Вольф Мессинг. Судьба пророка

«Чудеса какие-то, едрена вошь! – подумал Леденцов. – Не какие-то, а определенные, гуманные, – сверкнула у него в голове неожиданная мысль, – вы поступили по-человечески!»

Леденцову показалось, что он заболел, и настолько, что решил сдать дежурство заместителю, но тут его сознание снова поразила чужая мысль: «Что вы будете делать с нами? Отвечайте! Громче!»

Леденцов от страха выпучил глаза, но ответил уверенно, без запинки, словно докладывал генералу:

– Отвезем вас в город, передадим в ГПУ. Старика, как немецкого шпиона, наверняка поставят к стенке или сошлют в лагерь для доходяг, на полный срок. Сдавшегося в плен отправят на Север, в Коми АССР, на угольные шахты. А третьего – с ним я пока не разобрался, с ним еще поработаем, пощупаем, что он за птица и почему перешел границу.

Вольф Мессинг сделал шаг вперед и вынул из заднего кармана брюк объявление о его розыске и премии за поимку.

Леденцов оцепенел от прочитанного. С одной стороны, он не верил в чудотворцев, гадалок, предсказателей судеб и прочую чепуху, но, с другой стороны, сам вел себя как загипнотизированный. Даже разгласил государственную тайну, выдав секреты ГПУ. И тут же Леденцова поразила мысль, что длинноволосый разыгрывает его, маскируется под врага Гитлера, а на самом деле подослан им как шпион, чтобы легализоваться в СССР.

«Я не шпион, а ясновидящий Вольф Мессинг», – отпечаталось в сознании Леденцова, но он, поборов чуждое воздействие, вымолвил быстро, пока хватало воли и сил:

– А почему я о вас ничего не знаю?

– Я не выступал в вашей стране, – сказал Вольф Мессинг, – и не удивлюсь, если окажется, что вы не знаете доктора Фрейда.

– Из Кремлевской больницы, наверное, – предположил Леденцов. – Я туда не прикреплен. Далековато. Да и чином не вышел. У нас на заставе работает свой хороший врач-фельдшер Оноприенко. Знающий доктор. Нашу сторожевую овчарку вылечил от фурункулов!

Мессинг усмехнулся:

– А Кафку читали?

– Ни Кафку, ни Библию, никакую другую вредную литературу в библиотеке не держим! – с гордостью произнес Леденцов. – Мы читаем пролетарского поэта товарища Демьяна Бедного, который живет и пишет в самом Кремле, читаем, перечитываем и очень уважаем!

Мессинг хотел сказать, что впервые слышит о таком поэте, увлекается Верхарном, но передумал и признался, что очень устал, болит тело, и, вздохнув, впал в каталепсию, предварительно улегшись на скамейку.

Леденцов растерянно смотрел на лежащего перед ним человека, неожиданно ставшего походить на покойника, а потом приложил ухо к его сердцу.

– Не бьется. Видимо, отдал концы. С перепугу. Ведь мы его даже пальцем не тронули. Сбросим в реку – и всех делов. Не отрывать же пограничников от заслуженного отдыха для рытья могилы. К тому же неизвестно кому. Зафиксируем смерть. На всякий случай. Для порядка. И сбросим в речку, где водовороты. Его или затянет, или прибьет к вражескому берегу – получите обратно своего разведчика! – ухмыльнулся Леденцов и вызвал фельдшера.

Оноприенко до войны работал ветеринаром в крупном совхозе, знал цену каждой дойной корове и не одну поднял на ноги. Он нащупал пульс у Мессинга и с досадой покачал головой:

– Бьется. Значит, живой. А может, прикидывается умершим.

Ага! – сообразил Леденцов. – Мы его в реку бросим, а он поплывет к своим.

– Вряд ли, – возразил Оноприенко. – Он крепко спит. Как после внеочередного дежурства.

– А когда проснется? – спросил Леденцов.

– Черт его знает, – ругнулся Оноприенко, – разнеженный капиталист. Нашей корове, даже роженице, вполне хватает ночи. А этот… Может сутки продрыхнуть! Может больше…

– День разрешаю, – твердо вымолвил Леденцов. – А завтра всех троих отправить в Брест. И спящего отвезти. Продрать глаза и отвезти.

– Я его разбужу, – обещал Оноприенко. – У меня есть шприц. Вколю ему дистиллированную воду. Раз-два – очнется!

Придя в себя, Мессинг ощутил боль в сердце. Он понял, что эти пограничники станут едва ли не первыми военными жертвами Гитлера в СССР.

В Бресте тщательно изучили немецкий плакат с фотографией Мессинга и решили, что это вряд ли подделка, поскольку на плакате был указан тираж – 3000 экземпляров. Немцы люди аккуратные, экономные. Зря тратить бумагу не станут. Значит, столько требовалось. Как честный служака, Леденцов рассказал о внушениях, о внезапном сне, обо всех трюках, которые с ним проделал беглец из Польши.

– Сколько он заплатил лодочнику? – с нажимом в голосе спросил местный особист.

Начальник заставы смутился, так как на следующий день после доставки беглецов лодочник лично ему передал пару золотых червонцев.

– Заплатил в польской валюте, – уклончиво ответил он, – наверное, действительно артист. Из шарлатанов. Предсказал смерть самому Адольфу Гитлеру. Судя по длинным волосам, отсутствию мозолей на руках, холеному лицу на фотокарточке и актерскому крему в чемоданчике, видимо на сцену выходил. Что еврей – видно: Может действительно бежал от Гитлера? Ляпнул что-нибудь невпопад, да так, что розыск объявили.

– Похоже, – согласился особист и распорядился, не собирая даже судебной тройки, отправить седого старика по статье 58 пп. 10, 11 за буржуазно-религиозную пропаганду и контрреволюцию на 15 лет в лагерь для доходяг, иронически именуемый коллегами «минеральным»; беглеца из гетто, как сдавшегося в плен врагу, на десяток лет в Коми, в шахты Инты, а Вольфа Мессинга, в наручниках, под усиленной охраной, – в центр, в Москву, и приказал тщательно следить по дороге, чтобы он не сбежал при помощи своих штучек.

В Москве на Лубянке прочитали путаное письмо особиста из Бреста и на всякий случай до разбора дела посадили Мессинга в Бутырку, в отдельную камеру, где еле умещалась прикрепленная к стене откидная кровать. В отличие от других заключенных, которым представили обвинение и днем не разрешалось спать, для Мессинга сделали исключение – его кровать постоянно находилась в горизонтальном положении. Он двое суток проспал и не ел, о чем раздатчик из пищеблока доложил дежурному надзирателю. Тот пожал плечами и изрек:

– Даже если ненормальный, то, жрать захочется, выхлебает и нашу бурду.

Мессинг приходил в себя и постепенно разминал тело, не подозревая, что позже литзаписчик изобразит в его мемуарах переход границы как легкий и беспрепятственный, опишет, как, не найдя свободного номера в гостинице, он будет ночевать на полу в синагоге… «Я вступил на советскую землю с тысячами (!) других беженцев, ищущих спасения от фашистского нашествия». Вот тебе и граница на замке. Впрочем, если и был замок, то очень непрочный. 20 июня 1941 года, за два дня до войны, в брестском парке, где играла музыка, одетые в штатское немецкие офицеры приглашали танцевать местных девушек. А после начала войны выяснилось, что диверсантами были вырезаны километры кабеля, что немцы по фамилиям, именам и отчествам через мегафоны обращались к начальникам застав, предлагая им сдаваться без боя…