как всё было интересно и неожиданно.

Уехал я тоже не сразу.

Еще пару часов просидел прямо на траве, растянувшись на ней в полном расслаблении и прислушиваясь к тому, что происходило за стенами гимназии, а именно в спальне девушек: как они тихо переговаривались и готовились ко сну, а затем все дружно легли и погасили свет.

Я находил Кирти по аромату ее тела, выбирая его из сотен других, и он нравился мне.

Он будоражил меня и заставлял улыбаться снова и снова, когда я вспоминал ее ярость и эту ледяную отрешенность, за которой она прятала свои эмоции.

Кто бы мог подумать, что из нежной фиалки вырастет роза с шипами.

Роза, которую с этого момента я захотел себе на полном серьезе и законных основаниях.

В тот вечер я так и не доехал до Дины.

И больше не приезжал к ней ни разу, как и ни к одной другой женщине.

Зато я часто приезжал незримым гостем в гимназию, чтобы отдохнуть душой на лоне природы и насладиться созерцанием Кирти.

Тайком.

Издалека.

Скрытый от глаз всего мира и завороженный ее душевной силой и нежностью ко всему живому одновременно.

Я познавал ее, прощупывал каждую эмоцию, впитывал ее в себя, как изысканное лакомство, найти которое уже и не мечтал.

С тех пор прошло еще шесть лет.

Шесть лет моего монашеского воздержания, которое я соблюдал ради своей невесты.

Сам не знал почему.

Просто она была настолько чистой и неискушенной, что мои грехи и пороки выглядели рядом с ней еще чернее и страшнее.

Это была моя дань серьезности моих чувств.

Моя попытка показать самому себе, что всё очень серьезно и я не отступлю от нее.

А Кирти оставалась верной себе и выбрасывала из окна все мои подарки, чем веселила и заставляла рычать от возбуждения.

Упрямая и стойкая в душе, хотя внешне она была такой миниатюрной и непривычно хрупкой, особенно для рода черных волчиц.

Единственным подарком, который она пожалела и не стала выбрасывать, стал живой цветок в горшке, но и в том была не моя заслуга, а самого цветка.

Кстати, сестра Агата была очень благодарна за мое предложение обустроить систему безопасности в гимназии, чем я занялся сразу же маниакально и скрупулезно, чтобы отныне волчицы нашего рода не были в опасности.

Единственная загвоздка заключалась в том, что работы должны были производиться в тот момент, когда девушек не было в здании, а потому необходимый монтаж длился дольше, чем я планировал.

Но и это было не страшно.

Главное, что теперь всё было идеально и девушки находились под круглосуточным присмотром.

Итак, остались считаные недели, и я должен был предстать перед Кирти, как бы сильно она этого ни избегала.

Я обещал ее отцу, что буду ждать до ее первого оборота.

До того момента, когда она станет сильной и выносливой, чтобы стать женой волколака.

Чтобы она смогла вынести мою страсть и жажду до нее.

В этом деле многое значили гены.

Кирти была очень похожа на свою покойную маму. А у нее переход случился в 23 года.

И ошибки в этом быть не могло.

В приподнятом настроении я наконец вышел из ванной, облачился в домашний костюм и спустился в ту часть особняка, которая принадлежала мне и где мне было комфортно, ибо в ней не было ни единой детали черного цвета.

Здесь я сделал всё так, как хотелось моей душе, откровенно наплевав на то, что мои предки остались бы в шоке от увиденного, если бы только были живы.

Когда ты отличаешься от остальных — это не всегда дар.

Чаще всего это проклятье.

Крест, который ты будешь вынужден нести, хочешь того или нет.

Потому что ты таким родился и у тебя никто не спросил, чего ты хочешь на самом деле.

Я был пропитан чернотой с детства.

Мой отец приложил для этого все усилия, с малолетства показав, что в моей жизни не может быть ничего светлого и радостного лишь потому, что я потомок ТОГО САМОГО волка.

Первого.

Черного.

Впрочем, думать об этом я не хотел.

Ни сейчас, ни в будущем.

Потому что верил, что скоро для меня начнется новая жизнь.

И я приложу все свои усилия, чтобы в ней были только радость и счастье, о которых я знал так мало.

Стоило мне только опуститься в кресло за рабочим столом моего непозволительно светлого кабинета, как тут же раздался стук в дверь, а затем вошел деловой старик в своем излюбленном черном костюме с неизменной бабочкой на шее.

— Доброе утро, господин.

— Доброе утро, Говард, — кивнул я, наблюдая за тем, как он величественно и неторопливо несет поднос ко мне твердой рукой, хотя ему уже было столько, что пора было нянчить правнуков, сидя в кресле-качалке у камина.

— Ваш кофе, свежая газета и корреспонденция этого утра.

Говард начал работать в нашем особняке еще во времена моего деда.

Он пережил его, моего отца и явно переживет еще и меня.

Но этот старик был дорог мне, как не был, пожалуй, никто в этой жизни.

Много лет назад он единственный не побоялся гнева и ярости моего отца и заступился за меня.

За что лишился глаза.

А еще он был дедом Сета.

И это тоже значило очень много.

— Хорошо спали? — чуть вздернул брови старик, и я быстро кивнул в ответ, понимая, что этот вопрос не был из разряда праздных, чтобы просто поддержать разговор.

Говард знал меня как никто другой.

На его глазах я рос.

Благодаря ему пережил свой первый переход.

И когда вернулся из армии, то именно он проводил бессонные ночи рядом со мной, когда я не мог спать, видя галлюцинации, в которых мог навредить окружающим.

Это проходило долго и мучительно.

Но сейчас мучило меня всё реже и реже.

— Сет уже встал?

Говард издал фыркающий звук, ответив чопорно, но глядя добрыми глазами:

— Естественно! Если кто-то и просыпается раньше вас — не считая меня, естественно, — то это Сет. Кстати, наш загадочный молчаливый друг сегодня пришел под утро и занял свою комнату.