Волк: лихие 90-е
Шрифт:
Это я сейчас вспоминал, ведь всем этим я не интересовался тогда. Раньше для меня и моих знакомых Крюков был кем-то вроде городской страшилки, что разозлишь братву, придёт страшный пивзавод и всех поубивает. А вот сейчас это реальность.
Пачка для подписей почти уменьшилась. В углу кабинета стоял телевизор-двойка, выключенный. Рядом с ним на стойке лежало несколько кассет. Конечно же, среди них был фильм Крёстный отец, многие бандиты его обожали, как и строить из себя мафиози тех времён.
Дверь открылась, медленно вошёл Душман, хрустя газеткой в руках, и сел
— Это за Студента и помощь ему с теми залётными, — сказал Крюков. — И что увёз его. Мы такое не забываем.
Конверт открытый, видно краешек купюры вечнозелёных американских рублей. Не особо толстая пачка, зато лишней не будет.
Но я пришёл не для этого.
— Но ты явно пришёл не для этого, — Крюков будто читал мои мысли.
Он закрыл колпачок ручки и убрал её в нагрудный карман пиджака. После дотронулся до кнопки селектора на аппарате, стоящем на столе.
— Забери, я закончил, — сказал он.
Секретарша, виляя задом, забрала пачку бумаг и удалилась. Мы остались втроём.
— Не для этого, верно, — ответил я. — Хочу поговорить насчёт зала.
— Я пробивал эту тему недавно, — Крюков поднялся и подошёл к окну. — Но не лез. Родионов сам пытался чего-то там изобразить, но лажал. А вот потом объяснил, что у него там продумано. Всё рассчитано, и место удачное, лучше старого. Более просторное, да и подтянутся другие люди, более обеспеченные. Больше места, больше прибыли.
— Значит, хочешь так просто забрать зал? — спросил я.
— А что такого? — Крюков пожал плечами. — Это место всё равно кто-нибудь займёт. Не я, так кто-то другой, не сегодня, так завтра. Тем более, Родионов рассчитал компенсацию.
— Не компенсация, а смех.
— Это всё детали. Я тут, знаешь ли, не меценат, я бизнесмен, — Крюков вернулся за стол. — А это выгодная для меня сделка.
— Ты же сам учился в этом зале, — сказал я. — И те, кто с тобой был в самом начале, тоже.
— Во-первых, ты слишком дерзкий, — Крюков поморщился. — Не забывайся, Волков. То, что мы когда-то ходили в один зал, не делает тебя моим другом. Я говорю с тобой только из-за сегодняшнего случая с теми киллерами, иначе бы не пустил на порог. Во-вторых, всё равно уже все из той группы погибли, кто вместе был со мной. А времена меняются. Кто этого не понимает — тот кормит червей в земле.
Он говорил вежливо, не повышая голос. Но уже чувствовалось раздражение. Ещё немного, и он меня прогонит, тогда зал будет потерян.
Думаю, поэтому Семёныч и не хотел к нему идти, знал, что не поможет. Что после раздумий Крюков вполне мог отобрать зал себе для этой же цели. Он же не крёстный отец из фильма со своей честью, а влиятельный бандит, который решил потратить на меня несколько минут своего времени.
— И что, нет никаких альтернатив? — спросил я. — Кроме как забрать зал у Семёныча?
— Предложи другое место где-нибудь рядом, такое же удобное, — он посмотрел на часы. — А теперь, если ты не возражаешь…
— Ещё несколько минут, — я посмотрел
ему в глаза. — Времена меняются, ты прав, Игорь. А скоро изменятся ещё сильнее. Всё будет иначе. Без всех этих разборок.— Мне это говорил один мой знакомый в Москве, из афганцев, — Крюков усмехнулся. — Я прошлой осенью туда ездил. Он тоже сказал, что разборок уже не будет, а потом поехал на Котляковское кладбище… слышал же, что тогда случилось?
— Слышал. Я не про это. Всё это не будет продолжаться вечно, — я сел поудобнее. — Банды появляются и исчезают, кто-то легализуется, кто-то умирает, кто-то идёт во власть. Сами власти, наконец, возьмутся за всё, что упустили. Сначала запретят торговать нелегальной водкой, потом сигаретами. А потом вообще закроют игровые автоматы и казино.
— А это ты же тогда ставил на Тайсона? — Душман впервые что-то произнёс. — Вернее, против него.
— Да. Знал, что делал тогда, знаю и сейчас. Поменяются власти, кто-то умрёт, кто-то уедет, кто-то займёт новые места. Но те, кто не смогут адаптироваться к новым временам, исчезнут. Вот закроют этот зал с автоматами, что тогда? Магазин там будет? Рынок? А могла бы остаться спортивная секция с новыми тренажёрами.
— Ты ещё меня хочешь на это развести? — Крюков усмехнулся. — Слушай, ты конечно, интересный человек, но…
— Ещё минута. Вопрос в том, кто сможет адаптироваться к новым временам, а кто нет. Представь себе, когда власти возьмутся, за всю эту нелегальщину, за братков, кем ты будешь?
Я кивнул на календарик с его портретом, который висел на стене. Крюков и Душман тоже посмотрели туда. Потом глянули на бутылку водку.
— Вот кем? Крюковым с пивзавода? Или Игорем Ивановичем, бизнесменом и политиком, который занимается обустройством города, развитием спорта и помощью детям, и всем прочим? Знаешь, ведь люди часто помнят только последнее. Если это последнее было хорошим, то и ты будешь считаться хорошим. А если события были плохими, то и запомнят только их, неважно кем ты был до этого.
Я уже дерзил и вполне был в шаге от того, чтобы Душман свистнул своих головорезов. Но Крюков ему этого сигнала не давал. Он изучал меня взглядом и молчал.
— От зала ты не отступишься, — заканчивал я. — И пусть. Но дай другие условия, не выгоняй старика на улицу. Не надо уничтожать его дело, он держится за него, другого у него нету. Он же учил и тебя и меня держаться до последнего и драться, будто чуял, что потом будет. И это пригодилось всем нам. А вот сделаешь правильно, это запомнят, как надо.
Стало тихо, только кондиционер гудел, гоняя прохладный воздух. На улице проехал грузовик, наверняка, с пивом. А может, и чем-то запрещённым. Кто-то снаружи смеялся, пересказывая анекдот. Секретарша стучала по клавиатуре, слышно через неплотно закрытую дверь.
— Я своих решений не меняю, — сказал Крюков через несколько секунд. — Но смысл в твоих словах есть. Завтра устроим вам стрелку с Родионовым и Фроловым, обсудите это дело. Я хочу получить зал, потому что пока эти залы никто не закрывает и не собирается, а деньги с них идут хорошие. Но…