Волхв

За дверной створкой постепенно нарастал легкий, как гул реки, шум — люди собирались на вечернюю проповедь. Священник шевельнулся и поднял ясный взгляд на дружинника:

— Ты иди, Никита. Теперь от тебя зависит судьба родичей из Коломны. Иди с Богом.

Дубинин поднялся и сразу занял все свободное место комнатки. Ворфоломей перекрестил его крепким совсем не старческим двуеперсием. Никита хотел согнуться над рукой священника, чтобы поцеловать, но тот остановил его.

— Полно, лишнее это. Отправляйся уже, пора мне выходить к людям.

Никита согнулся в неглубоком поклоне и потянул дверь на себя. В зале было многолюдно. Пока они беседовали с настоятелем, народ заполнил его почти полностью. Никита подумал, что это еще одна причина, по которой Никифор ненавидит Ворфоломея — у него, в отличие от протоиерея, храм во время проповедей не пустует.

На улице темнело. Ясное небо медленно заполняли светлые пока еще звезды. Прозрачная полная луна выкатилась на небосвод, явно раньше положенного срока. Никита решил возвращаться в казарму. А то хватятся, потом вообще неделю не выпустят. А нужного человека он на днях поищет — время пока есть.

Глава 14

Горий прицепил очередную кожаную полоску к крюку, подергал ее, проверяя на прочность, и потянул с полочки лещади — крепкие деревянные планочки, перевязанные у одного конца. Зажав между планками полоску под самым крюком, он крепко сжал их и с силой потянул вниз по всей кожаной заготовке. Повторив протяг несколько раз, он оценивающе прошелся пальцем по вытянувшейся сыромяти. Поверхность блестела, но не просвечивала и на всем протяжении казалась одной толщины. То, что надо. Он снял полоску с крюка, уложил ее в стопку уже прошедших через лещади заготовок и, наклонившись, вытащил следующую из вороха кожаных лент. Сегодня ему предстоит прикончить всю эту огромную кучу сыромяти. «До обеда, пожалуй, не справлюсь», — пригорюнился Гор. Он вздохнул и покосился на растянутую под навесом для сушки огромную уже просоленную медвежью шкуру. Настроение немного улучшилось. Шкура принадлежала ему. Пока она прошла только грубую обработку, но совсем скоро станет полностью готовой к использованию. Ведун обещал научить готовить такие шкуры. Гор обязательно кинет ее на свое ложе. Эх, похвастаться не перед кем. В который уже раз он пожалел о том, что нет с ним рядом друзей. Потом он вспомнил, что скоро они с Белогостом отправятся на праздник в село. И там будет Белогорка. Он вспомнил ее серые смешливые глаза и мечтательно замер. Теперь-то ему есть что ответить на ее постоянные шуточки. Да и не посмеет она уже так над ним издеваться. Все-таки у него уже настоящий меч на поясе и зарубленный косолапый в активе. Во всяком случае, хочется на это надеяться. Девчонки — такие непредсказуемые. Уже привычным движением он зацепил приготовленный обрез кожи на крюк и ловко подкинул в руке лещади, развернувшиеся в воздухе.

— Гой, земля еси сырая,

Земля- матушка, матерая, — затянул он протяжно старую песню, слышанную когда-то от деда. — Матери нам еси родная!

Всех еси нас породила, Воспоила, воскормила И угодьем наделила; Ради нас, своих детей, Зелий еси народила И злак всякой напоила…

Песня лилась гладко, и чувства рождала светлые и добрые. Таким образом, Горий выполнял сразу два задания Белогоста: готовил сыромять и пел старинные песни. Ведун считал, что через песни развивается духовная сущность человека. И не только. Горию предстояло научиться живопению — глубокому и технически сложному процессу, которым, по его словам, можно творить чудеса. Например, оздоравливаться самому и лечить других. И даже управлять стихийными силами: дождем, ветром, тучами. В Коломнах начальным задаткам живопения были обучены многие, но конечным мастерством владел из знакомых парня только волхв. Особенно Белогост одобрял, если Горий, как в этот раз, совмещал оба занятия. «Так дело и быстрее делается, и лучше выходит, потому как с душой к нему подходишь», — говорил он.

Проводив братьев Миловых, ведун активно занялся немного запущенным домашним хозяйством. Первым делом сделал ревизию шкурам и заготовкам из них. К счастью, за те дни, что у него не было времени зайти в мастерскую, ничего не испортилось и не заплесневело. Но многое слежалось. Пришлось нарезанные кожаные полоски — будущие вожжи и повода по новой загонять в мялку и в лещади. Работа эта не сложная, но долгая и трудоемкая. Он всего один раз показал, как это делается потворнику, и тот сразу же включился в работу. Сам ведун занимался другими делами. В первый день он почти до самых сумерек возился на пасеке. Пчелы насобирали меда с избытком, пора было менять заполненные рамки на пустые, немного оставив сладкого продукта им на пропитание. К тому же с утра, только он открыл леток, как шумный рой во главе с молодой маткой с грозным гулом вылетел из улья и облепил ветку соседней сосны, готовясь дать деру в тайгу. Со временем, если повезет скрыться, домашние труженицы легко вернутся в дикое семейство лесных пчел, из которого они и были когда-то выведены и одомашнены. Впрочем, вряд ли сами пчелы догадывались, что они теперь домашние.

Ведун живо сбегал за Гором и указал тому, куда надо лезть за роем. Парень тут же играючи забрался на высокое дерево и аккуратно смел пчелиный рой в приготовленную корзинку.

Дед Несмеян быстро шел на поправку. На второй день пребывания на хуторе он уже не нуждался в опеке внука и сам потихоньку передвигался между постройками, с любопытством рассматривая срубы, сделанные руками ведуна. Иногда он останавливался у какой-нибудь баньки или сарая и подолгу внимательно приглядывался к забитому мхом шву между бревнами, подвешенной балке над навесом, резному простому рисунку в виде посолони на ставенке. Наклонившись, заглядывал в щелки между плах крыльца, отковыривал ножиком кусочки коры с лиственниц, служивших фундаментом для всех построек.

Он сам вызвался готовить обед. Наварил медвежьего мяса в большом ведре для себя и внука с запасом и овсяной каши для ведуна, питавшегося только растительной пищей.

— Нет, ну как ты, Светлый, умудрился один такую красоту возвести? — не сдержал он удивления, когда работники заняли места за столом. — Если бы не знал, что ты тут один старался, то решил бы, что это не менее пяти лесорубов, плотников и столяров пару лет вкалывали. Поди, чуровал больше, чем топором махал?

Светлый тщательно прожевал зернистую кашу и замер над миской:

— Ага, чуровал. Только иногда потом на ноги на следующий день встать не мог. Приходилось у леса просить помощи — силы восстанавливать.

— Ну, я же говорю, чуровал.

— Ну, и не без этого, — хитро прищурился ведун и подмигнул во все глаза наблюдающему за ним Гору. — На то я и ведун, чтобы природа мне помогала, потому как она приРоде, ну а я при ней, а, значит, тоже при Роде. Одному из его ипостасей — Белбогу, как ты знаешь, я и служу уже более века. Зря, что ли?

Гор не мог понять, серьезно говорит Белогост или шутит. Только вроде бы серьезно ответил деду — Гор уже поверил ему и сам отправился мечтами в те дали, когда сам сможет так же, но тут же он улыбнулся и подмигнул ему. И Горий растерялся: так правду говорил или нет?

Следующие полдня Горий снова мучил сыромять и собственные руки и спину, а ведун мастерил новый улей, взяв за основу спиленную лиственницу с глубоким дуплом. Он то принимался петь, и тогда работа и вправду становилась легче и как-то незаметней, то углублялся в размышления и совсем терял представление о времени. Частенько он думал о варяге, оставленном на старом хуторе. Как-то он там? Ушел уже или все ходит кругами, выискивая следы исчезнувших русичей. За то, что он может найти их, Горий не переживал — Белогост наложил на след короткое заклятье для отвода глаз и теперь их мог обнаружить только такой же сильный, как волхв, колдун. Да и то лишь в первый два дня, пока следы навсегда не исчезнут в густотравье.

К вечеру они снова собрались в горнице за столом. Ужинали уже в легких сумерках. Как всегда, разговор завел Несмеян:

— А что, Белогост, на Купала-то куда пойдешь? К нам или в Ураевку?

Горий напрягся, ожидая ответа волхва, и даже перестал жевать немного жестковатый кусок медвежьего мяса. Белогост вытер губы рушником и кинул его на стол:

— Если бы мог, то раздвоился и одновременно сходил бы и в Ураевку, и в Коломны. Сильно помогли нам Миловы. Хорошо было бы должок вернуть. Но вам обещал раньше, да и сыромять пора сдавать — много накопилось. Гривна нужна, подкупить кое-чего по хозяйству надо. Так что к вам пойду.

Горий с трудом сдержал радостную улыбку. Белогост заметил и, отодвинув глиняную миску, сложил кулаки на столе и строго взглянул на потворника:

— А ты зря радуешься. Чтобы туда отправиться, нужно всю сыромять до готовности довести. А ее еще мешок, не меньше.

Горий улыбнулся уже в полный рот:

— Да я ее мигом прикончу. Когда идем?

— Сегодня у нас тритейник*?

— С утра был он. — Несмеян хмыкнул в бороду.

Ведун покосился на него, но ничего не сказал.

— Если бы не дружинники, хоть завтра ушли бы. А так надо подождать, чем их явление закончится. Я так думаю, в осьмицу*, в крайнем случай, на неделе* выйдем. Время у нас пока есть.