Волк и семеро козлов

– Вы предлагаете мне это сказать? Хорошо, я это говорю.

Поленьев попытался посмотреть на нее хищно, жестко, но это ему не удалось. Не хватало ему внутренней силы, чтобы психологически подавить эту женщину. Но в любом случае, в руках у него сильные козыри, и Аврора не могла этого игнорировать.

– Значит, вы в курсе, что происходит?

– Я знаю, что ваши дети находятся на острове Стюарт, но что с ними там может происходить, я не в курсе. А что вас беспокоит?

– Да, остров Стюарт… – беспомощно опустила руки Аврора.

О том, что дети находятся на этом острове, кроме нее, могли знать только те, кто выслеживал их и брал в перекрестье снайперского прицела. Поленьев раскрыл карты, и теперь она точно знала, кто угрожает им и от кого зависит их дальнейшая жизнь.

Пока Поленьев направлялся к ней в кабинет, она успела связаться с Татьяной Федоровной и приказала ей закрыться с детьми в доме. Но ведь это так ненадежно. Если Корчаков захочет их убить, он обязательно это сделает.

– Вот видите, угадал.

Поленьев чувствовал ее слабость и питался ею, как вампир кровью, становился все увереннее и наглее.

– Угадал он… А можешь угадать, что с тобой сейчас будет? – не пытаясь скрыть свои чувства, озлобленно посмотрела на него Аврора.

– Мы сейчас решим с вами наш вопрос, и я спокойно уеду в Москву.

– Уехать ты можешь; вопрос, на чем и в каком состоянии…

– На своей машине, живой и невредимый.

– А если нет?

– Ну вы же сами все понимаете.

– Понимаю, – Аврора уронила голову на грудь.

Нельзя в такой ситуации падать духом, но в страхе за детей она с трудом контролировала себя.

– Вы понимаете, что животноводческий комплекс находится в предбанкротном состоянии, и вы не вправе требовать от нас рыночную цену.

Аврора угнетенно вздохнула. Она сама находилась в предбанкротном состоянии, и враг умело этим пользовался. Он предлагает ей унизительный договор, и она должна его принять. Обидно, что действия Поленьева нельзя расценить как шантаж. Ведь дети не похищены, основания для возбуждения уголовного дела нет, а значит, за угрозу их жизни никого не привлечешь. Ни его, ни Корчакова, будь они прокляты…

– И какую цену вы предлагаете?

Поленьев назвал цифру, которая вызывала у Авроры двойственное чувство. С одной стороны, мало, с другой – эти деньги окупали вложенные в дело средства – правда, уже с учетом полученной прибыли. Еще была и упущенная выгода… Но все-таки лучше потерять деньги, чем детей.

Она попыталась выторговать себе отсрочку, чтобы выиграть время, но Поленьев настоял на том, чтобы сделка состоялась немедленно. У него был проект договора; он не возражал против того, чтобы юристы Авроры подкорректировали его, но ее подпись нужна была сегодня. Он понимал, что Аврора могла отправить в Новую Зеландию своих людей, которые и наблюдателя вычислят, и детей из-под удара выведут. Поэтому Поленьев торопился. Аврора решила на первый раз ему не противиться.

Получив свое, Поленьев собрался уезжать. А на прощание предупредил, что ей не стоит делать резких движений. Любая попытка вывести детей из-под удара может закончиться трагедией.

Аврора сокрушенно обхватила голову руками, не зная, что делать. Послать группу охранников на остров Стюарт она могла, но если люди Корчакова смогли выследить ее детей, то и ее ответный ход не останется для них тайной. Их человек уже на острове, он держит детей на прицеле, и вряд ли Татьяна Федоровна с двумя охранниками сможет их обезвредить…

И все-таки она отправила в Новую Зеландию своих людей, но сделала это после того, как на счет ее компании поступила оговоренная в контракте сумма. Сделка состоялась, Корчаков получил свое и теперь, как рассчитывала Аврора, не станет трогать ее детей.

Но вечером того же дня, когда самолет с ее доверенными лицами поднялся в воздух, ей позвонил Поленьев и вежливо сообщил, что компания «Юмис» интересуется агрокомбинатом в Калужской области. А еще он сказал, что в знак доброй воли их представитель встретит ее людей в аэропорту Окленда и поможет им купить билеты на обратный рейс. И не преминул добавить, что руководство «Юмиса» будет очень огорчено, если ее люди не согласятся отправиться домой. Авроре ничего не оставалось, как дать отбой старшему боевой группы. Еще ее утешала слабая надежда, что два охранника, которые находились сейчас на острове с детьми, смогут справиться со своей нелегкой задачей. Пока у них все было спокойно, но в любое время могла случиться беда…

Глава десятая

Ролан шел по коридору, и ему казалось, что вслед за ним следует ведомственная или даже правительственная комиссия – ну, например, по тюремной реформе.

Темно-серая роба на нем новенькая, приятно пахнет хлопчатобумажной тканью, казенное белье тоже только что со склада; матрас уже побывал в употреблении, но вата в нем свежая, упругая, еще не скатавшаяся в комья. Да и сам коридор производил впечатление. Стены выкрашены в приятный светло-оливковый цвет, под ногами теплый дощатый пол, а не холодный бетон, и краска ровным слоем. Обстановка как на корабле, где красится все, что не шевелится.

И контролеры до тошноты вежливые – не толкаются, не грубят, и даже повернуться лицом к стенке просят, а не требуют. Такой порядок и такое отношение к арестантам из разряда чудес, поэтому Ролану и казалось, что за ним следует высокая комиссия, которая все видит и все замечает. А может, за ним наблюдали через видеоглазки, что просматривали коридор вдоль и поперек…

Снова незнакомая камера – на этот раз в тюрьме, куда его направили по этапу. Святогорская тюрьма, куда он так стремился.

Камера просторная, с хорошей вентиляцией, с унитазом в фанерной кабинке, четыре двухъярусные койки с деревянными спинками, стол с двумя скамейками, цветной телевизор, холодильник, платяной шкаф. И полы здесь дощатые, и краской пахло приятно. Здесь не чувствовалось духоты и смрада, и мокрая одежда на веревках не висела. Окно под самым потолком, его закрывала только решетка без всяких ресничек и сеток; солнечный свет сюда поступал щедро, а через вымытые стекла хорошо было видно синее небо в белых пушинках облаков.

Телевизор был подвешен к стене, задней панелью едва не касаясь туалетной кабинки; на койках чинно лежали арестанты и смотрели какой-то боевик. Все они были в домашней одежде, и Ролан почувствовал себя неловко в своей робе.

Телевизор выключился, едва за ним закрылась дверь. С нижней койки у окна поднялся плотного сложения рослый мужчина с квадратной головой и мелкими невнятными чертами лица. Глаза маленькие, зато взгляд жесткий, внушительный, но вовсе не агрессивный. Это он выключил телевизор, и никто не посмел сказать ему слово поперек. Только по одному этому можно было понять, что в камере этот человек имел непререкаемый авторитет. Логика была еще и в другом – у кого пульт, тот и смотрящий.