Волга - матушка река. Книга 1. Удар

— Запрудить бы ее, — невнятно пробормотал отец. — Речушки-то запружаем.

— Это чем же — запрудить Волгу? Бабы подолами, что ли, землю натаскают? Головушка! — упрекнули односельчане, но кто-то из них поддержал: — Оно, конечно, не плохо бы воду Волги к нам на поля, тогда не прыгай, как заяц, по чужим краям…

И мы вместе с односельчанами, влившись в непрерывный поток людей, двинулись по этому вот древнему тракту за Дон к хлебу.

Не все дошли туда: многие пали здесь, на боковинах тракта.

— Ужас-то какой! Аким Петрович, — воскликнул академик. — Ну, ваш город завиднелся, Приволжск, — закончил он и тут же тоскливо подумал: «А от Аннушки я уже за сто двадцать километров».

9

Приволжск, дугообразно раскинувшись на берегу Волги километров на шестьдесят, лежал еще в руинах. Часть его, состоявшая когда-то из деревянных построек, ныне представляла собой сплошное пепелище, на котором быстро росли домики, домишки, похожие на курятники. Почти у каждого такого домика красовалось молодое деревцо или палисадник, обязательно огородик, а вон кто-то построил голубятню чуть ли не больше самого домика. В некоторых местах поселки обрывались, тянулись пустыри, или, как их называло местное население, черные пятна, — вот их-то, освещенных электрическими фонарями, и видел Аким Морев, когда теплоход плыл вдоль Приволжска.

До войны центр города был украшен — это хорошо помнит Иван Евдокимович — многоэтажными домами, гостиницами, ресторанами, великолепным зданием театра, гудронированными площадями, дорогами, юными парками. Ныне всюду торчат, как бы угрожая небу, оскалы стен, поблескивают на солнце горы битого кирпича, изуродованные стальные балки-рельсы. Иные улицы так завалены, что по ним ни пройти, ни проехать. То там, то здесь из руин вырастают многоэтажные, красивые и даже, кажется, ажурные здания, жилые дома. Но в первую очередь в глаза все же бросаются развалины, стены, изрешеченные пулями, пробитые снарядами. Кое-где проложены извилистые тропы — в обход воронкам, канавам, нагромождению битого кирпича, изуродованных балок. Некоторые нижние этажи, засыпанные щебнем, уже приспособлены к жилью.

— Ох, сколько придется положить труда, чтобы восстановить город! — произнес Аким Морев. — Страшная штука — война, бедствие для народа. А это что такое? Придержите-ка машину, товарищ Любченко.

В стороне от дороги, на расчищенном пустыре, окруженном развалинами, стоял двухэтажный особняк, огороженный высоким деревянным забором. Дом, забор, ворота, сторожевая будка около калитки — все окрашено в голубоватый цвет. В будке вооруженный милиционер. Все это — окружающие развалины, двухэтажный особняк, высокий забор, будка, милиционер — произвело на Акима Морева такое же впечатление, как если бы он увидел на кладбище буйно играемую свадьбу.

— Его фатера, — намеренно изломав слова, сказал Любченко.

— Кого его?

— Малинова, — пояснил Иван Евдокимович.

Аким Морев знал, что в словах по адресу первого секретаря обкома Малинова надо быть осторожным, потому что они могут до него немедленно долететь, но тут, не удержавшись, неприязненно произнес:

— Да что он, с ума спятил? Люди еще живут в землянках, а он закатил особняк, и у всех на виду.

— Особняк везде увидят, потому и называется — особняк, — с оттенком иронии подчеркнул Иван Евдокимович.

— А вы лично знаете его, Малинова?

— Сталкивался. Во время войны, некоторые говорят, он был герой… Каков сейчас? Не знаю. Впрочем, если для себя такую домину отгрохал, значит в голове треснула какая-то деталь. Алкоголь — страшная штука, — чуть погодя и довольно тихо добавил академик, вспомнив при этом и своего единственного сына-пьянчужку.

«Чем-то обозлил академика Малинов», — не желая плохо думать о последнем, сказал себе Аким Морев, с грустью глядя на развалины, пустыри — черные пятна, на особняк Малинова.

У подъезда их встретил директор гостиницы, обрадованный той радостью, которая чем-то похожа на цветок из бумаги.

— Двух отдельных, извиняюсь, дать не можем, — говорил он, следуя за ними на второй этаж. — Ибо у нас не кризис, а жилищный крах: кое-как вот это крохотное зданьице отремонтировали. Извиняюсь, конечно, строим новую, — затем он передал Акиму Мореву, что первый секретарь обкома партии Малинов просил немедленно прибыть к нему.

Распростившись с Любченко и Митей, Аким Морев умылся, посмотрел в окно на восстанавливающийся город и направился в обком.

Обком помещался в небольшом трехэтажном доме. В нем явно было тесно: в каждой комнате сидело по три-четыре человека. Кабинет первого секретаря находился на третьем этаже. Добравшись до приемной, Аким Морев подошел к Петину, помощнику Малинова, и намеренно тихо произнес:

— Я Морев.

— Откуда? На лбу не написано, — довольно громко, осматривая его с ног до головы, пробурчал Петин.

— Секретарь обкома знает. Прошу доложить.

— Успеете. Не о пожаре ведь, — и Петин снова уткнулся в бумаги.

Аким Морев присел на свободный стул в уголке, думая: «Неужели таков стиль работы — пренебрежение, зазнайство, грубость: как будто к этому молодчику на квартиру пришел навязчивый гость», — и, чтобы скоротать время, он стал рассматривать ожидающих.

Рядом с ним сидел человек среднего роста. Лицо у него — загорелое с крупными чертами.

«До чего крепко сколочен», — подумал Аким Морев и хотел было спросить, где тот работает, как сосед сам заговорил:

— Сижу уже больше часа, а мне там, на площадке, вот как надо быть, — и провел рукой по горлу. — Вы что сюда прибыли? Вижу — новичок.

— На работу в обком. А вы что, где тут?

— Начальник строительства Приволжского гидроузла… на Волге… Будем знакомы. Я Ларин.

— Да ведь я вас знаю, — быстро заговорил Аким Морев. — Вы восстанавливали Днепрогэс?

— Да.

— На Рыбинской плотине работали?

— Да.

— Ну, так я читал ваши статьи в центральной прессе. А теперь, возможно, мы с вами и чаще встречаться будем. Как у вас идут дела?

Ларин чуточку подумал и развел руками:

— Как вам сказать? Самое трудное — это приготовиться: наладить механизм. А потом, когда часы будут налажены, установлены, ребенок подойдет, пальчиком колыхнет маятник — и пошли. Грубоватый пример. Но у нас так: надо собрать людей да еще вдохновить их на подвиги, стянуть технику, изучить грунты, построить дороги, склады, столовые, магазины, жилище, наладить нормальную бесперебойную связь с заводами. А пока так: один завод вынес громкую резолюцию, а технику не подает. Другой резолюцию вынес поскромнее, техникой нас завалил. Отписываемся… Ведь на нас ныне работают почти все заводы страны. Да как работают! Уральцы прислали мощные экскаваторы.

— Видел на канале, — проговорил Аким Морев, следя за тем, как Петин скрылся в кабинете секретаря обкома.

— Побывали уже? Да вы приезжайте к нам — увидите потрясающее, — большие черные глаза Ларина загорелись. — Народ увидите. Знаете, только еще было опубликовано постановление о строительстве Приволжского гидроузла, как около пятнадцати тысяч комсомольцев со всех сторон прислали письма с просьбой дать им возможность строить плотину.

В это время дверь кабинета отворилась, и следом за Петиным в приемную вышел Малинов, в простом пиджаке, без галстука, с расстегнутым воротом. Лицо сизое, широкое, со складками недовольства около губ, а под глазами синеватые мешки. Как только он появился, все сидящие в приемной встали, кто-то проговорил: «Здравствуйте, товарищ Малинов», — на что тот даже не ответил. Он только окинул всех усталым взглядом и сказал Ларину: