Волк с Уолл-стрит

Вот почему я теперь так сильно опаздывал (точнее — опаздывал на пять с половиной часов) и в очередной раз был полным дерьмом в глазах моей преданной и любящей второй жены Надин. Она была настоящая праведница и при этом — мастерица драться. Меня она избивала неоднократно.

Может быть, вы как-нибудь видели Надин по телевизору: это та самая сексуальная блондинка, что гуляла по парку с фрисби и собачкой в рекламе пива «Миллер лайт», которую крутили во время «Футбола по понедельникам». Она в этом ролике почти ничего не говорит, но это никого не волновало. Всю работу за нее делали ее ноги, ну и еще ее попа — даже более круглая, чем бывает у пуэрториканок, и такая упругая, что от нее прямо монетки отскакивали. Как бы то ни было, мне вскоре предстояло испытать на себе праведный гнев Надин.

Я сделал глубокий вдох и постарался прийти в себя. Теперь я чувствовал себя вполне прилично. Я сказал в переговорное устройство, что готов снова взять на себя управление вертолетом. Мой капитан Губка Боб Квадратные Штаны был в этом не совсем уверен и выглядел слегка взволнованным, поэтому я улыбнулся ему своей лучшей улыбкой и сказал в микрофон несколько подбадривающих слов:

— Чуак, ы поуишь адбау за ужу в осоо оасых уовиах! — разумеется, я имел в виду: «Чувак, ты получишь надбавку за службу в особо опасных условиях».

— Круто! — ответил капитан Марк, передавая мне управление. — Не забудь мне напомнить, когда придет время ее получать. Если, конечно, нам сегодня удастся приземлиться.

Он безнадежно покачал своей квадратной головой и добавил:

— Ты бы лучше закрыл левый глаз перед посадкой. Тогда двоиться не будет.

Этот квадратный капитан был очень толковым парнем и хорошим профессионалом — и, кстати, он тоже не дурак повеселиться. Поэтому он не только был единственным лицензированным пилотом в кабине вертолета, но еще и капитаном 167-футовой моторной яхты «Надин», названной в честь моей вышеупомянутой жены.

Я радостно поднял вверх оба больших пальца, чтобы показать капитану, что я готов к посадке. Потом осмотрелся и попытался понять, где я, собственно, нахожусь. Прямо перед собой я видел полосатые красно-белые трубы Рослина — пригорода, населенного богатыми евреями. Эти трубы означали, что я приближаюсь к центру Золотого берега острова Лонг-Айленд, где, собственно, и находится мой Олд-Бруквилл. На Золотом берегу неплохо жить — особенно если вам нравятся белые англосаксонские протестантские девушки из старинных благородных семей и скаковые лошади, которые стоят немереных денег. Я лично не уважаю ни тех ни других, но каким-то образом оказался владельцем табуна лошадей, приобретенных за безумные деньги, и постоянно пребывал в окружении целого табуна белых англосаксонских протестанток с голубой кровью, которые, очевидно, считали меня чем-то вроде молодого еврейского циркача.

Я взглянул на альтиметр. Вертолет находился на высоте триста футов и стремительно мчался вниз под углом градусов в тридцать. Я покрутил шеей, словно профессиональный боец, выходящий на ринг, и начал спускаться еще круче, пронесся над полем Бруквильского гольф-клуба, резко подал штурвал вправо, чуть не задел пышные кроны деревьев на Хеджманс-лэйн и, наконец, нацелился прямо на лужайку позади моего особняка.

Изо всех сил нажимая на педали, я сумел добиться того, чтобы вертолет завис на высоте примерно двадцать футов над землей, а затем попытался совершить посадку. Чуть-чуть левую педаль, чуть-чуть правую, чуть меньше тяги, чуть-чуть штурвал от себя… и тут вертолет вдруг с шумом свалился на лужайку, подскочил и снова взлетел.

— О чет! — промычал я, видя, что мы стремительно набираем высоту, запаниковал, навалился на штурвал, и вертолет тут же снова полетел вниз, как булыжник в воду. А затем вдруг БАХ! — и мы приземлились.

Я снова покрутил шеей. Вот это было круто! Пусть эту посадку нельзя было назвать идеальной, ну и что с того? Я повернулся к своему дорогому капитану и отчетливо произнес:

— Чуак, я молодес, молодес я, чуак?

Капитан Марк склонил голову, его прямоугольные брови поднялись на самый верх квадратного лба, как будто он собирался сказать: «Ты что, идиот, совсем свихнулся?» Но затем он медленно кивнул и изобразил на лице кривую улыбку:

— Молодец, чувак. Должен это признать. Ты ведь не забыл закрыть левый глаз?

Я закивал.

— Эсо посто колдоство, — бормотал я, — ты крусой!

— Хорошо. Я рад, что ты так думаешь, — хмыкнул капитан. — Ну, мне в любом случае надо уматывать отсюда, пока нас не поймали. Хочешь, я позвоню охране, чтобы они тебя проводили до дома?

— Нет, все в порядке, чуак, все в порядке.

После этого я отстегнул ремень безопасности, в шутку отдал честь капитану Марку, открыл дверь кабины и нечаянно вывалился наружу. Потом я встал, повернулся, закрыл дверь кабины и два раза постучал по ней, чтобы показать капитану, что я не забыл ее закрыть, и почувствовал от всего этого огромное удовлетворение — насколько человек в моем состоянии вообще может что-нибудь чувствовать. Потом я снова развернулся и побрел к дому, прямо в центр тайфуна «Надин».

Вокруг все было великолепно. Небо было покрыто бесчисленными яркими звездами. Было необычно тепло для декабря. Дул легкий ветерок, и воздух был полон земляного, лесного запаха, напоминавшего мне о детстве. Я вспомнил ночи в летнем лагере. Вспомнил своего старшего брата Роберта, который недавно перестал со мной общаться, потому что его жена пригрозила подать на одного из моих приятелей в суд за сексуальные домогательства, а я после этого пригласил Роберта в ресторан, нажрался до соплей и назвал его жену «задницей». Но все равно вспоминать о Роберте было приятно: это были воспоминания о куда как более простом периоде моей жизни.

До главного здания моего поместья оставалось около двухсот ярдов. Я глубоко вдохнул, наслаждаясь окружающими ароматами. Как здесь прекрасно пахло! Здесь всюду была высажена бермудская трава! А как сильно пахли сосны! А сколько вокруг раздавалось нежных звуков! Бесконечный треск цикад! Таинственное уханье совы! Как журчит вода, вытекающая из пруда и падающая вниз искусственным водопадом!

Я купил это поместье у председателя Нью-Йоркской фондовой биржи Дика Грассо и затем вложил несколько миллионов в различные усовершенствования — и большинство этих денег утекло в этот дурацкий пруд и искусственный водопад, а остальное было потрачено на ультрасовременное помещение для охраны и систему безопасности. В домике охраны двадцать четыре часа в сутки дежурили двое вооруженных телохранителей, и обоих звали Рокко. Там были установлены ряды телевизионных мониторов, на которые передавалось изображение с двадцати двух камер видеонаблюдения, расположенных по периметру поместья. Каждая камера была соединена с датчиком движения и прожектором, так что кольцо безопасности получалось совершенно непроницаемым.

Размышляя об этом, я вдруг ощутил сильнейший порыв ветра и обернулся, чтобы посмотреть, как вертолет улетает в темноту. Затем сделал несколько маленьких шажков назад, потом маленькие шажки сменились большими шагами, а потом… О черт! Что делать! Я сейчас свалюсь в грязь! Я развернулся и сделал два огромных шага вперед, вытянув руки, словно большие крылья. Я несколько раз споткнулся, словно потерявший равновесие конькобежец, пытающийся найти центр тяжести. А затем вдруг… ослепительная вспышка света!

— Какого черта! — я закрыл руками глаза, защищаясь от резкого света прожекторов. Похоже, я наступил на один из датчиков движения и теперь попался в лапы своей собственной системы безопасности. Свет был совершенно невыносимым: ведь у меня из-за наркоты зрачки были размером чуть ли не с блюдце.

И, наконец, последнее унижение: мои элегантные модные туфли из крокодиловой кожи заскользили, я опрокинулся навзничь и грохнулся на спину. Через несколько секунд прожектор погас, я медленно отвел руки от глаз и прижал ладони к мягкой траве.