Волчья свадьба. Книга 1

Внутри всё загорелось от алкоголя, я поняла, что вино явно никогда не станет моим любимым напитком. Такое можно пить только когда тебе совсем гадко.

«Сегодня как раз такой день», – с грустной иронией отметила я.

– Заешь мясом, – снова резко скомандовал уже успевший мне опротиветь голос.

На этот раз я послушалась сразу, хотя по-прежнему не смотрела на него. Никто не кричал «горько!», видимо, тут действовали другие обычаи. И к счастью. Я тешила себя надеждами, что этот брак будет фиктивным, и меня, в конце концов, оставят в покое.

Наши руки всё ещё были туго связаны. Мне становилось всё трудней терпеть эту боль. Запясье затекло, налилось кровью.

Чтобы отвлечься, я всё время бросала тревожный и просящий о помощи взгляд на маму, но её постоянно кто-то отвлекал. Люди вокруг были веселы. И чем темнее становилось на улице, тем громче звучали тосты.

Я заметила, как моя мама подошла к отцу жениха и что-то долго говорила ему, будто в чём-то убеждала, потом, когда он, наконец, кивнул, вернулась на место. Затем Седой поднялся, подошёл к сыну и сказал:

– Охотиться будете завтра, девочка не в состоянии.

Я поняла, что он имел в виду меня.

– Ясно, – ответил Дилан, и я почувствовала его раздражение, как будто из-за меня его лишили чего-то важного.

За деревней послышался протяжный вой. Народ начал плясать вокруг костра. Часть гостей покинули застолье.

Моя рука вспотела. Я напряглась в ожидании неизвестного.

– Нам пора, – произнёс голос у меня над ухом.

Я встала и меня пошатнуло. Никто нас не провожал. Маму я уже не могла найти взглядом. Мы погрузились в темноту.

– Куда мы идём? – спросила я

– Увидишь, – бросили мне.

Я перестала чувствовать руку, ноги плелись еле-еле. Шли мы долго. Мне было не по себе оттого, что меня ведут в какую-то глушь. А вдруг на нас нападут дикие звери? Вой, что я слышала, точно был не собачьим…

Наконец, показалась какая-то изба со светящимися окнами. Мы вошли в неё.

Древняя бабушка встретила нас в светлице.

– Я ждала вас к утру. Проходите, чай у меня уже заварен, всё готово.

– Спасибо, баба Поля, отведи её в баню и помой.

Старушка взяла нож и разрезала верёвку, связывавшую наши запястья. Руки слиплись.

– Крепко взялись, это хороший знак, – улыбнулась она беззубым ртом.

В бане мне пришлось раздеться донага; бабушка Полина тёрла меня какой-то пахучей мочалкой из трав и что-то невнятно приговаривала. Затем она перевязала мне руку, помазала чем-то рану и ссадины и, наконец, отпустила.

Меня отвели в спальню, заставили выпить какой-то травяной чай и оставили одну. Усталость навалилась на меня, захотелось спать: видимо, в чай что-то подсыпали. Стало так хорошо и спокойно, страхи ушли, ссадины перестали болеть. Кровать была настолько мягкая, что я буквально провалилась в неё. Бельё приятно пахло. Я начала засыпать.

Звук открывающейся двери заставил меня вздрогнуть. Я притворилась, что уже сплю.

Шаги направились в мою сторону. Человек сел на кровать. Последнее, что я помню – это приятные прикосновения к моим волосам.

Я проснулась от солнечных лучей. В комнате никого больше не было. Первым делом я ощупала одежду на себе: всё на месте, а значит, никто не делал со мной… этого.

За окном ярким пятном разлился луг. Судя по свету, времени было уже около полудня. Сидеть целый день в комнате было бы совсем глупо и трусливо, поэтому пришлось выйти. В светлице суетилась бабушка Полина.

– Доброе утро, – сказала я, потому что невежливо было бы просто взять и сесть за стол.

– Как спалось? – безо всякого интереса спросила бабушка.

– Спасибо, хорошо.

– Твой завтрак. Дилан ушел в лес рано утром, скоро вернётся.

– Спасибо.

Я съела всё, что мне дали, решила сама вымыть посуду в бане, но застала там Дилана. Охнула, попыталась убежать, но он остановил меня.

– Подойди, – позвал он. – Что у меня со спиной?

Он был абсолютно голый. Мне до дрожи в коленях не хотелось смотреть на гениталии полузнакомого мужика. Хоть бы прикрылся…

Дилан повернулся ко мне спиной. На его лопатке я увидела небольшой, около пяти сантиметров, но довольно глубокий порез.

– Сходи к бабушке, возьми бинты, иглу, спирт, свечку и нитки, – скомандовал он.

Я сделала, как он сказал.

– Шей.

– Мне ни разу не приходилось… – испугалась я.

– Твоя мать сказала, что ты хочешь стать врачом, – блеснул он знаниями относительно меня. – Шей.

И снова я подчинилась. Это оказалось не так уж и сложно. Закончив с зашиванием раны и мытьём посуды, я вышла во двор и обнаружила мертвого кабана с перерезанной глоткой.

Бабушка Полина с тесаком вышла освежевать тушу, сказала, что вепря приготовят на вечерний праздник. Я не могла на это смотреть и вернулась в баню мыть посуду.

Мне не хватало мамы и Светы, я даже не могла поделиться произошедшим с папой, сидя на его могиле. «Вот бы он удивился! Или он знал обо всём этом? Скорей всего, папа тоже был одним из полуволков. Неужели их свадьба была такой же?» – думала я.

– Это ты убил кабана? – спросила я Дилана, когда закончила свои дела.

– Да, – бросил он мне и куда-то ушёл.

Похоже, ему самому было противно оттого, что в жёны ему досталась я, недавняя школьница и маленькая перепуганная девочка. Он даже разговаривать со мной брезговал, а смотрел надменно и высокомерно. Мне вспомнились вчерашние впечатления о нём; видимо, он на самом деле брал пример с папочки. Наверняка любимый сын.

Я снова подумала про себя: «Ничего, он ещё отведает моей изобретательности. Я дам ему достойный отпор, вот только немного освоюсь… Можно подумать, это я заставила его жениться. Такого, как он, мне и даром не надо». Во мне закипала злость при одной мысли об этом человеке.

Пока на кухне никого не было, я пристроилась за столом и задумалась. От погружения в себя меня вскоре отвлекла бабушка, она велела взять на кухне отвар в красном глиняном черепке и позаботиться о том, чтобы Дилан его выпил. Я сделала, как мне велели, потом любопытство взяло верх, и я спросила бабушку:

– А что это за отвар?

– Живица, чтобы болячки заживали. Идём, покажу, как она выглядит. Тебе потом пригодится.

Мы шли по краю леса. Сквозь кусты желтел залитый солнцем луг. Бабушка наклонилась, сорвала небольшую веточку растения с мягкими иголками вместо листьев. Это была не та живица, которую в большом мире собирают со стволов кедров и сосен. Здесь так называлась травка, и её больше нигде было не встретить.