Волчья ягода

— Возвращайтесь! — тихо прошептала я. И Егор тяжело вздохнул, слегка усилив захват.

— Ты будешь меня ждать? — спросил он хриплым шепотом.

— Я буду ждать вас обоих. — скрывать правду было не в моих правилах.

— Ну, хоть так! — горько усмехнулся Альфа. — Обещай, что не покинешь территорию стаи! — Егор приподнял мое лицо. Потемневший медовый омут впился в меня.

— Обещаю! — не имея возможности отвести взгляд, ответила я. В груди бушевал ураган чувств, название которым я знала. — Только возвращайся поскорее, пожалуйста!

— Обещаю! — хрипло ответил Егор. Чтобы тут же отстранится и присесть перед Настей.

— Береги маму, Солнышко! — щелкнул он ее по носу.

— Хорошо, Альфа! — звонко ответила дочка.

После этого Егор встал и, уже не оглядываясь, сел в машину. Проследив, пока черный джип выедет со двора, мы с Настёной ушли в дом. Тяжело было видеть столько незнакомых лю… нелюдей. Без Егора я остро ощутила себя здесь чужой.

А вот Петровна задержалась и от нее не ускользнул полный ненависти взгляд, что сестра Беты — Люська, бросала в спину Луны.

— Эх, Егор, Егор! — тяжело вздохнула старая женщина, берясь за дверь.

Егор уехал и потекли однообразные будни, приправленные томительным и напряженным ожиданием. Оно словно кислота разъедала душу, вытягивало жилы. И чем больше проходило дней, тем труднее было огоньку надежды зарубцовывать раны, пугающие висящими ошметками души.

И пусть днем я могла стараниями Петровны и Насти изображать из себя вполне живого человека, но наступала ночь…

Ночь.

Я ненавидела и до дрожи боялась это время суток. Ночи в одинокой постели, когда хотелось выть и лезть на стену от мыслей воспаленного мозга. Когда темнота по углам услужливо вырисовывала жуткие сцены срежиссированные взвинченной фантазией.

Ночи стали моим проклятием!

Я как могла оттягивала время, когда приходилось оставаться один на один со сводящими с ума мыслями и чувствами. Допоздна засиживалась с Петровной, пыталась засыпать в комнате дочери, заваливала себя изнурительным физическим трудом…

Ничего.

Ничего не помогало. Я все равно просыпалась посреди ночи от одного и того же кошмара, словно кто-то раз за разом прокручивал для меня фильм, с каждым разом позволяя увидеть чуть больше.

В моем кошмаре было подземелье. Древнее, затхлое. Даже во сне я ощущала влажный спертый воздух, пропитанный плесенью не одну сотню лет. Вековые холодные стены давили со всех сторон, расходились множеством лабиринтов. Но я упорно шла, ведомая ниточкой запаха. Тонкой и прерывистой, грозящей вот-вот исчезнуть и похоронить меня в этой путанице темных туннелей.

В первый раз я и проснулась от того, что нить оборвалась, оставляя меня в темноте мрачного подземелья.

Но вновь наступила ночь, и… я вновь бегу под тяжелыми сводами стен зловещего лабиринта, боясь не успеть. И лишь мысль «не опоздать» гонит меня вперед, заталкивая животный липкий страх как можно глубже.

Только на третий раз я понимаю, что бегу не я.

Ведь не может у меня быть внутреннего зверя и команды, что, знаю, идет по моим следам?

Егор.

Это его эмоции безотчетного страха потерять самое дорогое…

Еще через день наконец-то вдали словно из преисподней, слышатся неясные глухие голоса. Они звучат так, словно говорят, зажав рот руками, перемежая слова длинным шипением. В эмоциях Егора вспыхивает нетерпение и… надежда. Но еще раньше со всех сторон начинает доноситься шелест. Словно по сотне лабиринтов одновременно несут, волоча по камням, по земле, что-то большое и тяжелое. Что-то что заставляет зверя Егора инстинктивно замирать и скалить зубы.

На шестую ночь лабиринт заканчивается огромной подземной залой. И это уже не подземелье. Это пещера. Заглянув в которую, я просыпаюсь с криком, чувствуя, как на голове шевелятся волосы.

В тот день я не хочу ложиться спать. Все светлое время суток я нагружаю себя работой. Лишь бы… Лишь бы чем-то занять мысли, чтобы не вспоминать чертов кошмар, преследующий меня уже неделю.

Я не сплю всю ночь.

Но под вечер следующих суток засыпаю прямо за столом.

И вновь… вновь вижу огромную пещеру, заполненную гигантскими змеями. Сегодня я замечаю, что большая часть змей имеет человеческое тело. И лишь после пояса, таз переходит в змеиный хвост, нереальных размеров. Наги! — кривится Егор. Они не все еще здесь. Многие только вползают из великого множества круглых отверстий, примыкающих к пещере. Причем выползают они змеями и только в зале принимают облик получеловека.

Все это фиксирует мой мозг. А вот Егор видит главное. Противостояние брата и огромного змея, что по своим габаритам в несколько раз превосходит всех остальных нагов, выползающих из своих щелей. Игорь стоит посреди некого подобия арены, и держит в вытянутой руке сосуд. В стеклянной глубине которого клубится туман. «Живая магия»! — восхищенно восклицает Егор в моем сне, но мне это ни о чем не говорит. И я продолжаю смотреть туда, где наг и Игорь о чем-то говорят, спорят. Но звук до меня не доходит. Я смотрю лишь на тело женщины, опутанное огромными змеиными кольцами. Наг шипит, высокомерно и снисходительно поглядывая на Игоря. И не выпуская при этом из переплетающихся колец своего хвоста, хрупкого женского тела. Моего тела.

Я застреваю на этом мгновении на несколько ночей. Каждый раз просыпаясь в холодном поту от ощущения мягкого метала, скользящего по обнаженной коже. И каждый раз иду в душ, чтобы с остервенением стереть с тела чувство скользящего по коже змеиного хвоста.

Но в одну из ночей кошмар продолжился.

Что-то неуловимо меняется в атмосфере пещеры. Она сгущается, становясь осязаемой. И кажется само время замедляется, чтобы тут же выстрелить, словно высвободившаяся пружина. Миг. И Игорь выбрасывает руку с сосудом. Стекло бьется об каменные плиты пещеры, разлетаясь на сотни осколков, высвобождая туманный вихрь, в мгновение ока заполонивший огромный зал. Наги по всей пещере начинают падать, будто подкошенные. Но не их царь, уже стискивающий плечо Игоря огромными клыками, наполненными черным ядом. Но и про свою пленницу наг не забывает. Сильным ударом хвоста он выкидывает ее в один из ходов, за черту токсичного тумана. Туда, где по счастливой случайности меня ждут руки оборотня, поймавшего драгоценную ношу. Меньше мгновения нужно Егору, чтобы развернуться и броситься прочь из смертоносной ловушки. Но и этих долей секунды мне хватает, чтобы запечатлеть в памяти два взгляда. Прощальный, полный невысказанной тоски взгляд Игоря. И жадный, ревнивый взгляд змея, потерявшего неоцененную еще игрушку.

Заснуть у меня уже не вышло.

От кошмара ком стоял в горле и тряслись руки. В остальные ночи я старалась не выходить из комнаты, не хотелось прерывать чуткий сон Елизаветы Петровны. Но в ту ночь решила сходить на кухню. У Петровны должен быть успокоительный сбор. Проще было бы валерьянку, но не держали хозяева в доме лекарства. Меня еще трясло, когда я ставила на плиту чайник. Пока он закипал, стояла, обхватив себя за плечи и невидящим взглядом смотрела в окно. Где-то там над лесом уже начинался новый день. Летом рано светает. Вот только ощущение было, что я наоборот погружаюсь в темноту.

— Женечка, а ты чего в такую рань то? — неожиданный голос Петровны заставил вздрогнуть. Все-таки разбудила!

— Извините, Елизавета Петровна, не спится. — ответила я, боясь повернуться.

— Женечка, Женечка! — старушка подошла поближе и тихо положила руку мне на плечо. От этой руки исходило тепло, согревая и прогоняя панический холод, поселившийся внутри. — Неужели тебе не говорили, что не хорошо обманывать старых людей? Ты думаешь я не вижу, что ты себя поедом ешь? Или не слышу, как кричишь по ночам в своей комнате? Ты ж знаешь, сплю я чутко.