Волхв (вторая редакция романа)

— Но я слышал, мошенники заставляют…

— Гипнотизер может склонить вас к глупым или неадекватным поступкам. Но против супер-эго он бессилен, уверяю вас.

Я выдержал паузу.

— Вы уходите?

— Весь день писал. Надо проветриться. И потом, я надеялся вас перехватить. Кое-то ждет вас к чаю.

— Как прикажете себя вести?

Обернулся в сторону дома, взял меня за руку и не спеша направился к воротам.

— Больная растеряна. Она не может скрыть радость, что вы возвращаетесь. Но и злится, что я узнал вашу с ней маленькую тайну.

— Какую еще маленькую тайну?

Посмотрел исподлобья.

— Гипнотерапия входит в курс ее лечения, Николас.

— С ее согласия?

— В данном случае — с согласия родителей.

— Вот как.

— Я знаю, в настоящий момент она выдает себя за актрису. И знаю, почему. Чтобы вам угодить.

— Угодить?

— Как я понял, вы обвинили ее в лицедействе. И она с готовностью подтверждает ваше обвинение. — Похлопал меня по плечу. — Но я ее озадачил. Сообщил, что о ее новой личине мне известно. И известно без всякого гипноза. Из ваших уст.

— Теперь она не поверит ни одному моему слову.

— Она никогда вам не доверяла. Под гипнозом призналась, что с самого начала заподозрила в вас врача, моего ассистента.

Я припомнил ее сравнение со жмурками: тебя кружат с завязанными глазами.

— И не зря заподозрила. Вы же просили меня о… помощи.

Торжествующе воздел палец.

— Именно. — Казалось, он поощрял сметливого ординатора и, точно королева в сказке Льюиса Кэрролла, в упор не видел моего замешательства. — А следовательно, теперь вы должны завоевать ее доверие. Соглашайтесь с любым наветом в мой адрес. Разоблачайте меня как обманщика. Но будьте настороже. Она может заманить вас в ловушку. Осаживайте ее, если она зайдет слишком далеко. Не забывайте, что личность ее расщеплена на несколько частей, одна из которых сохраняет способность к разумным суждениям и не раз обводила вокруг пальца тех врачей, кто лечит манию методом доведения до абсурда. Вы обязательно услышите, что я ее всюду преследую. Она попытается переманить вас на свою сторону. Сделать союзником в борьбе против меня. Я еле сдерживался, чтобы не прикусить губу.

— Но раз доказано, что она никакая не Лилия…

— Это уже пройденный этап. Теперь я — миллионер-сумасброд. А они с сестрой — начинающие актрисы, которых я залучил в свои владения — она, конечно, изобретет какой-нибудь несусветный предлог — с целями, которые, как она, видимо, попробует вас убедить, весьма далеки от благих. Скажем, ради преступных плотских утех. Вы потребуете улик, доказательств… — Махнул рукой, словно моя задача уже не нуждалась в подробных разъяснениях.

— А если она повторит прошлогоднюю уловку — попросит меня вызволить ее отсюда?

Быстрый повелительный взгляд.

— Вы должны немедля сообщить об этом мне. Но вряд ли она отважится. Митфорд преподал ей хороший урок. И помните, с какой бы очевидностью она ни демонстрировала вам свое доверие, оно притворно. Ну и, естественно, стойте на том, что ни словом не намекнули мне, что именно произошло между вами две недели назад.

Я улыбнулся.

— О, естественно.

— Вы, конечно, понимаете, куда я клоню. Бедняжка должна осознавать свои истинные проблемы по мере того, как перед ней раскрывается вся искусственность ситуации, которую мы здесь совместными силами создали. В тот самый миг, когда она замрет и скажет: «Это не реальность. Тут все перевернуто с ног на голову» — в тот самый миг она сделает первый шажок к выздоровлению.

— Велики ли шансы на это?

— Невелики. Но не равны нулю. Особенно если вы правильно сыграете свою роль. Да, она вам не доверяет. Но вы ей симпатичны.

— Буду стараться изо всех сил.

— Благодарю. Я очень надеюсь на вас, Николас. — Протянул руку. — Я рад, что вы вернулись.

И каждый из нас пошел своей дорогой, но я вскоре обернулся, чтобы посмотреть, куда он направляется. Несомненно, на пляж, к Муце. Не похоже было, что он прогуливался для поддержания тонуса. Скорее вел себя как человек, спешащий с кем-то встретиться, что-то устроить. Я вновь потерял ориентировку. По пути сюда, после долгих и бесплодных размышлений, я решил, что ни ему, ни Жюли доверять не стоит. Но теперь поклялся, что глаз с нее не спущу. Старик кумекает в психиатрии, владеет техникой гипноза — все это доказано на практике, а ее россказни о себе не подтверждаются сколько-нибудь весомыми фактами. Возрастала и вероятность того, что они сговорились и сообща водят меня за нос; в этом случае она такая же Жюли Холмс, как Лилия Монтгомери.

Я выбрался из леса и пересек гравийную площадку, не встретив ни души. Взлетел по ступеням и крадучись вышел на крупную плитку центральной колоннады.

Она стояла в одном из проемов, лицом к морю, на рубеже солнца и тени; и одета была — я мог это предвидеть, но все-таки опешил — на современный манер. Темно-синяя блузка с короткими рукавами, белые пляжные брюки с красным ремешком, босая, волосы распущены — такие девушки часто красуются на террасах фешенебельных средиземноморских гостиниц. Тут же выяснилось, что в обычном костюме она столь же привлекательна, как и в маскарадном; воздействие ее женских чар без реквизита ничуть не ослабло.

Она обернулась мне навстречу, и в пространстве меж нами повисло неловкое, подозрительное молчание. Она, кажется, слегка удивилась, точно уже подумала, что я не появлюсь, а теперь обрадовалась, но сразу взяла себя в руки. Похоже, перемена костюма вселила в нее некоторую неуверенность, и она ждала, как я отреагирую на ее новый облик — словно женщина, примеряющая платье в присутствии мужчины, которому предстоит за это платье заплатить. Она опустила глаза. Я, со своей стороны, никак не мог избавиться от образа Алисон и всего, что случилось на Парнасе; трепет измены, мимолетное раскаяние. Мы застыли в двадцати футах друг от друга. Затем она снова взглянула на меня, стоявшего как столб с походной сумкой в руке. С ней произошла еще одна перемена: слабый загар окрасил кожу медовым оттенком. Я призвал на помощь свои познания в психологии, в психиатрии; тщетно.

— Она вам к лицу, — сказал я. — Современная одежда. Но она выглядела растерянной, будто за прошедшие дни ее одолели бесчисленные сомнения.

— Вы с ним виделись?

— С кем? — Промах; в глазах ее сверкнуло нетерпение. — Со стариком? Да. Он прогуляться пошел.

Окинув меня все тем же недоверчивым взглядом, она с подчеркнутым безразличием спросила:

— Чаю выпьете?

— С удовольствием.

Подошла к столу, неслышно ступая по плитке босыми ногами. У порога концертной валялись красные шлепанцы. Чиркнула спичкой, зажгла спиртовку, поставила на нее чайник. Глаза бегают, пальцы перебирают складки муслиновых салфеток; шрам на запястье. Мрачна как туча. Я кинул сумку к стене, подошел ближе.

— В чем дело?

— Ни в чем.

— Я вас не выдавал. Пусть болтает что хочет. — Вскинула глаза, снова потупилась. Я решил разрядить обстановку. — Что поделывали?

— Плавала на яхте.

— Куда?

— На Киклады. Развеяться.

— Я очень тосковал.

Не ответила. Не глядела мне в лицо. Я и не ждал однозначно радушного приема, но от того, что меня сразу приняли в штыки, по спине пополз панический холодок; в Жюли сквозила некая тяжесть, чужесть, которые у такой красавицы могли иметь одно-единственное объяснение, именно то, какому я не желал верить — ведь мужчин вокруг нее было не так уж много.

— Лилия, очевидно, померла.

Не поднимая головы:

— Что-то вы не слишком удивились.

— А меня здесь ничего не удивляет. С некоторых пор. — Вздохнула; еще один промах. — Ну и как же называется ваша новая роль?

Села. Чайник, наверно, недавно кипел: он уже начал подсвистывать. Вдруг она взглянула на меня и с нескрываемым укором спросила:

— Хорошо вам было в Афинах?

— Нет. И с подружкой моей я не встретился.

— А Морис нам сказал, что встретились.