Волчья стая

И завершал все список погибших, составленный по конфискованным документам «Экзотик-тура». Естественно, Вадим обнаружил там и себя, и Эмиля, и Нику. А заключалась статья выступлением российского министра юстиции с костоломной фамилией – как и с дюжину раз до того, он заверял, что берет дело на личный контроль, бросит свои лучшие силы и в самом скором времени изловит злодеев, всыпав им так, что мало не покажется. Вспоминая его прежние заявления, верилось в это плохо…

Вадим осушил кружку «какавы», не почувствовав вкуса. Чувства были неописуемыми: ему еще никогда не приходилось ходить в официально признанных покойниках, всякое случалось, но такого не бывало. Мозг моментально принялся с трезвой ясностью просчитывать все возможные варианты будущего. Если рассудить логически, он ничего не терял, не мог понести ни малейшего ущерба: фирма, естественно, не прекратит существования в считанные дни. Пока будут ломать голову, кому принадлежит теперь его и Эмилева доли, пока будет крутиться бюрократическая карусель, будет достаточно времени, чтобы явиться в Шантарск живехоньким и восстановить статус-кво в сжатые сроки и ко всеобщему потрясению… И все равно нужно поспешать в Шантарск. Впрочем, Вася ведь даст телеграмму, совсем забыл про нее с этими дровами… Даже если Шунков и посчитает ее каким-то идиотским розыгрышем, все равно пошлет кого-нибудь в эти края, чтобы посмотреть, кто это вздумал шутить, кто в этой глуши знает адрес фирмы и фамилию Вадима… Что же, ждать людей Шункова? А что ему еще остается?

– Ничего себе дела? – спросил старлей с некоторой даже гордостью, словно это он все выволок на свет божий. – Слышь, теща? Если так и дальше пойдет, меня скоро по центральному телевидению покажут, успеть бы рядом с камерой оказаться… Представляешь? Участковый Пименов комментирует…

– Лучше бы тебе вместо телевидения звездочку прицепили, – с извечным крестьянским прагматизмом заключила теща. – А то который год обещают…

– Ох, теща… Я тебе про имидж, а ты мне про звездочки…

– Миджем сыт не будешь, – отмахнулась теща, тоже успевшая как следует пригубить «какавы». – А за звездочку доплата полагается, сам говорил. У Стюры пальто совсем вытерлось…

«Интересно, а если торжественно объявиться? – пришло вдруг Вадиму в голову. – Назвать себя, уговорить, чтобы немедленно отвез в Шантарск или в крайнем случае созвонился с областным УВД? Пообещать златые горы? А если не поверит? Только опозоришься без всякой пользы…»

Во-первых, может и не поверить. Во-вторых, не следует лишний раз светиться в этих местах перед властями – кто его знает, как там идет следствие в Шкарытово, иногда в таких случаях всплывают самые неожиданные свидетели. В-третьих… В-третьих, неким наработанным чутьем улавливаешь некоторые странности Пашиного поведения, которые подметили, но не придали им большого значения сослуживцы. И проснулось неприкрытое любопытство…

– Да, теща, а Ваньку Усанина помнишь?

– Кто ж его не помнит, несчастненького…

– Доигрался. Влетел-таки в аварию. – Он допил свою «какаву», объяснил Вадиму с Мухомором: – Живет у нас в Поклонной один дурачок – то ли лошадь в детстве лягнула, то ли родители пили сверх меры, только мозги у него и в сорок лет пятилетние. Все любил себя за милиционера выдавать, даже форму старого образца у кого-то раздобыл. Сядет на мотоцикл, гоняется по дорогам за грузовиками, останавливает и несет чушь – вы, дескать, беглые преступники, я вас насквозь вижу… Ну, все его давно знают, ответишь ему: «Сдаюсь, товарищ начальник!», сигаретку дашь – он и отстанет. Правда, заезжие пару раз пугались, даже жалоба была в райцентр… А что я с ним сделаю? Один раз форму конфисковал – он новую раздобыл. В дурдом везти – сто порогов обобьешь, да он и безобидный, вреда от него ровным счетом никакого. Доразвлекался…

– И что? – живо заинтересовалась теща.

Вадим навострил уши, едва не расхохотавшись на всю кухоньку от избытка чувств.

– Доигрался, говорю. Мужики нашли его на обочине. Сотрясение мозга. Отвезли в больницу, объяснить ничего не может, память отшибло напрочь, да и сколько там у него было этой памяти… Скорее всего, выходит такая версия: опять погнался за кем-то, не справился с управлением и приложился башкой оземь – он же без шлема ездил, кто у нас шлемы надевает… Да вдобавок кто-то его мотоцикл отогнал километров за десять – явно пацаны шкодили, так ведь не признаются…

– Несчастье какое… – вздохнула теща.

– Врачи говорят, оклемается. Отлежится. Другой бы от такого сотрясения дураком стал – а Ванька и так дурак, с этой стороны беспокоиться нечего.

– Тоню жалко, мать как-никак…

– Пила бы меньше, – сурово отрезал зять. – Глядишь, и Ванька бы нормальным родился. Ведь жрут с Михой по-черному, а ЛТП нынче отменили… Наливай, теща! За успешную рубку дров! Вон и у геологов пусто…

Вадим залпом осушил свою кружку и встал. Перехватив удивленные взгляды сотрапезников, сбивчиво пояснил:

– Я тут… это…

И побыстрее выскочил со двора. Примитивные собутыльники, убогая кухонька, «какава» – все вдруг показалось невероятно далеким, словно смотрел в перевернутый бинокль. Хмель сделал свое, но голова все же была довольно ясная. Зигзаги мышления неисповедимы – он ни с того ни с сего пожалел, что подбил Васю отправить телеграмму: мало что из прочитанного в детстве врезалось в память столь прочно, как финал «Тома Сойера» – не сам финал, если точно, не торжественно плюхнутое на стол золото, а то место, где считавшиеся погибшими сорванцы, мнимые утопленники, вдруг появляются в церкви на панихиде по самим себе. Бахрушин, их с Эмилем третий компаньон, человек всерьез верующий, вполне способен заказать панихиду по ним троим – знать бы точно срок, могло бы кончиться эффектнейшим финалом…

Должно быть, в столь игривое расположение мыслей его привело нежданное известие о том, что «суровый мент» оказался на самом деле классическим деревенским дурачком – надо же, а они и не заподозрили ничего такого, решили, что здесь, в глуши, милиция попросту донашивает старую форму… Конечно, д е л о Эмиля висит на нем по-прежнему, но, во-первых, бесповоротно отпало «преднамеренное убийство милиционера», а во-вторых, укрепилась уверенность, что убивца ищут среди постоянных обитателей Шкарытово – зять-старлей явно не получал ориентировок на розыск бородатого шатена в камуфляжном бушлате и его светловолосой спутницы.

Стоп-стоп, тут ничего еще не ясно. Может, и получил – но не приходит в голову разыскивать таковых среди геологов. Или все страхи напрасны? И случай с концлагерем заслонил всю мелкую рутину? В Шантарск пора убираться, вот что. Но не мешало бы сначала выяснить, отчего Пабло ведет себя так странно, чутье вещует, тут что-то нечисто…

В летней кухоньке, где столовались бригады, никого не было, а судя по чистым мискам на столе, никто на ужин и не приходил. Ника, гремевшая посудой у плиты, обернулась к нему с явным облегчением:

– Ну вот, хоть один явился… Иисус с Худым помчались на ручей, крикнули мимоходом, что карась пошел, как крести козыри, Мухомор где-то запропастился…

Она выпалила все это с прежней непринужденностью – словно они были абсолютно чужими людьми, только что сведенными судьбой в геологическом отряде. На миг ему показалось, что так оно и обстоит. Вадим едва отогнал эту шизофреническую мысль, но за ней нагрянула следующая, из того же ящика: а что, если ему вся прошлая жизнь только приснилась, пригрезились – и фирма, и таиландские отели, и все остальное, а на самом деле он как раз и есть шантарский бич Вадик, пригревшийся в геофизике? Черт, какая ерунда спьяну в голову лезет…

– Так тебе суп наливать? – как ни в чем не бывало спросила Ника. – Только на меня сивушными маслами не дыши, с ног сбивает…

– Да какой там суп… – сказал он, усаживаясь на угол лавки. – Слушай, это же сюрреализм чистейшей воды…

– Что именно? – с невиннейшим выражением лица поинтересовалась Ника, совершенно по-крестьянски скрестив руки под грудью.

– Все происходящее, – ответил он сердито. – Ты себя ведешь, как…

– Как кто? – спросила она, не моргнув глазом.

– Как дешевая блядь, – сказал он.