Волк равнин. Повелители стрел

Юрты олхунутов напоминали юрты племени Тэмучжина, но были не такого грязно-белого цвета. Лошади стояли в огромных загонах рядом с жилищами. Их было так много, что и не пересчитать. Коровы, козы и овцы паслись на холмах, и, судя по их количеству, олхунуты процветали. Да и само племя было многочисленным. Правду говорил Есугэй. Тэмучжин увидел мальчишек – ровесников его братьев. Они носились на лошадях вокруг улуса. У каждого был маленький лук, и целились они как будто в землю, постоянно при этом переругиваясь и смеясь от радости. В эти минуты Тэмучжину остро захотелось, чтобы Хасар и Хачиун были рядом.

Его двоюродный брат Коке спешился, бросил поводья худенькой женщине с лицом морщинистым, как осенний лист. Тэмучжин с Есугэем тоже спешились. Их коней увели, чтобы напоить и накормить после долгой дороги. Остальные всадники разбрелись по улусу. Одни отправились в свои юрты, другие подошли к сородичам, чтобы обменяться новостями. Чужаки в племени не были обычным делом, и Тэмучжин чувствовал на себе взгляды сотен людей, пока Коке вел двоих Волков сквозь толпу в юрту отца.

Есугэй недовольно хмыкнул, так как ему пришлось идти позади какого-то юнца. В отместку хан вышагивал медленно, останавливался и рассматривал узоры на юртах менее знатных семей. И Коке был вынужден ждать, пока гости удовлетворят свое показное любопытство, иначе они остались бы далеко позади. Тэмучжин внутренне ликовал: отец и в чужом племени явил всем, кто тут главный. Он не спешил за младшим. Нет, он вел себя так, чтобы всем стало понятно: высокие гости осматривают олхунутские жилища. Есугэй даже заговорил с парочкой простых воинов, но не задавал вопросов, а лишь бросал короткую похвалу или делал небольшое замечание. Олхунуты смотрели на двоих Волков, и Тэмучжин знал, что отец наслаждается затаенной злобой чужого племени не меньше, чем жаркой битвой.

Когда они наконец подошли к юрте с ярко-синей дверью, Коке уже кипел от злости, хотя и сам не мог понять почему.

– В добром ли здравии твой отец? – спросил Есугэй.

Молодой человек вынужден был остановиться, хотя уже собирался войти в юрту.

– Он силен, как всегда, – отвечал Коке.

– Скажи ему, что я здесь, – кивнул Есугэй и ласково посмотрел на племянника.

Коке покраснел и поспешил скрыться в темноте юрты. Есугэй и Тэмучжин остались вдвоем, хотя вокруг было полно чужих глаз и ушей.

– Прояви уважение, когда войдем, – прошептал Есугэй. – Эти семьи тебя не знают. Они отметят все твои промахи и не обрадуются.

– Понял, – ответил Тэмучжин и, едва шевельнув губами, спросил: – Сколько зим моему двоюродному брату Коке?

– Тринадцать или четырнадцать.

Тэмучжин посмотрел на отца с любопытством:

– Значит, он живет только потому, что ты попал стрелой его отцу в бедро, а не в сердце?

– Я не в бедро целил, – пожал плечами Есугэй. – Хотел его убить, но другой брат Оэлун уже метнул топорик, и у меня не было времени, чтобы прицелиться.

– Он тоже здесь? – огляделся по сторонам Тэмучжин.

– Разве что башку себе приставил, – усмехнулся Есугэй.

Тэмучжин молча обдумывал его слова. У олхунутов нет причин любить его отца, зато для ненависти причин много. Однако именно к олхунутам Есугэй посылал сыновей за женами. Уверенность, которую Тэмучжин чувствовал среди людей своего племени, быстро улетучивалась. Он вдруг ощутил себя одиноким и испуганным мальчишкой. Однако ему удалось взять себя в руки. В конце концов, выдержал же Бектер целый год среди чужих. Убить не убьют, а все остальное стерпеть можно, в этом Тэмучжин был уверен.

– Почему он не выходит? – прошептал он отцу.

Есугэй хмыкнул, оторвав взгляд от молодой олхунутки, доившей неподалеку коз.

– Он заставляет нас томиться в ожидании, потому что хочет меня обидеть. Он заставил меня ждать и два года назад, когда я привез Бектера. Не сомневаюсь, что так будет и тогда, когда мы с Хасаром приедем сюда. Он дурак. Ну да все шавки лают на волка.

– Тогда зачем ты вообще к нему поехал? – еще тише спросил Тэмучжин.

– Меня охраняют кровные узы. Им не нравится привечать меня, но так они оказывают почтение твоей матери. А я в свою очередь выполняю свой отцовский долг. У моих сыновей должны быть жены.

– Ты будешь встречаться с их ханом? – поинтересовался Тэмучжин.

Есугэй отрицательно покачал головой:

– Если увижусь с Сансаром, то он будет вынужден давать мне кров и женщин, пока я здесь. Ему придется устроить для меня охоту, как сделал бы и я, будь он гостем Волков.

– Он тебе нравится, – сказал Тэмучжин, вглядываясь в лицо отца.

– Он честный мужчина и другом мне не прикидывается. Уважаю его. Если решу угнать его стада, то оставлю ему несколько овец и пару женщин, а может, даже лук и хорошую одежду, чтобы не страдал от холода.

Есугэй улыбнулся и снова уставился на девушку, доившую блеющую козу. Тэмучжин подумал: а знают ли они, что волк уже среди них?

Внутри юрты было темно, пахло бараниной и потом. Тэмучжин низко пригнулся, чтобы пройти под притолокой. Ему впервые пришло в голову, насколько беззащитен человек, вступающий в дом другой семьи. Может, у этой двери есть и другое назначение, кроме как не пускать непогоду в дом?

В юрте стояли резные деревянные лежанки, посередине была маленькая жаровня. Тэмучжину с первого взгляда почему-то не понравилась обстановка, однако его острые глаза заметили отличный лук на дальней стене – с двойным изгибом, усиленный роговыми накладками и с жильной тетивой. Интересно, удастся ли ему потягаться в стрельбе с олхунутами? Если целый год он не сможет прикоснуться к оружию, то утратит искусство, наработанное с таким трудом.

Коке стоял, почтительно склонив голову. Навстречу Есугэю поднялся человек, чтобы поприветствовать гостей. Он был на голову ниже хана Волков.

– Я привез тебе другого сына, Энк, – сказал, как требует обычай, Есугэй. – Олхунуты нам друзья и оказывают Волкам честь, давая им сильных жен.

Тэмучжин с восхищением рассматривал своего дядю. Брат его матери. Странно думать, что она выросла в этой самой юрте, может, ездила вокруг верхом на баране, как это любят делать дети.

Энк был строен, как копье. Кожа плотно облегала кости, и на бритом черепе были хорошо видны все шишки и углубления. Даже в темноте юрты он блестел от жира, и лишь одна густая седая прядь свисала с его темени между глаз. Взгляд, которым Энк одарил Тэмучжина, не был ласковым, однако олхунут приветственно пожал Есугэю руку, и жена его подала соленый чай, чтобы гости освежились.

– Здорова ли моя сестра? – спросил Энк, когда воцарилась тишина.

– Она подарила мне дочь, – ответил Есугэй. – Может, в один день ты пришлешь ко мне сына.

Энк кивнул, хотя эта мысль вряд ли была ему по душе.

– Пришла ли кровь к той девушке, что ты выбрал для моего старшего сына? – поинтересовался Есугэй.

– Ее мать говорит, что нет еще, – поморщился Энк. – Она приедет, когда будет готова.

Казалось, он хотел сказать что-то еще, но передумал, закрыл рот и сжал губы с такой силой, что складки вокруг рта углубились.

Тэмучжин уселся на краю лежанки, незаметно оценив прекрасное качество одеял. Когда поднесли чаю, он, помня о том, что говорил отец, принял пиалу правой рукой, левой поддерживая правый локоть, как того требовал обычай. Ни один олхунут не сможет попрекнуть его за поведение.

Все расселись и в полном молчании выпили чаю. Тэмучжин начал было расслабляться.

– Почему твой сын меня не приветствует? – хитро спросил Энк Есугэя.

Отец нахмурился в ответ, а Тэмучжин снова напрягся. Он отставил пиалу и встал. Энк тоже встал, и мальчик с удовольствием обнаружил, что они одного роста.