Волк и конь
Шрифт:
Возникшее отчуждение сменилось бурным ликованием, когда до англосаксов дошел смысл слов ярла - Утред мак Альпин считался единственным оставшимся соперником Энгрифледы в Британии, а значит и личным врагом каждого кто сидел за столом. Королева ослепительно улыбнулась гостю, снимая с запястья золотой браслет, украшенный драгоценными камнями и протягивая его ярлу. Однако, присев рядом с ним, она негромко произнесла.
– Разве Рогаланд уже вошел в нашу империю?
– Что?
– недоумевающе посмотрел на нее норманн.
– Я ведь не только королева Британии, - пояснила Энгрифледа, - но и жена Редвальда,
– Увы, моя королева, - понизил голос Харальд, - Тюрингия слишком далека, чтобы хоть чем-то внушить мне почтение к ее владыке. Нет, я готов назвать своей королевой только ту, кого я готов видеть на троне рядом с собой.
– Смелые слова, ярл, - покачала головой Энгрифледа, - не боитесь, если они донесутся до ушей Редвальда?
– Не боюсь, - рассмеялся Харальд, - как я и говорил - Тюрингия слишком далеко от нас, чтобы мне ее бояться. Но она далеко и от Британии - и ее король вечно занят войнами: с франками, сарацинами, лангобардами, славянами, аварами...Где ему найти время еще и на то, чтобы защитить этот далекий остров? Кто спасет вас, моя королева, если сюда явится кто-то вроде меня - и уже не с тремя кораблями, а с тридцатью? Только такой же муж, одинаково умелый в бою на суше и на море, сможет вас защитить.
– Ум надобен тем, кто далеко забрел, - сказала Энгрифледа, - гость осторожный, безмолвно внимает — чутко слушать и зорко смотреть мудрый стремится.
Ярл Рогаланда снисходительно усмехнулся про себя: строки из "Речей Высокого" были бы уместны из уст умудренного опытом воина, но никак не от столь молодой девушки, что по чистой случайности носит столь высокий титул.
– Мудрость не помогла бы мне примерно наказать Утреда мак Альпина за непочтение к моей королеве, - сказал он, коснувшись серебряного молота Тора на груди, - и не мудростью, но храбростью и делами, достойными конунга, собираюсь я достичь места трона рядом с бретвальдой.
Энгрифледа готовилась ответить какой-то дерзостью, но все же пересилила себя, мило улыбнувшись гостю.
– Я знаю, что морские короли называют свои драккары "конями моря" - сказала она, - но в Британии надо быть обученными не только морскому, но и конному бою. Мой муж это умеет, что не раз доказал в войнах. Сможешь ли ты превзойти его в этом - оседлав хотя бы моего жеребца? Если тебе это удастся - что же, мы вернемся к этому разговору.
Харальд залпом осушил свой кубок и с громким стуком поставил его на стол.
– Если дело только в этом, - сказал он, - считай, что твоя лошадь уже у меня под седлом.
Несколько дней спустя Энгрифледа отправилась объезжать свои владения перед зимой. Первым она посетила Кент - как вдова и наследница старого короля Этельвульфа она уделяла этому королевству особое внимание. Она накрыла пир в старинном замке, основанном еще римлянами, как маяк, и перестроенным под укрепление уже при Энгрифледе. Здесь же, у подножия белых, как мел скал, и состоялось испытание.
Харальд стоял посреди зеленого луга, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Он уже сбросил кольчугу, одевшись в короткую тунику до середины бедер, шерстяные штаны и кожаные башмаки. Лишь длинный меч по-прежнему свисал с его пояса, хотя он сейчас и не собирался ни с кем сражаться - разве что с женской неприступностью. Время от времени он бросал насмешливые взгляды и на Энгрифледу, что с каменным
лицом подводила могучего черного жеребца с похожей на львиную гривой. Ни седла, ни стремян, ни уздечки на нем не было - еще одно условие, что поставила молодая бретвальда перед норманном. Кроме этих двоих за поединком следили десять самых верных приближенных молодой королевы и трое херсиров с Рогаланда.– Держи, - она хлопнула коня по крупу и тот сделал несколько шагов, подходя к ярлу, - если ты сумеешь укротить Шака, мы вернемся к этому разговору.
– Уж, наверное, твой жеребец не строптивее моего "морского коня" в шторм, - усмехнулся Харальд и, подойдя к животному, ухватился за его гриву, запрыгивая на лоснящийся круп, покрытый короткой шерстью. Харальд и вправду не был опытным наездником, но не собирался показывать это королеве: дернув коня за гриву, ярл ударил его пятками по бокам, заставляя тронуться с места.
Конь вдруг оглушительно заржал и сорвался с места, пустившись бешеным галопом вверх по склону белой скалы. Харальд пинками и криками пытался остановить животное: бесполезно - конь мчался стрелой, даже не думая сбавлять скорости. Харальд глянул вперед и похолодел - взбесившийся скакун нес его прямо к обрыву, явно намереваясь, разбежавшись, спрыгнуть со скалы. Норманн хотел спрыгнуть, но вдруг осознал, что не может этого сделать - он словно прирос или прилип к могучему телу, внезапно оказавшемуся не гладким и сухим, каким оно было вначале, а липким и скользким, словно тело огромной улитки, покрытым на редкость клейкой слизью. Харальд пытался сорвать с пояса меч, чтобы изрубить на куски "ведьминого коня", но конская грива вдруг обернулась клубком шипящих черных змей. Покрытые мелкими чешуйками кольца намертво оплели его руки, приковав его к жуткому зверю. Конь издевательски заржал, поворачивая голову к незадачливому наезднику и Харальд, будучи далеко не робкого десятка, невольно содрогнулся, ибо чудовище, уставившееся на него алыми, словно пламя Муспельхейма глазами, было кем угодно, но не обычной лошадью. В оскаленной пасти блестели острые, похожие на акульи зубы, меж которых плясал раздвоенный язык, а изо лба торчали два острых прямых рога.
Чудовище меж тем достигло края обрыва и, издав жуткий вой, сделало исполинский прыжок. На миг конь словно завис в воздухе – жуткий черный силуэт на фоне усыпанного звездами неба, потом рухнул в разбушевавшееся море. Харальд уже вручал свою душу Одину, готовясь разбиться об острые скалы, но в следующий момент он с громким плеском погрузился в волны. Вокруг взметнулись пузыри и белая пена, над головой норманна сомкнулась черная вода и он уже снова попрощался с жизнью, когда тварь вдруг вынырнула. Чудовище мчалось вперед так же резво, как и скакало по скалам: то ныряя под воду, то взмывая над волнами, оглашая воздух торжествующим ржанием. Харальд едва успевал задерживать дыхание, прежде чем погрузиться в зелено-черную глубину, но когда его легкие начинали разрываться, конь вновь устремлялся к поверхности, даруя всаднику пару спасительных глотков воздуха.
Харальд не знал, сколько времени продолжалась эта безумная скачка, не видел, как чудовище повернуло к берегу - просто в какой-то миг он осознал, что проклятый конь стоит на той же поляне, откуда он начал свой бег. В тот же миг исчезла неведомая сила, приклеивавшая норманна к чудовищу, оплетшие его руки змеи расплелись прядями обычной гривы и, чувствующий себя почти утопленником, ярл мешком повалился на землю, выплевывая воду и слизь из ноздрей. С трудом разлепив глаза, он увидел, как перед ним прошлись стройные ноги в изящных сапожках. Внезапно они оторвались от земли и, подняв голову, Харальд увидел Энгрифледу, запрыгнувшую на проклятое отродье, - выглядевшее сейчас как обычная лошадь, - поудобнее устраиваясь на нем. Послышался шум крыльев и на плечи королевы с громким карканьем опустились вороны.