Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

Вольф не выдержал, встал и подошел к Цельмейстеру, забрал у него трубку:

– Мессинг слушает.

– Это Себастиан Ферейра говорит. Скотопромышленник. Мне необходимо переговорить с вами, мистер Мессинг.

– Я слушаю вас.

– Хотелось бы наедине и не по телефону.

– Хорошо, я жду вас у себя в номере.

– Буду через десять минут. – На другом конце провода положили трубку.

Затем женский голос сообщил:

– Связь закончена...

– Попрошу вас освободить мои апартаменты, господа, – улыбнулся Вольф. – Ко мне сейчас пожалует сам сеньор Себастиан Ферейра.

– Ферейра... – припоминая, проговорил Цельмейстер. – Бог мой, это же один из богатейших людей Аргентины! Это скотопромышленник и латифундист! У него столько земли – на ней уместится вся Польша и Литва, вместе взятые! И везде пасутся его коровы, лошади и быки! Ужас! А зачем он к тебе пожалует? Вот уж не думал, что у тебя от меня есть секреты. Может, ты какие-нибудь дела здесь обделываешь? Ну, Вольф, подобного я от тебя не ожидал! Полюбуйтесь, Лева, вот вам и юноша не от мира сего!

– Выметайтесь, выметайтесь... он сейчас придет... Он просил, чтобы мы говорили наедине.

– Но я еще не закончил завтрак! – завопил Цельмейстер и стал быстро доедать яичницу и допивать кофе...

Себастиан Ферейра оказался тем самым седовласым господином, чья дочь на одном из концертов Мессинга вышла на сцену и загадала, чтобы Вольф поцеловал ее.

– Видите ли, мистер Мессинг... – медленно по-английски говорил Ферейра, сидя в кресле и раскуривая толстую сигару. – Я один из самых богатых людей в Аргентине, а возможно, и в Южной Америке, и я полагал, что будущее моих детей обеспечено и мне нечего за них беспокоиться... Но случилось то, чего я никак не мог предположить. Случилось ужасное... Моя дочь влюбилась... – Ферейра пыхнул густым облаком дыма, прикрыл глаза и замолчал.

– Что же в этом ужасного? – после паузы тоже по-английски спросил Вольф.

– Ужасное в том, что она влюбилась... в вас, мистер Мессинг... – открыв глаза, сообщил Ферейра. – В самом дурном сне мне такое не могло присниться...

– В меня? – Вольф был поражен и даже не пытался скрыть этого.

– В вас, мистер Мессинг, в вас... уж не знаю, что вы там такое ей внушили... на расстоянии... Вы ведь мастер на такие дела? А Лаура – девочка впечатлительная... пылкая... сумасбродная... Благодатный материал для подобных внушений... – подбирая слова и сверля глазами Мессинга, продолжал Ферейра.

В номер постучали, и затем официант внес поднос с чашками для кофе и большим фарфоровым кофейником, составил все на стол, забрал грязную посуду и так же молча вышел.

– У вас есть состояние, мистер Мессинг? – вдруг спросил Ферейра. – Кто ваши родители? Откуда вы родом? Вообще кто вы, мистер Мессинг?

– Вообще я – еврей, – усмехнулся Мессинг.

– Этого еще не хватало... – едва слышно пробормотал Ферейра.

– Родился в бедной еврейской семье в местечке Гора-Кальвария. Это недалеко от Варшавы. Состояния у меня никакого нет... Живу на то, что зарабатываю своими концертами.

– Где эта Варшава находится? – спросил Ферейра и вынул сигару изо рта.

– В Польше... в Восточной Европе... – пояснил Вольф, затем налил в чашки кофе из кофейника, спросил: – Кофе выпьете?

– Благодарю... – Ферейра взял чашку, отпил глоток и, брезгливо поморщившись, поставил чашку на стол. – Это не кофе...

– Простите, мистер Ферейра, это кофе.

– Это бурда... – буркнул Ферейра. – Впрочем, для европейца сойдет...

– Вы правы. Мне кофе нравится, – ответил Вольф.

– Итак, состояния у вас нет... бедная еврейская семья... – скотопромышленник закинул ногу на ногу и, покачивая черным лакированным ботинком, стал сосредоточенно рассматривать его. – Хотите, я дам вам денег? Много... но с одним условием – вы немедленно уберетесь из Аргентины... и никогда больше здесь не появитесь...

– Благодарю: денег не надо.

– Не надо? – слегка удивился Ферейра. – Много денег...

– Мне хватает того, что я зарабатываю. А из Аргентины я уберусь в ближайшие дни, – ответил Вольф. – Так что беспокоиться вам абсолютно не о чем.

– Вы не знаете аргентинских девушек... таких, как моя дочь... – вздохнул Ферейра. – Аргентинская девушка влюбляется раз и навсегда... и если она не находит ответа своей любви – эта любовь может уничтожить ее...

– Не знаю, чем могу помочь. – Вольф отхлебнул кофе и тоже поставил чашку на стол.

– Что вы можете сказать о будущем моей дочери? – Ферейра в упор посмотрел на него.

– Ничего... – ответил Вольф.

– Не хотите или не можете? – Он не отрывал от Вольфа тяжелого немигающего взгляда.

– Не хочу, – отрезал Вольф.

– Оно видится вам таким мрачным?

– Нет. Просто даже думать об этом не хочу. Знаете ли, у меня множество других проблем, о которых я думаю.

– Не надо, не грубите, – спокойно сказал Ферейра. – Вы же понимаете, насколько это для меня важно. Для меня это вопрос жизни и смерти.

– Но при чем тут я? – спросил Вольф. – Не понимаю...

– Не понимаешь? – вдруг перешел на “ты” Ферейра. – На кой черт ты сюда приехал, колдун проклятый?! Сломал судьбу моей дочери и теперь не понимаешь?! – Он с силой сдавил сигару, и она сломалась. Горящая половинка упала на ковер, но Ферейра этого не заметил, глаза его налились кровью, он тяжело дышал.

– Будьте добры, покиньте мой номер, – спокойно проговорил Вольф, нагнулся, поднял дымящийся обломок сигары и положил на блюдце на столе. Потом добавил тихо и очень спокойно: – Я вас прошу.

Ферейра резко встал, сжав кулаки. Было видно, что он сдерживает себя усилием воли. Скотопромышленник проговорил, шагнув к двери:

– Завтра я заеду за тобой. Утром.

– Зачем? – спросил Вольф.

– Поедете со мной – узнаете. – Ферейра вышел, с треском захлопнув за собой дверь.

Что такое южноамериканская саванна? Бескрайняя равнина с колышущейся стеной травы и кустарника, холмы на горизонте, сверкающие на солнце, и бесчисленные стада коров и овец, быков и антилоп. Стада эти текут, как реки... соединяются... расходятся на отдельные рукава... Мечутся между ними фигуры лихих ковбоев на быстроногих скакунах, в широкополых шляпах (у многих они болтаются за спиной), в высоких сапогах. Они отлично вооружены: несколько мотков лассо висят налуках седел, за спиной – винчестеры, в кобурах– кольты.

Явным диссонансом на фоне раскинувшейся под синим небом могучей природы выглядели три ярко-красные открытые машины, которые ползли, переваливаясь, по степи в отдалении от пасущихся животных. Рокотали моторы, бензиновый дым клубами вырывался из выхлопных труб.

В первой машине стояли, держась за борта и друг за друга, и смотрели на стада коров и быков Лаура и Вольф. Рядом с ними – отец Лауры, господин Ферейра, и еще один моложавый мужчина в кожаной куртке и ковбойской шляпе. В машине, которая ползла вслед за первой, находились двое молодых людей, одетых по-ковбойски – в куртках, кожаных штанах и шляпах, на отделанных серебряными бляшками поясах висели в кобурах кольты, и две молодые женщины, тоже одетые в кожаные расшитые куртки и изящные галифе, в высоких сапогах. Они весело переговаривались с молодыми людьми и смеялись. На ухабах авто подбрасывало, кренило то вправо, то влево, девушек бросало в объятия молодых людей, и оттого они смеялись еще громче. В третьем автомобиле стояли Питер Цельмейстер и Лева Кобак и двое мужчин, по виду —охранников. Шоферы тоже были одеты в сплошную кожу – куртки, штаны и кожаные кепи с большими козырьками.